Страница 4 из 82
Тоже мне, спортивный… Никто не знает, что, когда он по четвергам бегал со мной пятнадцать километров от парка Ла-Курнев до леса Монморанси, в последнем стремительном рывке я каждый раз обгонял его на полкруга.
Ибу похлопал меня по руке.
— Я слышал, что сказал этот идиот, как он нес чушь по поводу лыж. Но шутки в сторону, Джам, ты едешь на каникулы?
Повернувшись к афише с Монбланом, он сверлил взглядом фото вечных снегов и ледников.
— В Ипор. И это благодаря тебе.
— В Ипор? Вау! А там беговые дорожки есть?
— Это в Нормандии, толстяк. Возле Этрета. Перепад высоты на десяти километрах может доходить до тысячи метров. Но ни снега, ни подъемников…
Присвистнув, Ибу обратился к женской аудитории:
— Наверняка этот скрытник Джамал не сказал вам, что он спортсмен высокого класса! Этот упрямец отказывается соревноваться по паралимпийским дисциплинам и приносить в клинику Сент-Антуан успех, славу и медали. Он вбил себе в голову стать первым одноногим, который пересечет финишную линию ультрамарафона вокруг Монблана.
Я почувствовал, как взгляды всех женщин немедленно устремились на меня. Как и положено заботливому приятелю, Ибу не угомонился:
— Самая тяжелая дистанция в мире. А наш малыш не боится, а?
Девушки переводили взгляд с меня на сине-белый плакат и обратно. Я же устремил свой взор к высоте более трех тысяч метров. Ледник Мер-де-Глас. Валлорсин. Канатная дорога Агюль-дю Миди. Ультрамарафон вокруг Монблана — это сто шестьдесят восемь километров пешеходной тропы, сорок шесть часов пробега… На одной ноге. Способен ли я на такой подвиг? Выложиться полностью, забыть о боли? Медсестры уже сочувствовали, на глаза наворачивались слезы. Мне показалось, что я стал розовым, как поросенок. Я уставился на стену, покрытую грязной белой штукатуркой, словно среди следов плесени и ржавчины, стекавшей с потолка, надеялся обнаружить чьи-то невидимые следы.
— К тому же Джам — холостяк, — продолжал Ибу. — Неужели никто из вас не хочет сопровождать его? Поехать с ним в Ипор, блин!
И он подмигнул мне. Я весь напрягся.
— Давайте, девушки… — не унимался Ибу. — Требуется всего-то одна волонтерка! Неделя, о которой можно только мечтать! Составьте компанию олимпийскому чемпиону и станьте его половинкой.
Спасибо тебе, Ибу. Я внутренне подобрался, словно на тренировке.
— Кроме шуток, девушки. Но потом вы мне его вернете.
3
Забыть о боли?
Вытянувшись на ложе из гальки, у моих ног лежал труп.
Из-под головы медленно текла кровь, словно чья-то невидимая рука вытягивала из-под нее кусок красного шелка, алую волну, которая нашла себе дорогу и по пологому скату заструилась к морю.
Даже мертвая, незнакомка была невероятно хороша. Черные как смоль волосы, накрывшие холодное бледное лицо, напоминали водоросли, прилепившиеся к гладкой скале после очередного отлива. Теперь тело девушки уподобилось обломку скалы, который трудолюбивое море станет обтачивать до тех пор, пока оно не растворится в окружающем пространстве.
Я отвел взгляд от тела и стал изучать известняковую стену. Она высилась прямо передо мной. С тех пор как я обустроился в Ипоре, то есть три дня назад, здешний скалистый берег еще ни разу не казался мне таким величественными. Потоки глины, стекавшие с лужаек, не видные с берега, но угадывавшиеся наверху, сплетались со следами ржавчины, сырости и грязи. Мне казалось, что я стою перед стеной гигантской тюрьмы, созданной богами, чтобы запереть в ней людей. Пытаться убежать оттуда, спрыгнуть сверху означало расстаться с жизнью.
Я посмотрел на часы.
8 часов 28 минут.
Прошло меньше четверти часа, как я вышел из «Сирены» и отправился на ежедневную тренировку. Я вспомнил советы хозяина гостиницы.
Будь осторожен, Джамал, на утесе трава будет скользить.
Потом вспомнил о красном шарфе, зацепившемся за проволоку, об овцах, о бункере… Картины сменяли одна другую. С поразительной навязчивостью. Я снова видел девушку в разорванном платье, стоявшую над краем пропасти, слышал ее последние слова: «Не приближайтесь. Вы не можете понять…», видел безмерное отчаяние, промелькнувшее в ее взгляде, прежде чем она шагнула в пустоту, сжимая в руке кашемировый шарф «Берберри», который я ей бросил.
После стремительного спуска с высокого берега сердце мое все еще колотилось так, словно я мог примчаться на пляж раньше и подхватить ее на руки. Спасти ее.
Смешно.
— Я видел, как она упала, — произнес у меня за спиной низкий голос.
Субъект в коричневой кожаной куртке. Медленно, волоча при ходьбе ноги, он подошел к телу с таким видом, словно этот несчастный случай давно сидит у него в печенках.
— Я слышал, как вы кричали, — продолжил он все тем же усталым голосом. — Я обернулся и увидел, что девушка камнем падает вниз.
На лице его появилось выражение отвращения, видимо, обозначая, что он видел, как тело разбилось, ударившись о каменистый пляж. Он прав: когда девушка прыгнула с обрыва, я закричал, устремив взор в пустое небо. Весь Ипор наверняка это слышал.
— Она не упала, — счел нужным уточнить я. — Она прыгнула.
Субъект промолчал. Интересно, понял ли он суть этого тонкого различия?
— Бедная девочка! — вздохнула подошедшая справа женщина.
Она была третьим свидетелем трагедии. Позднее я узнал, что ее зовут Дениза. Дениза Жубан. Она, как и мужчина в коричневой кожанке, оказалась на пляже раньше меня, метров на сто дальше от места падения. Я мчался, как сумасшедший, и в конце этой спринтерской дистанции прибыл на несколько секунд раньше, чем она. На Денизе были толстые желтые носки, торчавшие из голенищ высоких пластиковых сапог и терявшиеся под подолом светло-коричневого платья и серого плаща. Она прижимала к себе собачку породы ши-тцу, одетую в бежевый свитер с красными полосками, напомнившими мне полосатые одежки персонажей комиксов «Найди Чарли».
— Тише, Арнольд, — прошептала она на ухо песику и вздохнула. — Такая красивая девушка… а вы уверены, что она сама прыгнула вниз?
Ход мысли Денизы мне совершенно не понравился.
Разумеется, она сама прыгнула вниз.
Затем я поймал себя на мысли, что являюсь единственным свидетелем самоубийства. Двое других свидетелей гуляли по берегу, смотрели на море и обернулись, лишь услышав мой крик.
Что же хотела сказать Дениза? Что произошел несчастный случай?
Выражение глубочайшего отчаяния на ангельском лице девушки за миг до ее отчаянного прыжка снова бередило мою память.
— Конечно! — ответил я. — Я говорил с ней, там, наверху, возле бункера. Пытался убедить…
Дениза Жубан испытующе посмотрела на меня, словно моя кожа, мое произношение и моя негнущаяся нога являлись тремя причинами, по которым мне не стоило доверять.
О чем она думала? Что это вовсе не несчастный случай? Что девушку кто-то толкнул?
Я, как дурак, продолжал тянуть шею, пытаясь разглядеть, что там, на вершине утеса. И словно желая оправдаться, сказал:
— Все произошло очень быстро. Я подошел к ней так близко, как мог. Попытался протянуть ей руку. Бросить…
Внезапно слова застряли у меня в горле.
На лежащем в метре от меня теле я внезапно заметил одну деталь. Совершенно невероятную…
Невозможно!
Картины случившейся трагедии завертелись по кругу.
Отчаявшийся взгляд прекрасной самоубийцы.
Шарф «Берберри», трепещущий в моей вытянутой руке.
Пустой горизонт.
Черт! Что-то ускользало от меня.
Я уставился на алый шарф, брошенный возле моих ног…
Наверняка есть какое-то рациональное объяснение…
Было…
— Надо что-то делать!
Я обернулся. Возглас исходил от Денизы. На миг я задался вопросом, обращалась она ко мне или к своей собаке, которую по-прежнему прижимала к груди.
— Она права, — поддержал мужчина в кожаной куртке. — Надо бы вызвать полицию…