Страница 8 из 10
– А что видуха?
– Да нет, ничего… Такое чувство, будто похоронила ты кого. Случилось что-то, да? Что-то личное?
– Да ничего у меня не случилось. Все отлично.
– Ага, рассказывай. У тебя вид такой по-бабски загнанный, будто унизили тебя чем. Что, муж загулял?
– Ой, да перестань придумывать! – как можно беспечнее рассмеялась Надежда и даже легонько рукой махнула в сторону бдительной Сонечки. – Ничего подобного, не выспалась просто.
– Да я-то перестану, конечно… А только меня все равно не обманешь, Надь. Я почти в два раза дольше тебя на свете живу. Знаешь, как говорят? Ты, мол, и сам про себя еще ничего не знаешь, а деревня уже все про тебя знает. Я эту мудрость давно уже усвоила. Так что притворяться веселенькой, когда на душе кошки скребут, смысла нет. Смешно и жалко выглядит. Поверь мне. Лучше сразу душу нараспашку да морду слезами всмятку – и к народу, к народу.
– Не хочу, Сонь, – тихо повернулась к ней Надя. – Отстань, не хочу. И чаю не хочу тоже. Я лучше и в самом деле пораньше сегодня смоюсь.
– Ну, как хочешь. Только не кисни, ладно? Смотреть же на тебя больно. Такая девка умная-красивая…
Она тихо, совсем тихо открыла дверь, занесла пакеты с продуктами в прихожую. Не удержалась, понюхала висящую на плечиках Витину ветровку. Так и есть, теми же духами пахнет… Стараясь производить как можно меньше звуков, прошла на кухню, закрыла за собой дверь. Ну что ж, женушка-клуша, или мямля, или птица худокрылая, давай, готовь вкусный ужин своему уставшему от утех мужу. Он проснется, поест и опять уйдет. А ты сиди тут, стереги свое гнездо. Мудрая ты наша женушка. Черт бы побрал всю эту вашу мудрость, трезвость, правильность и адекватность, вместе взятые! А что делать? Так надо. Хочешь сохранить семью – терпи. Где ж еще такого мужа найдешь, чтоб не пил, не курил.
Вздохнув, Надя принялась разгружать сумки, соображая на ходу, что бы такого очень вкусного приготовить для Вити. Необыкновенного такого. Готовить Надежда любила. И все у нее всегда получалось отменно и вкусно, не хуже, чем в ресторане. Особенно то, чего самой есть нельзя. Запеченная в духовке свинина, например. Красиво – аж слюнки текут. А запах… Боже, какой запах, с ума можно сойти! Так и жила бы рядом с этим румяным куском. Нет, лучше бы съела его в один присест! Только нельзя. Нельзя. Надо договариваться с организмом срочно, чтоб не ныл и не стонал. А если договора не получится, то придется просто приказ ему жесткий отдать. Нельзя, и все тут! Сам виноват – зачем так остро реагирует на все вкусное-калорийное? Хочется ему, видите ли… А потом что, опять расплачиваться придется? Только стоит чуть-чуть потерять бдительность, глянь, уже и складки предательские на боках выползают. Противные такие, лезут со спины и все норовят повиснуть на талии, как наказание за съеденные лишние калории. «Пояс шахидки», как их насмешливо называет Витя. Тоже, нашел сравнение. Она даже вздрагивает всегда испуганно от этих ужасных слов. А Вите хоть бы что. А самое ужасное, что из этой его насмешливости еще и презрение, бывает, выглядывает. Нестерпимое. Так что уж бог с ней, со свининой. Пусть ее Витя сам ест.
Надежда еще раз заглянула в духовку, полюбовалась на вожделенный кусок мяса и повернула рычажок выключения. Теперь уже само дойдет. Когда Витя проснется, будет в самый раз. Теперь можно подумать и о своем скорбном питании. О том, после которого проклятый «пояс шахидки» не посмеет нагло выползти наружу. Хотя чего тут думать – выбора особого все равно нет. Нарезать кусочками ананас, кубиками белую куриную грудку, заправить все это обезжиренным йогуртом… Ну, можно еще бросить горсть сухих овсяных хлопьев для большей сытости… Фу, гадость какая. Зато калорий мало. Ничего-ничего, нормальный ужин. Сейчас Витя проснется…
Надя осторожно приоткрыла дверь кухни, на цыпочках прошла по узкому коридорчику, заглянула в комнату. Спит. Разбудить, что ли? Семь часов уже. Или не надо?
Сомнения ее разрешил звонок в дверь, длинный и настойчивый. Ветка, что ли, приперлась? Ладно. Втроем и поужинаем. Только бы без детей, а то Витя не любит их шумной возни. Хотя, конечно, она с детьми. Куда она их денет-то? Если с детьми, придется выпроводить. Она не обидится, она вообще девушка хоть и гордая, но понятливая. И Витя вон проснулся, голову с подушки поднял.
За дверью стояла не Ветка. За дверью стоял ее ночной гость. И не один. По бокам к нему плотно прилепилось еще двое. Все суровые, серьезные и совсем не пьяные. Выстроились дружной троицей, смотрели на нее молча. Ночной постоялец глядел как-то очень уж виновато, переминался с ноги на ногу. А эти двое странно так смотрели, будто она не внушала им никакого доверия или тоже виновата была в чем.
– Так, можно войти, гражданочка? – Первым нарушил молчание один из сбоку прилепившихся. И тут же решительно шагнул в прихожую, чуть подтолкнув ее ночного знакомого в спину. – Вы извините, что мы вот так врываемся к вам, но что делать? Обстоятельства заставили.
– Какие обстоятельства? – отступила Надежда на всякий случай подальше и испуганно оглянулась в сторону комнаты. – Не знаю я никаких обстоятельств.
– Да? Не знаете? И человека этого вы не знаете? – заинтересованно протянул другой из прилепившихся, положив мощную ладонь на плечо ее ночного гостя.
– Ну, не то чтобы я его не знаю… Он… Как это сказать… В общем, я с ним не знакомилась.
– А вот Александр Андреевич утверждает, что предыдущую ночь он провел в вашей квартире! Обманывает нас, значит?
– Да нет, не обманывает! Он действительно ночевал здесь, в моей квартире. Но я повторяю, я с ним и не знакома даже.
– Да? Интересно, интересно.
– Да ничего интересного здесь нет! – с досадой проговорила Надежда, поспешно обернулась к стоящему в дверном проеме заспанному мужу. – Витя, я тебе все сейчас объясню!
– Да уж, объясни, пожалуйста, – холодно и нервно проговорил Витя и медленно сплел руки на груди в тугой наполеоновский жест и поиграл красиво рельефными мышцами, что означало – сержусь я. И не просто сержусь, а очень сильно сержусь. Может, где-то и оскорблен даже. Надежда очень хорошо знала этот его жест. И ничего хорошего он ей не предвещал.
– Ну-ну, гражданочка, слушаем вас, – садистски проговорил тот, который держал за плечо ее виноватого ночного гостя. – Значит, вы не знакомы, но ночь он провел в вашей квартире. Так?
– Да. Получается, что так, – обреченно произнесла Надежда, отвернувшись от Вити. Потом снова обернулась к мужу и, прижав руки к груди, быстро заговорила: – Тебя же вчера не было… А я ждала, что вот-вот… А потом слышу – ключ кто-то пытается в замочную скважину просунуть. Я подумала, что это ты, схватила скалку и дверь открыла… А там он…
– А вы что, гражданочка, всегда мужа со скалкой встречаете? – весело переспросил первый прилепившийся.
– Да нет! Нет, что вы! Я просто так пошутить хотела. А он на меня заваливаться начал.
– Что, прямо сразу? – тут же хохотнул и второй прилепившийся, поддерживая товарища.
– Ну, не в том смысле… Он просто пьяный был, – уже чуть не плача от досады и оскорбительного их смеха, отчаянно протараторила Надежда. – И я его скалкой по голове ударила, изо всей силы. Вон, рана на лбу, пластырем заклеена…
– И что дальше?
– А что дальше? Он сознание потерял, наверное. И упал. Я даже подумала, что убила его. А потом Роза Геннадьевна выскочила. Это соседка из квартиры напротив. Она еще подумала, что это я Витю ударила. То есть вот, мужа моего. – В доказательство своих слов она протянула назад руку и обернулась к Вите, словно ища поддержки.
Витя по-прежнему стоял, привалившись к дверному косяку, в грозной наполеоновской позе и, по всей видимости, поддерживать ее вовсе не собирался.
– Так. И в котором часу все это произошло? – уже серьезно спросил один из сопровождающих. – Желательно поточнее вспомнить. Вы, наверное, и сами поняли уже, что мы не просто так к вам пришли. Мы проверяем показания подозреваемого, а точнее, его алиби.