Тюлень

— А что же ты остановился, плыл бы дальше. Смотри, какой приятный ветер дует со стороны пустыни, я очень люблю его запахи, смешанные с запахами моря.

— А может, ты уже прибыла на место?

— Да надоел ты мне, дай еще немного подышать этим сладким воздухом…

Видя, что такими обычными словами никак не повлиять на собеседника, рыбак вспомнил поговорку: “Если не понимает прямых слов, возьми и польсти”, зная, что никто не может устоять против похвалы, пошел на хитрость, начал нахваливать своего собеседника. Он говорил о том, что тюлени — очень красивые, обласканные Богом животные, что они являются украшением моря, что люди, встречаясь с тюленями, всегда восклицают вслед им: “Эх, если бы и я был тюленем, я бы вместе с ними уплыл!” — и жалеют о том, что не могут плавать так же красиво, как они. В этом месте монолога тюлень встрепенулся, нахмурился, давая понять, что он не очень-то любит неприкрытую лесть.

— А когда они на берегу лежат и греются на солнышке, то напоминают людям загорающих красивых женщин. И вот тогда… — рыбак хотел было сказать: “Если хочешь увидеть черную гелин”, но подумал, а вдруг его спутнице не понравится слово “черная” и она обидится, и все его старания пойдут насмарку. — И вот тогда тебе хочется сказать “Здравствуй, милая” и растянуться рядом с ней.

Но вскоре стало еще яснее, что тюлень не любит лести, он вздрогнул всем своим туловищем, словно говоря: “Зачем ты так, человек, или ты меня за себя принимаешь?”, выпучил глаза и замотал головой, а потом и вовсе заревел.

Только после этого рыбак понял, что не зря он так старался, подействовали такие его слова на тюленя, и очень обрадовался. А тем временем тюлень, раздосадованный поведением человека, вымолвил: “Да ну тебя, человек, что за характер такой, нельзя с тобой дружить”, и с недовольным видом выпрыгнул из лодки.

Керхан быстренько включил мотор лодки и поспешил убраться с этого места.

Глядя на лежащего перед ним тюленя, старик думал о том, что люди обычно вспоминают какие-то случаи, когда сами оказываются в подобной ситуации, ему казалось, что сейчас он и сам похож на рыбака Керхана, который прихватил с тюленьей свадьбы попутчицу и вместе с ней плывет в одной лодке.

После этого случая Керхан ага всем, кто выходил в море, шутливо наказывал: “Если увидите мою черную гелин, передавайте привет, скажите, что я привожу в порядок лодку, чтобы поплыть за ней”. Он любил подшутить над собой.

Старик подумал: “А может, это та самая черная енге, привыкшая кататься в лодке?” и стал пристально всматриваться в лежавшего перед ним тюленя, словно надеясь узнать в нем знакомого. Но тут же подумал, что рассказ-то этот слышал вон сколько лет назад, что тюлени вряд ли столько живу т, что тот тюлень может жить только в воспоминаниях людей, потому что он встретился рыбаку Керхану.

Старик еще какое-то время плыл по морю, постепенно прибавляя скорость, отчего его лодка стала похожей на огромную птицу, готовую вот-вот взлететь. В какой-то момент он почувствовал, как на глаза набегает пелена, а сам он теряет силы. Он решил, что это от голода, потому что у него и раньше так бывало, когда чувство голода сопровождалось слабостью и головокружением. Со вчерашнего вечера, после ужина у Ширвана, он крохи во рту не держал. Ширван и на завтрак накрыл обильный стол, но после услышанного вчерашней ночью у него совершенно не было аппетита, он только пиалу чая выпил.

Он подумал о том, что в его возрасте ему удается держаться на плаву только благодаря своевременному питанию и нормальному сну.

Лодка покачнулась, словно кто-то сзади повис на ней, и остановилась. Старик молча подвинул к себе мешок с едой, прислоненный к борту лодки и первым делом, ни на что не обращая внимания, вытянул оттуда термос со свежезаваренным чаем, с которым он, отправляясь в дорогу, никогда не расставался, первую пиалу чая он пил, обжигая губы, маленькими глотками. Сделав несколько глотков, поставил пиалу возле левой ноги, чтобы и достать было удобнее, и чтобы чай не расплескался, если вдруг тюлень надумает пошевелиться или же лодка качнется. Сунув руку в вещмешок во второй раз, достал оттуда кусок лепешки, разломал ее надвое и сунул в пиалу, чтобы хлеб стал мягче и податливее для его стариковских зубов. Дети Ширвана чего только не наложили в его вещмешок, на его дне стояла трехлитровая банка, доверху наполненная черной икрой, кроме того, там же находился нарезанный на куски аппетитный, янтарного цвета балык. Старик подумал про себя: “Здесь не меньше четырех-пяти кило, куда столько рыбы положили, как-будто я никогда ее не видел или жил вдали от моря”. Он взял всего понемногу и приступил к еде.

Поставив банку с икрой между ног, он щедро накладывал ее на куски смоченной в чае лепешки и с аппетитом отправлял в рот. Когда-то в давние времена в ауле икру советовали есть только что женившимся молодым парням, чтобы их жены и в старости с удовольствием вспоминали те счастливые дни и говорили: “Да, отец, силы в тебе тогда немерено было, покоя от тебя не было, ну прямо как молодой жеребец набрасывался…”

Отрезая перочинным ножиком небольшие кусочки, тщательно прожевывая, не спеша поел он и немного балыка — в меру соленой и хорошо прокопченной красной рыбы, отметив про себя, что вкус у нее точно такой же, как когда-то получался у матери, мастерицы солить и коптить рыбу. “Оказывается, в ауле и до сих пор есть люди, которые умеют так хорошо готовить рыбу, совсем как моя мама”, - подумал он. Умман мама тоже иногда занималась этим, для этого у нее было небольшое специально оборудованное помещение, пристроенное сыном рядом с домом, там она разделывала рыбу на пласты, развешивала на крюках для просушки и подвяливания, а уже потом коптила. Правда, в последнее время приготовленная таким способом рыба была старику не очень по душе, ему казалось, что в ней соли больше, чем надо. Старик каждый раз говорил жене: “Жена, следи за солью, не переложи”, но все равно ничего не менялось, при копчении она по-прежнему пересаливала рыбу.

Правда, в прежние времена, когда еще с удовольствием пили водку да пиво, солененькая рыба была очень кстати, ему и самому она нравилась.

Чем старше становится человек, тем больше меняются не только его внешность и привычки, но и пищевые пристрастия. Года четыре-пять назад он как-то раз упрекнул Умман мама: “Почему бы тебе, когда коптишь рыбу, не готовить ее малосольной, как мама делала?”, на что она возразила: “Оттого, что тебе не нравится приготовленная мною рыба, это не значит, что ее отвергают и твои дети и внуки, жена внука Аман джана, когда тот едет в город, всегда наказывает: “Привези оттуда солененькой рыбки, как твоя бабушка готовит!”, - с гордостью говорила она, подчеркивая свою правоту, и эти ее слова можно было понимать так: “Ты все еще хочешь иметь рыбу по своему вкусу?”

Каждый раз, когда в любом вопросе делалась ссылка на детей, старику не оставалось ничего другого, как признать, что Умман мама относится к числу женщин, умеющих лучше всех солить и коптить рыбу.

Старик ел неторопливо, ни на что не отвлекаясь и только глядя на лежащего в лодке тюленя. Постепенно насыщаясь, он чувствовал, как силы возвращаются к нему. Он ел и боялся, как бы его не сморил сон, потому что знал, что всегда после обеда ему хочется спать. Тюлень тоже, видать, вымотался, где это видано, чтобы его столько мучали, вытянувшись на дне лодки, он лежал тихо. Мотор был выключен, ему была приятна тишина, ведь он привык жить в толще море, где нет посторонних звуков.

Наевшись, старик убрал в сумку банку с икрой, хлеб и перочинный нож. В термосе оставалось совсем немного чаю, старик подумал, что, если он выпьет его сейчас, потом, когда захочет пить, у него ничего не будет, поэтому решил сейчас обойтись без жидкости. Сделав аминь, он вымыл руки и стал вытирать их. И опять его внимание переключилось на окружение. Море сейчас было похоже на любящую бабушку, посадившую внука на колени и качающую его из стороны в сторону, мысленно благодаря Создателя за то, что Он даровал ей такое счастье.