Лепила

Когда выводили пассажиров, я пытался найти среди них Леру Петренко. Ее фото я видел в распечатке, зрительная память у меня хорошая, но на этот раз она не помогла. А может быть, девчонки, из-за которой закрутилась вся эта катавасия, и не было среди этих несчастных? В том смысле, что ее увели через другой выход. Наверное. Это было бы логично. Еще логичнее было бы отправить дело о ДТП на пересмотр. Но это уже из области смелых предположений.

Подошел наконец-то освободившийся от телефонных докладов полковник Левашов. Лицо его по-прежнему было невозмутимым. Зато в глазах мне удалось разглядеть оттенок удовлетворения и какой-то новой собственной значимости. Он смотрел на меня как игрок, только что прошедший очередной сложный уровень и готовый, пока везет, сделать попытку немедленно двинуться дальше. Все это жило у него внутри и было, так сказать, для служебного пользования. Внешне же это был все тот же строгий и уверенный в себе человек.

– Поздравляю, Сергей Иванович (ого! Впервые за все время по имени-отчеству). Вы сделали все, как надо. Отдаю должное вашему профессионализму. Буду ходатайствовать перед руководством.

– Спасибо, Андрей Леонидович.

Он пожал мне руку и быстро пошел к своей служебной машине. Следом за ним поспешили его подчиненные.

Появился радостный Коновалов.

– Молодец, доктор! Вот видишь, я в тебе не ошибся. Ловко ты его обработал. Только что принесли распечатку вашего разговора. Прямо в лоб, против такого никто не устоит.

Я посмотрел на майора. Искренне радуется успеху, искренне хвалит, в первую очередь себя. Даром что опер, а второго дна нет, все наружу – и мысли, и эмоции.

– Спасибо, – поблагодарил я. Коновалов тут же смутился, полез за сигаретами.

– Слушай, а про Люду-то, может, не стоило, – с ноткой сочувствия произнес он, стараясь не глядеть мне в глаза. – Получилось, ты ее вроде как… использовал.

– Тому, что я сделал, есть оправдание. Мясник будет знать, что он не один в своем несчастье, может, ему от этого легче в камере будет. А если узнает, что я ему соврал, жить не захочет… Ты знаешь, я ведь ничего не придумал.

– Знаю. Тебя послушать, так он и не террорист – агнец какой-то.

– Не знаю. Это пусть решает следствие.

– Ну да. А здорово ты с ребусом – МяСНик. Я бы сразу и не догадался.

– Да все просто. Помнишь, в школе баловались: Ковалева Зинаида Андреевна, химичка, – КоЗА. Вот я попробовал и угадал. А потом, когда прочитал в распечатке, что Мягков работал в «Супермастер и Ко», стало понятно с симкой. Там же и про аварию, и про Петренко было. А вот кто такая Агафонова?..

– Его теща. Он на ее счет деньги просил перевести. Знал, что сам вряд ли выберется, так пусть хоть она попользуется. Компенсация за дочь… Наивная душа – счет-то можно в любой момент заблокировать. Ее, кстати, чуть инфаркт не хватил, когда эсэмэска про деньги пришла. Он же ее не предупредил, потом только звонил, уточнял.

– Ну, а взрывчатка-то была?

– В том-то и фокус, что нет. Была коробка из-под электробритвы.

– Вот дурак! Идиот! – Накопившиеся эмоции выплеснулись в самой неприглядной форме.

– Ладно, успокойся. Куда сейчас?

– Домой, отсыпаться. Хорошо, что выходной, на работу не надо.

– Везет. Слушай, а как ты стресс снимаешь?

– А то ты не знаешь.

– Мы вот все по старинке – через магазин. Но однообразие, знаешь, приедается.

– Ты хочешь сказать – заедается.

Продавили напряжение негромким смешком. Я смотрел на него: лукавишь, товарищ майор. Однажды пристрастившись к этому зелью, вот так, запросто не отстанешь. По себе знаю: едва на рельсах удержался.

– Ну, как снимаю: есть специальная гимнастика, аутотренинг, секс…

Майор крякнул.

… – а еще хорошо: водные процедуры. Наливаешь ванну, добавляешь в воду масло можжевельника или эвкалипта, включаешь музыку и расслабляешься. Можно бокальчик красного, но только один, не больше, – противосклеротическая доза. И не каждый день, а только когда действительно нервы на пределе.

– Надо попробовать. Тебя подбросить?

– Спасибо.

Всю дорогу мы ехали молча, переживая, каждый по-своему, события этой ночи.

Если бы я тогда знал, что вся эта эпопея – не последний эпизод в моей «боевой» практике и в скором времени мне предстоят такие испытания, что строчки милицейских отчетов будут корчиться от нестерпимого жара передаваемой информации, я бы так и не уснул в то долгожданное утро.

Глава 1

Волна черного едкого дыма накатывается одновременно с нарастающим гулом самолетов. Огонь, пожирающий джунгли, становится нестерпимым. Сучковатые выступы на стволах деревьев все сильнее походят на кровоточащие культи, тянущиеся за помощью и норовящие ткнуть в лицо раскаленным своим торцом.

И снова удушливый дым. Он обволакивает, будто обнимает, потом начинает давить, парализует члены, выжимает последнюю волю к жизни. Еще немного, и тело превратится в тяжелый куль и беспомощно рухнет в пепел и грязь, замешанные под ногами. В последнюю секунду перед удушьем раскрытые в отчаянье глаза различают в копоти и гари силуэт. Опять она! Эта старая взъерошенная женщина с мертвым ребенком на руках. Она давно ждет, вот снова пришла, чтобы увидеть, как он будет умирать. На этот раз страшный призрак точно дождется отмщения. Но он не хочет этого! Ему надо жить!

Он вскочил с постели в холодном поту. В голове шумело, язык прилип к небу и казался куском замазки, вдавленным в горло (вот что мешало дышать!), руки тряслись, сердце возбужденно колотилось.

С недавнего времени он стал очень бояться смерти. Больше всего – смерти во сне. Даже клал под подушку телефон. Вдруг случится так, что у него будет время для звонка. Эти драгоценные секунды не хотелось тратить на отчаянное метание по квартире. «Скорая» – хоть и не панацея, но все-таки шанс…

Подумать только: он, столько переживший, возродившийся в прямом смысле из пепла, и вдруг – такая фобия. До паники, до внутреннего содрогания. Врачи называют это «астенией». Говорят, легко лечится. Но разве может он сознаться кому-то в своей слабости, тем более в такой человеческой. Он же вождь, учитель! Он – Гуру, почти Бог! И вдруг – какая-то астения.

Он прошел в ванную, включил свет, посмотрел на себя в зеркало. Ему давно за шестьдесят, но на вид – полтинник, не больше. Вождь должен соответствовать, держать марку, быть в форме. Ведь ему верят, ему поклоняются.

К собранности и запредельным нагрузкам его приучила война – та, что разделила его жизнь на две части. Она, страшная и нелепая, снится ему практически каждую ночь…

Молодой лейтенант, выпускник Военного института иностранных языков Олег Злобин попал в этот список с подачи начальника курса. Перспективный, подающий надежды офицер получал уникальную, как ему объяснили, возможность попрактиковаться в языках, набраться опыта, заслужить авторитет среди товарищей, в том числе – старших. Да и материальная сторона была не последним делом – командировочные, то бишь боевые, заметно отличались от скромного оклада обычных строевых офицеров. Словом, гордись, лейтенант, улыбнулась тебе удача!

Все так, если бы не одно обстоятельство – список этот включал в себя тех, кто должен был набираться опыта в самых что ни на есть боевых условиях, в охваченной войной Камбодже. Именно туда, на огненную передовую холодной войны, в качестве помощника военного советника и направили лейтенанта Злобина.

Думал ли он тогда о смерти? Разве что иногда, да и то не всерьез. Ему представлялась эта мысль несвоевременной, с ним такого не может случиться, хотя бы в силу его возраста, просто рано еще. Он видел себя героем, как и положено солдату, спасителем несчастного народа, попавшего под гнет империализма. Он всерьез настраивал себя на подвиг. Вот тогда о нем заговорят и пошлют в его родной Воронеж престарелой матери письмо и газетную вырезку с его портретом. А когда он вернется, его станут приглашать в школу на уроки Мужества…