Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 34

Новые и только что отремонтированные суда было не принято сразу нагружать избыточными перегрузками, и к месту расположения заказчика их обычно перегоняли, так сказать, в щадящем режиме. Поэтому, изучив все доступные сведения, я решил не испытывать судьбу, перелетая со станции на станцию в поисках лучшего места, и попытаться устроиться именно на Королеве. Мне представлялось, что там для одного из лучших пилотов Солнечной обязательно найдется подходящая работа. Я был преисполнен надежд и смотрел на будущее с оптимизмом. Оставалось только обустроиться в бытовом плане, и предложить свои услуги работодателям.

Каждый из двадцати четырех секторов на уровне, кроме, естественно, производственных, представлял собой перекресток двух магистралей. С небольшой площадью и офисами администрации в центре. Непременное отделение территориальной полиции, и четыре квартала однотипных, не выше трех этажей, зданий, на первых этажах которых, конечно же располагались всевозможные магазинчики или кафе. Притяжение даже на верхних этажах, при общей высоте уровня в три сотни метров, падало настолько незначительно, что даже мои капризные наноботы не замечали разницы.

Нам с дядей Мишей пришлось пересечь несколько таких секторов, и особенной разницы между ними я не заметил. Всюду одинаково яркие, навязчивые, рекламные баннеры, всюду одинаково причудливая публика. Ни чем особенным не отличался и триста пятый.

Наконец капсула остановилась возле нужного строения, и я, с усатым пилотом в качестве моральной поддержки, отправился беседовать с хозяйкой. Встретившей меня, к слову сказать, несколько неприветливо.

- Странац. Шта хоhеш? - внимательно осмотрев мой военный комбез, уперев кулаки в бедра, вместо приветствия вопросила средних лет женщина. И встроенный в нейросеть переводчик, словно глумясь, услужливо перевел: "Чужак. Чего надо?".

- Вы сдаете в наем квартиру, - улыбнулся я, делая вид, будто не замечаю недовольства женщины. - Вы Милица Лейкович? Могу я взглянуть на комнаты?

- Нису, - качнула головой та.

- О! Нет?! - вскинул я брови. - А как мне увидеть уважаемую госпожу Милицу?

- Милица ово ме je. Ти си некога? Неки льуди? - "Милица это я" - нашептывал транслятор. "А ты чей будешь? Какого народа сын?"

- Какое это имеет значение? - деланно удивился я, отмечая краем глаза явление "на сцене", то есть в боковых дверных проходах парочку угрюмых крепких мужчинок. - Вы поместили в Сеть станции свое объявление. И если ему верить, условия мне подходят.

- Ово jу само за Србе! Ти си као дете, - прорычал один из суровых свидетелей. В переводе это значило, что квартира сдается только для сербов, а меня, как я понял, за непонятливость, сравнили с ребенком.

- Это правда? - на грани угрозы в голосе, спросил я хозяйку.

- Иуп, - булькнула она утвердительно, и презрительно скривила губы.

- Ах вот как, - сделал вид, словно огорчился я. И мысленно поблагодарил усатого таксиста за предупреждение. Потому что был готов к отказу и даже выдумал способ эти их дурацкие обычаи обойти. - А я вот русак. Юрий Лесток меня зовут. И мне говорили, что давно, на заре Вознесения, ваши предки пришли просить принять их, а не наоборот. И тогда, мы, русские, вам - сербам по-братски помогли. А теперь, значит, мы, русаки стали вам чужаками...

Я всматривался в светло-карие, цвета вечернего чая, глаза сербки, и ждал ответа. А она молчала. И только совсем чуточку прикушенная губа говорила о том, как напряженно она размышляет.

- Поехали, дядя Миша, - подпустив в голос горечи, сказал, наконец, я, и повернулся уходить. - Ты был прав. Они теперь нам не родня.

И практически мгновенно по сети пришло краткое текстовое сообщение от таксиста: "Поторапливайся. Сейчас тебя начнут обижать". Похоже, текст усатый заготовил заранее, а теперь только отправил. И я даже невольно прибавил было шагу, но тут услышал в спину:





- Стани! Врати се, руски. Жао ми je. Погрешио сам, - "Стой", сказала госпожа Лейкович. "Вернись, русский. Прости. Я ошиблась".

И тут же перешла на общепринятый в станциях Славянского Союза суржик - смесь десятка языков тех народов, что объединяло территориальное образование.

- Как, говоришь, тебя зовут?

- Юрий. Юрий Лесток.

- Листок? - удивилась она и впервые действительно искренне улыбнулась. Да так заразительно, с ямочками на щеках, что я не мог не улыбнуться тоже.

- Лесток, - поправил я. - Такая вот удивительная фамилия мне от предков досталась. Идем смотреть квартиру?

Так я стал счастливым арендатором двух комнат в жилом блоке у матушки Милы, в самом, как вскоре выяснилось, безопасном секторе третьего уровня Короля.

Прихожая с дверью в объединенный санузел. Тридцать литров в сутки и ни каплей больше! Узкий коридорчик. Налево крохотная, три на три, спальня. Прямо, тоже не особенно большая гостиная. Множество скрытых и явных мест хранения. Встроенная панель галовизора на стене. Системы оповещения и пожаротушения на потолке.

Стандартный жилой бокс, часть опять-таки стандартного двенадцати квартирного кластера. А мне понравилось. Уютно. И... как бы по точнее выразиться?! Очень штатски, что ли. Когда пытался представить себе жизнь на гражданке, о чем-то подобном мне и грезилось.

Вещей у меня было мало. Так что обустройство на новом месте надолго не затянулось. Пристроил на крепления в шкафу парадный мундир, разложил по полкам белье, распаковал и унес к им предназначенным держателям средства гигиены. Ну еще кейс с инфочипами уложил в выдвигающийся из-под спальной платформы ящик. Вот, сказать по правде, и все.

Постоял минуту в мелкопесперсионном водяном облаке. Сменил комбез и белье. И остановился вдруг посреди гостиной. На часах, автоматически подстроившихся под местное время, было восемь вечера. Рабочий день в большинстве компаний на станции был уже закончен, и я просто не знал чем себя занять. Поймал себя на мысли, что даже спросить не у кого.

Благо нашлась в памяти инструкция, рекомендациям которой я обязан был следовать ближайшие полгода. И там было указано, что до полного завершения очистки и реабилитации организма от последствий лучевой болезни, мне нужно хорошо питаться и радовать тело физическими нагрузками. По доброте душевной, Леблан таки изволил уточнить, что речь идет о занятиях спортом, а не перетаскиванием тяжестей на складах тех дельцов, кто не имел средств даже на простейших грузовых роботов. А значит, нужно было выбрать спортзал, где-нибудь неподалеку. Ну и естественно кафе, или недорогой ресторанчик.

Ничего сложного, если имеешь выход в станционную сеть и умеешь пользоваться поиском. Полученная от дяди Миши карта тоже пригодилась. Выяснилось, например, что один из спортивных центров в соседнем секторе, на самом деле штаб-квартира одной из молодежных банд. Но и это еще не все. Были еще и закрашенные алым зоны в радиусе двух секторов от спортклуба, куда в условно ночное время таксистам везти пассажиров не рекомендовалось!

Я так удивился этому открытию, что полез выяснять - что это вообще за неведомая отрыжка Демонов Пустоты. Да так увлекся, что о времени позабыл. И только урчащий от голода живот вернул мое сознание из лабиринта оговорок, намеков и общеизвестных всем туземцам сведений, касающихся совершенно вроде бы невозможного факта: организованной преступности в станции.

Тема была интересной, но мало меня касающейся. Тем не менее, прежде чем отправиться в близлежащее кафе, я все-таки скинул в память нейросети коротенький двухминутный ролик, лет пять назад промелькнувший по новостной ленте ГалТВ. Все дело в том, что корреспондент носил имя, которое вызвало у меня определенные ассоциации. И так мне стало вдруг любопытно, что очень захотелось увидеть лицо человека, очень возможно, хорошо знакомого.

Репортера Moonlight News GV звали Александр Тремейн. Сашка. Шурка Тремейн. Он здорово повзрослел с момента нашей последней встречи. Изменился. Стал каким-то лощеным, вальяжным, и все-таки это, несомненно, был он. Мой одногрупник по приюту. И глядя, как Сашка, узнаваемо вспыхивая искрами в глазах, требует от правительства Содружества предпринять решительные шаги по искоренению подростковой преступности и ввести законодательные ограничения на право владения любым оружием, я радовался за приятеля по детским проказам. Вот, думал я, человек из моего детского дома, ставший знаменитостью. Несущий людям правду и пытающийся изменить жизнь к лучшему!