Не забывать никогда

Похоже, у нее наконец закралось сомнение в собственной правоте.

— Не знаю. Только я вижу, что ты все придумал, и это все объясняет. Почти все… К тому же ведь это отличная байка, разве нет?

Отличная байка?

Я в изумлении смотрел на нее.

— Подумай, Джамал. Если нет трупа Магали Варрон, значит, не было изнасилования. И обвинения в убийстве. У жандармов против тебя ничего нет! Ты самый настоящий параноик. Думаю, ты еще и присочинил чуток, чтобы половчее меня закадрить…

В ее тоне я не услышал ни единой нотки юмора.

— Черт возьми, Мона, что я, по-твоему, делал в жандармерии в тот день, когда мы столкнулись с тобой возле автомата для кофе?

— Не знаю. Может, тебя вызвали как свидетеля по какому-нибудь другому делу…

Она нарочито замолчала. Часы продолжали равномерно тикать.

Внезапно я понял.

Ясно увидел оборотную сторону пазла, который сложила Мона.

Я не случайно придумал Магали Варрон. Ее лицо, ее изнасилование, красный шарф вокруг шеи, скалы Ипора.

Я описал сцену, которую уже однажды пережил!

Именно об этом и подумала Мона. Жандармы из Фекана вызвали меня как свидетеля по делу десятилетней давности: по делу об убийстве Морганы Аврил. Я все перепутал. Смешал прошлое с выдуманным настоящим.

Я сошел с ума…

Прежде чем окончательно соскользнуть в бездну, я попытался зацепиться за последние шероховатости:

— А эти письма? — спросил я Мону, указывая на разложенные по столу коричневые конверты. — Разве я сам себе их прислал?

Она подошла ко мне и положила руку на плечо.

— Нет, Джамал. Нет. Но, возможно, кто-то заинтересован в том, чтобы ты вспомнил подробности дела Аврил–Камю. Это вполне объясняет…

Стряхнув с плеча ее руку, я заорал:

— Чтобы я вспомнил? О чем? Я никогда не слышал об этом деле! Я вообще узнал о нем только на этой неделе!

Мона спрятала руки в рукава свитера, и я тотчас пожалел о своем крике. Я не знал, что делать. Не знал, виновен я или нет. Неожиданно мне захотелось плакать. Разрыдаться как ребенок.

— Я… я не имею никакого отношения к этой истории, Мона. Меня хотят заставить расплачиваться за другого. Выставить меня психом. Если ты бросишь меня, они своего добьются…

Отведя взгляд, Мона посмотрела на часы.

22 часа 10 минут.

— Одна ночь, Джамал! Я даю тебе одну ночь, чтобы убедить меня. Как только над скалами взойдет солнце, ты идешь сдаваться в полицию.

— Значит, я могу изложить свой план сражения?

— Разумеется.

— Кроме Пироза и его жандармов, подтвердить, что я не придумал самоубийство Магали Варрон, могут только два человека. Кристиан Ле Медеф и Дениза Жубан.

— Ты их уже спрашивал.

— Да, Ле Медеф все подтвердил, но потом исчез. Или его заставили исчезнуть. Мы вернемся к ним, к ним обоим, и ты сама поговоришь с ними — о чем захочешь.

— Среди ночи?

— Да.

— А жандармы? Ты рискуешь нарваться на них в Ипоре.

— Жандармы, которые идут за мной по пятам? А ты, случайно, сама не сбрендила?

Мона расхохоталась. Ее губы коснулись моих.

— Надеюсь, ты позволишь мне заварить чай?

Глядя, как она идет на кухню, я крикнул ей вслед:

— Раз я получил право на защиту, значит, я могу сделать звонок другу?

— Что ты сказал?

— Есть еще один след, но я по нему не пошел. Табличка с цифрами, которую я видел у Пироза и Ле Медефа. В Интернете невозможно найти, что это значит, тем более в связи с делом Аврил–Камю. Но в клинике «Сент-Антуан» у меня есть приятель, он настоящая ходячая энциклопедия. Его зовут Ибу. Вдруг он…

— Ты прав. Звони своему ученому другу, ведь доктора с диссертациями по экспериментальной химии — сплошные болваны!

Ибу ответил почти сразу. Я быстро прервал его вопросы о подготовке к марафону вокруг Монблана, о погоде в Нормандии и попытку рассказать последние сплетни.

— У тебя есть минутка, Ибу? Ты ничего не выиграешь, но можешь помочь мне не проиграть по-крупному…

Я описал табличку и назвал цифры, полагая, что речь идет о шифре, код которого не поддается разгадке.

2/2 | 3/0

0/3 | 1/1

В ответ услышал громовой хохот.

— Проще простого, зайчик мой. Все это знают! Квадрант дилеммы заключенного.

— Что?

— Дилемма заключенного! Это своего рода теорема, выведенная из теории игр.

Я включил на громкую связь, чтобы Мона тоже могла слышать.

— Теорема очень проста. Представь, что двое грабителей, совершивших, например, вооруженное ограбление, задержаны полицией и их допрашивают раздельно. Каждый задержанный, если, не хочет сознаваться, может выбрать одно из двух: либо молчать, либо предать своего сообщника. Если он предает сообщника, его отпускают, а приятель получает по полной. Но проблема в том, что ни один из задержанных не знает, как поступит его подельник…

— Ибу, я ничего не понимаю. Что за теория и при чем тут твоя история?

— Сейчас объясню. Представь себе, что мы формализуем нашу задачу с помощью цифр, которые, например, обозначают, срок заключения. Это знаменитый квадрант. Если оба арестованных молчат, им вменят что смогут и каждому дадут не более года тюрьмы. Если оба начинают предавать друг друга, обоих признают виновными и каждый получит по два года.

— А зачем жандармы допрашивают их по отдельности?

— Индивидуальный интерес должен возобладать над коллективным. Если первый задержанный предает второго, в то время как второй его выгораживает, с первого снимаются обвинения, а второй получает по полной, три года тюряги за своего приятеля, который выходит на свободу.

— Черт возьми, Ибу, неужели ученым платят за то, чтобы они выдумывали подобную чепуху?

— Еще как! Особенно одному американцу. Роберту Аксельроду. Он объявил конкурс на создание уравнения, позволяющего получить максимальный выигрыш в игре дилемма заключенного.

— А в нее можно играть?

— Да. Вдвоем. Вдесятером. Даже сто человек зараз. Правило самое простое, какое только можно придумать: ты предаешь или начинаешь сотрудничать. Ты втайне делаешь свой выбор, а потом сравниваешь выбор других игроков и считаешь очки.

— И дальше? Что значит эта волшебная формула?

— Согласно Аксельроду суть ее заключена в трех словах. Сотрудничество — взаимность — прощение. Поясняю: ты предлагаешь другому игроку сотрудничество. Если он врет тебе и предает, впоследствии ты нанесешь свой удар, также предав его. Затем ты снова предлагаешь сотрудничать. Согласно Аксельроду это золотое правило, на основании которого строятся любые типы взаимоотношений между человеческими индивидами.

— Ну уж нет!

Я не видел никакого соотношения между этой дурацкой теорией, делом Аврил–Камю и самоубийством Магали Варрон. Почему Пироз и Ле Медеф написали на листке цифры этой дилеммы?

На несколько секунд я задумался.

— Поправь меня, если я ошибаюсь, Ибу, но это решение Аксельрода работает только в том случае, если игроки несколько раз играют друг против друга. Насколько я могу сделать вывод, основной принцип заключается в том, чтобы не дать себя обмануть два раза подряд. Но если ты играешь всего одну партию, решающую, то лучше всего пробудить доверие того, с кем играешь, а затем предать его, точно?

— Ты все прекрасно понял, дружочек!

Нажимая отбой, я чувствовал, что ни на шаг не продвинулся к цели. Очевидно, дилемма заключенного не вдохновляла и Мону. Возможно, я сам выдумал эту последовательность цифр и сам нацарапал их…

Она сунула в пластиковый пакет коробку сухого печенья, вытащила термос и включила кофеварку.

— Со вчерашнего дня тебе вряд ли удалось поспать больше двух часов. Следи за кофе, а я пойду переоденусь.

Внезапно я задался вопросом, где в этом доме она собирается найти сухую женскую одежду, но она не оставила мне времени на размышления. Нервно растягивая свитер, она произнесла:

— Мне нужно знать, Джамал. Это важно… — Она так сильно потянула вязаное полотно, что деформировались петли. — Десять лет назад ты уже… — Серый свитер превратился в решетку, прикрывавшую ее обнаженное тело, словно шкура зебры. — …еще передвигался на собственных ногах?