Страница 5 из 7
Жил-был на свете Сказочник. То есть, он и жил, и был, что бывает на свете не со всеми людьми и не очень часто. Потому что, как вы знаете из русских народных сказок, можно жить, но не быть, а можно быть, но не жить. Так вот, был он человеком добрым, и не только с теми, кто делал ему добро, но и с теми, кто не делал зла другим. Сказочник не только пересказывал-показывал людям издревле существующие сказки всего мира, но и сотворял свои. Однажды, заново выдумывая из ромашкового поля старую былину, наткнулся он по обыкновению на обыкновенную мысль. Словами эту мысль можно выразить так: самая первая сказка, сложённая и рассказанная неведомо кем, когда и кому, – это и есть тот самый родник, породивший миллионы былинных ручьёв, тысячи мифологических рек, сотни религиозных морей и величайшие океаны главных религий мира.
Приняв эту мысль как свою, стал сказочник отныне жить заветной мечтою, – найти эту самую первую сказку на планете, чтобы рассказать её всем людям.
А ещё посещал этот свет поэт. Делом его жизни было найти и произнести всем людям то самое слово, которое было первым и содержало в себе весь смысл непроизнесённого. Ведь без первого слова никогда бы не было слова второго, а без второго – слова главного – последнего.
А ещё жил на свете путешественник, который знал не понаслышке, что дорога служит идущим, путь предназначен для шествующих, а тропа существует для ищущих. И поэтому была у путешественника ясная цель – найти самую первую тропинку на планете, чтобы показать её всем ищущим людям. Потому, если один прозрел, то и многие увидели. Если многие изведали, то и мир обрёл.
«И выбрал ОН (сам) ещё одного».
Тот избранный, пока был он на свете, жил под именем Варвар. И был он великим Воином, и от этого знал лучше других, что ни одно из множества знаний не может быть истинным. Поэтому, жил воин без всякой мечты и цели. Он не был привязан к пище, крову, вещам, делам, к земле и людям; он был свободен от чужой воли и собственных привычек. Он отказался от гордости и лишил себя желаний.
Он ничего и никого не любил, и поэтому никого и ничего не страшился.
Какой он? Он не мечтает и не сожалеет, не надеется и не ликует. Даже боги завидуют ему. Он победил всех своих внутренних близких врагов и отгородился от всех внешних заклятых друзей. Чувства его укрощены. Удел его – служение судьбе.
Поэтому взяли боги Сказочника, Поэта и Путешественника.
Поэтому взял ОН Воина…
И взяли они сами – Путь. И был он как Бой. И ждал их после Боя Суд. И, может, потому назван был Путь «Суд Бою» (судьбою).
И так были зашифрованы первые строки их старо-новых судеб.
День минус второй
Сказочник, Поэт и Путешественник обнаружили себя у подножья костра, сидящими под колючими звёздами. Чёрный ветер раздавал им неравные порции горячего дыма, срывая их как цветочные лепестки с бутона разноцветного пламени.
Общий, доселе им неведомый страх не ослаблял цепких объятий. Каждый лихорадочно думал: что произошло? Как это случилось? Что же мне сейчас делать?
Последний вопрос был последним и по степени важности. Приемлемый ответ на него уже нашли для себя все. И поскольку ответ этот пока устраивал каждого, его можно было считать условно правильным. Общий смысл этого ответа был следующим: «Ничего не делать, ждать, в надежде получить ответ на первый, самый любопытный для людей вопрос: что произошло?»
Никто не испытывал голода и жажды, боли и холода, усталости и необходимости в срочных действиях. Отсутствие понимания было единственной, но едва выносимой потребностью, впервые столь сильно захлёстывающей сознание каждого чудовищной первородной пустотой.
Все молчали, надеясь, что первые фразы любого из заговоривших, объяснят если не всё, то главное. Говорил лишь огонь. И к голосу пламени примешивался едва слышимый запах морского прибоя.
Вдруг озарилось небо ярким. Прогремело над. И увидели трое идущего с горы Воина. Огромен, но лёгок в поступи. Вот уже и меч при нём виден. Шрамы на лице. Подошёл. Встал близко. Настолько, что теперь о них можно было сказать не трое и один, а четверо.
Всё, о чём они молчали теперь вчетвером, слышал огонь.
То, что огонь – живое существо – ни живым, ни мёртвым сомневаться не приходится. Жизнь огня похожа на жизнь людей. Даже его рождение и смерть тому свидетельство. Жизнь искры рождается от удара камня о камень (тела о тело) или, например, от концентрации света (любви). Но искре и лучу, из которых может взрасти настоящий огонь, как и младенцу, нужны особые условия и нежная пища.
Намеривающийся создать огонь, должен прежде создать условия, необходимые для жизни огня, и лишь затем добыть, вызвать его к жизни. И тогда огонь станет служить тому, кто подарил ему жизнь. Он может полыхать, гореть ровным пламенем, или тлеть и чадить. Но свою яркую, пламенную жизнь, порождает лишь сам огонь.
Часто, разгорячившись, огонь становится нечаянным, бесконтрольным и очень опасным. Как и жизни многих людей, про которых можно многое рассказать. Но что можно рассказать про бессмертный огонь? Привычно умирая, он отдавал своё горячее дыхание. Словом, просто горел и слушал. А мы знаем, как трудно не прислушиваться к чужому шёпоту, а особенно к тому, чего не хочешь слышать…
Пред лицом
Лучше всех путешествует тот, кто путешествует, не сходя с места.
…И бродили они по безвременью странной планеты, останавливаясь там, где застигла их ночь, усталость или случай. Но, даже сидя вкруг остывающего кострища, они продолжали своё путешествие.
Часто, глядя в пламя первородного огня, могли они видеть всех людей странной планеты одновременно. Но разглядеть одного, – где бы, когда бы и кем бы он ни был, – как всегда, было преочень непросто…
– Смотри, – всем как одному, говорит им сейчас огонь: в одно мгновение тысячи людей выдохнули свои души, а из тысяч других, родившихся, возможно взрастут те, кто усвоят искусство «Стать и быть Человеком». Иные, в отчаянной борьбе со смертельными недугами борются за каждый час жизни, чтобы успеть осуществить важные для всего человечества цели. А миллионы этих впрыскивают в свои вены смертельный яд, чтобы не думать ни о чём. Этот готов на всё за кусок еды для своих детей, а этот – ты не поверишь…
Чувствуешь, содрогается земля? Это тысячи тонн льда обрушиваются в ночи в холодные волны океана, или пленённая до рождения рыбка, опрометчиво выскочив из стеклянной банки, отчаянно бьёт хвостиком по пыльной суше подоконника…
Слышишь странное шипение? Это давится ржавчиной водопроводный кран в затхлом подвале, или стадо китов, шумно выдохнув светлый воздух, погружается в тёмные недра планеты…
Видишь странную тень, пробежавшую по пожелтевшим обоям? Это последний в городе дуб, умирающий за окном от смога, махнул сухой рукой, сорвавшейся с небосклона предпоследней обитаемой планете галактики…