Сколько стоит долг

Радий Петрович Погодин

Сколько стоит долг

Земля здесь глухая. Скалы. Искалеченные морозом деревья жмутся друг к другу. Они не скрипят на ветру, не жалуются. Они молчаливы, упрямы и тверды. Полярное море расстилает в сопках мокрые паруса-туманы.

Льды. Ночь. Синий снег.

Люди с тоскливой душой не выдерживают здесь больше года. Сердце у них осклизнет от дождей, сморщится от мороза, от страха. Позабыв честь, позабыв товарищей, бегут они назад, к городам, где стены оклеены обоями в сто слоёв. Но речь пойдёт не о них. Речь пойдёт о весёлых парнях и девчатах. О хорошей погоде и мальчишке Павлухе.

Был конец мая. Ночь улетела к другому полюсу.

Шла домой дневная смена. Вечерняя спешила к рабочим местам. В столовой посёлка толпились любители гуляшей и бифштексов. Здешние жители никогда не жаловались на аппетит, и если услышишь от человека: «Я что-то есть не хочу», — значит, у него просто нет денег.

В красных уголках общежитий уже хрипели капризные радиолы. В белые ванны семейных квартир ударили кипячёные струи воды. Кто почитал сон за высшее благо, уже поглядывал на свою постель, готовясь, как здесь говорят, придавить подушку.

В этот час в посёлке появился мальчишка.

Его мохнатая шапка словно выскочила из собачьей драки и ещё не успела зализать ран. Ватник с жёлтым нерпичьим воротником в крапинку был застёгнут на четыре щербатые пуговицы от дамского пальто. Громадные рыбацкие сапоги-бахилы доходили мальчишке до самых пахов. Он будто оседлал их и ехал по грязи не спеша, доверив бахилам свою судьбу. Сырой клейкий ветер отполировал мальчишкины щёки до красного блеска.

В посёлке собственных мальчишек не было, если не считать, конечно, самых маленьких малышей, которые народились недавно у здешних молодожёнов. Эти ребятишки ещё и сами не знали, кто они — мальчики или девочки. То было известно лишь их родителям да нянечкам в яслях.

Первым увидел странного парнишку экскаваторщик Ромка Панкевич. Правда, Ромкой его уже мало кто называл. Неприлично звать женатого человека Ромкой, хоть ты и учился с ним вместе в ремесленном, вместе копил деньги на первый шерстяной костюм, спал в палатке на одной кровати, укрываясь двумя одеялами и двумя ватниками. Скоро Роман закончит Всесоюзный индустриальный институт и все станут называть его Роман Адамович.

Роман посмотрел на парнишку просто из любопытства.

По усталому лицу, по ногам, которые едва двигались, он угадал, что пришёл мальчишка издалека. По глазам, которые светились упрямо, по суровой морщинке между бровей Роман понял, что мальчишка готов идти ещё столько же, если понадобится.

Далёкие воспоминания кольнули Романа. Ему показалось вдруг, что это он сам, мокрый и голодный, бредёт по грязи в неизвестную свою жизнь. Роман потряс головой. Сказал:

— Кыш, рассыпься.

Мальчишка остановился.

— Ты что, выпимши? — загудела косматая шапка простуженным голосом. Как тут к начальству пройти?

— К начальству ходят ногами, и — заметь — очень редко по собственному желанию. — Роман, вероятно, думал совсем о другом, потому что сошёл с крыльца в грязь, не пожалев начищенных ботинок. Он долго рассматривал незнакомца, потирая синюю бритую щёку.

Тяжёлые бахилы передвинулись на два шага вперёд.

— Не можешь сказать, тогда не заслоняй дорогу, — сердито проворчал их хозяин.

Голос у мальчишки был глухой; за упрямым блеском глаз притаились испуг и тревога. Роману было очень знакомо всё это. Роман не сошёл с дороги. Он сказал:

— Ты не гуди, я ведь тебя и в милицию отправить могу.

Роман ждал, как ответит мальчишка на его слова. Но бахилы продолжали двигаться, а мальчишкины глаза ничуть не изменили своего выражения. Тогда Роман ухватил мальчишку за нерпичий воротник, вытащил его из грязи вместе с бахилами и поставил на приступочку возле дома.

— Потолкуем… Какое у тебя к начальству дело?

— Не хватай! — брыкался мальчишка. — Ворот оторвёшь… П-пусти, говорю!

Роман втолкнул мальчишку в сени, прижал его к батарее парового отопления.

— Пооттай немножко, потом дальше пойдём. Может, и доберёмся с тобой до начальства.

Сложением Роман был под стать своей машине — шестикубовому экскаватору. Под фланелевой курткой булыжниками громоздились мускулы.

— Ты не имеешь полного права меня задерживать, — сказал мальчишка.

— А ты не имеешь полного права разгуливать в погранзоне. Покажи документы!

Мальчишка выставил вперёд один бахил, постукал носком по полу.

— Ха, — сказал он. — Умный нашёлся. Перво ты мне свой документы представь.

Мальчишка отчаянно окал и заикался.

Роман шлёпнул его по косматой шапке. Чтобы рассеять взаимные подозрения, он взял мальчишку одной рукой за ватник, чуть пониже воротника, другой рукой за штаны, чуть пониже ватника, и понёс на второй этаж.

Мальчишка бил экскаваторщика кулаками по ногам, задевал бахилами железные стойки перил. Перила гудели. Мальчишка вопил:

— Пусти, тебе сказано!

Роман встряхивал его:

— Будет, ну будет уже. Ровно маленький.

На площадке второго этажа Роман ногой постучал в дверь и, когда она отворилась, втащил мальчишку в квартиру.

— Аня, смотри, чего я принёс, — сказал он маленькой перепуганной женщине. — Как тебя зовут-то хоть, скажи.

— Ну, Павлуха. Чего пристали?

Аня поморщилась.

— Ты его в комнату не тащи, пожалуйста. Грязь с него ручьями льёт. Она подошла к Павлухе, бесцеремонно взяла его за подбородок и повернула к свету.

Павлуха нацелился было боднуть её головой в живот и тут же отлетел в угол, загремев пудовыми сапожищами.

— Ты Аню не тронь, — сказал Роман. — Мы сына ждём.

— Ну и идите ищите своего сопливого сына. А меня отпустите. Я не к вам шёл, понятно?

Роман подождал, пока Павлуха поднимется с пола, потом подтолкнул его к ванной.

— Сына нам искать незачем. Он просто не родился ещё. Поэтому ты с Аней воевать и не думай. Снимай свою робу, я её потом в сушилку отнесу.

Роман сам стащил шапку с Павлухиной головы и вдруг задал вопрос, который в наше время уже не часто услышишь:

— Волосы у тебя не шевелятся?

— С чего бы им шевелиться-то?

— Как — от чего? От бекасов. Насекомые такие маленькие, ножками шевелят… — Наверное, опять вспомнились Роману какие-то дальние, прошлые годы.

Павлуха покраснел, подтянул верхнюю губу к носу.

— Ты глупостей-то не говори. Я перед дорогой в баню ходил.

— А то смотри, можешь в ванне помыться.

Аня опять поморщилась, вопросительно глянула на мужа.

Роман снял лыжную куртку, засучил рукава ковбойки в красную клетку.

Павлуха покосился на его руки, вздохнул:

— Силу-то накопил…

— Накопил, — согласился Роман. — Аня, сходи, пожалуйста, позови Зину. Я его тут постерегу.

— Ты зачем его к нам привёл? — недовольно сказала Аня. — Грубит ещё. В милицию его нужно. Может, он жулик.

— Позови Зину, — негромко повторил Роман.

Аня накинула на плечи пуховый платок и вышла, недружелюбно глянув на Павлуху.

— Зря уходишь, — сказал ей вслед Павлуха. — Гляди, уворую у тебя тут всё…

— Ты не бухти. Ты ватник снимай, — скомандовал Роман. — Давай, давай, Павлуха, пошевеливайся… Наследили мы тут с тобой. — Роман принёс тряпку, подтёр пол и втолкнул мальчишку на кухню, к столу, покрытому голубой клеёнкой.

— А что ты мной командуешь?! — обозлился Павлуха. — Что я тебе, сродственник, что ли?

— Сродственник, — спокойно подтвердил Роман. — Садись вот на табуретку. Выкладывай — откуда удрал?

— Да не… Куда сейчас удерёшь — милиция-то зачем. Фигу сейчас удерёшь… Я тутошний. Трещаковский район знаешь? Оттудова я, из колхоза.

Павлуха уселся на табуретку, нахально выставил перед собой ноги в бахилах. Без ватника и шапки он казался похудее, повыше и помоложе — лет тринадцати. Только озабоченный взгляд да складочки возле рта накидывали ему ещё пару лет.