Тюлень

— Товарищ капитан, вынюхиваем что-то? — Работа у нас такая. — Видя, что комбат несколько недоволен его ответом, он хитро улыбнулся, как бы говоря: “Вот этим я и занимаюсь…”

Не прошло и недели после посещения Берты особистом, командир полка после одного совещания со своими командирами задержал Балкана у себя: “Командир первого батальона, задержись ненадолго!”. Когда все вышли из кабинета, и они остались вдвоем, он, нахмурив брови, обратился к Балкану.

— Товарищ комбат, вам не кажется, что вы слишком весело проводите время?

— Но ведь это настроение победившей армии, товарищ полковник.

— Верно, — упоминание победы вызвало в душе у полковника приятные чувства, он продолжил с несколько озабоченным видом. — По сведениям, поступившим ко мне, твои ребята, похоже, потеряли головы от любви. И на танках сверкают голые ляжки этих самых фройляйн. Смотрю я, городок, который ты занял, битком набит женщинами, истосковавшимися по мужской ласке.

— Но они ведь люди, товарищ полковник. — Хочешь сказать, такие же, как мы? — перебил его командир, соглашаясь с его мнением.

Прощаясь, полковник просил его помнить о том, что это вдохновение может быть вызвано победой, что следует поддерживать прежний порядок и дисциплину, как и прежде, быть готовыми выполнить любой приказ… Он также напомнил о том, что такую любовь, как у них с Бертой, сегодня можно увидеть сплошь и рядом, что среди них есть и справившие свадьбу, это уж как судьба распорядится, но как бы там ни было, не надо забывать о том, что вы являетесь советскими офицерами, значит, надо быть достойными этого звания, стараться избегать лишней шумихи и ненужных разговоров, по-отечески ласково советовал полковник.

Когда же стало известно, что Берта ждет ребенка от советского офицера, многие восприняли это событие неоднозначно. Первой прибыла делегация из трех офицеров, направленных командиром дивизии. Они провели с Бертой и ее тетками беседу, пытаясь выведать у них, не было ли по отношению к женщинам насилия. Несколько раз посещали их представители общества “Красного полумесяца”. В их группу входили американцы, англичане, немцы и двое русских.

Но и они на свои вопросы получали от Берты и ее близких все тот же ответ о естественных чувствах мужчины и женщины.

Когда представители “Красного полумесяца” стали прощаться, американский офицер, сидевший за столом, закинув нога на ногу и не принимавший участия в беседе, делавший вид, что слушает других, на самом же деле думавший о чем-то своем, встал с места и подошел к Балкану. Дружески похлопал его по плечу и уважительно пожал ему руку:

— Товарищ капитан, мы солдаты, и если на то пошло, солдаты Победы. — Эти слова он произнес с гордостью, как бы призывая окружающих: “И вы тоже знайте это!” — Честно говоря, я завидую тебе. Ты любим. Не знаю, что им всем надо от вас?.. Радоваться надо. Восхищаться… А скоро и ребенок появится на свет. Да что может быть лучше этого? Разве не ради такого счастья мы воевали?

Американский офицер сердечно попрощался с Балканом. А затем озорно пригласил его в гости: “… По ту сторону Эльбы тоже много прекрасных девушек, приезжай, познакомлю!” После этого Балкан поверил: пока этот американский офицер будет в их числе, общество “Красного полумесяца” не пойдет против них, не причинит им зла.

Это было время, когда советско-американские отношения носили особенно дружественный характер.

Не так давно на Эльбе состоялась историческая встреча американских и советских воинов. Первыми встретились прибывший со стороны Нормандии офицер американской армии Робертсон и с этой стороны офицер советской армии Селивашко, они поздравили друг друга с победой. И теперь всюду разошлась фотография, на которой они радостно обнимаются.

После посещения авторитетной комиссии из общества “Красного полумесяца” Балкан думал, что теперь-то он избавился от головной боли, однако беспокойные дни оказались не за горами. Вскоре по этому вопросу его вызвал командир дивизии.

Балкан увидел, что из взволнованного человека, с пафосом поздравлявшего их с Победой, генерал вновь превратился в прежнего спокойно-решительного командира.

Увидев непроницаемое лицо генерала, чем-то напоминающее бесстрастное изваяние, Балкан подумал, что его ожидает нелегкий разговор, и стал переживать.

Больше всего он опасался, что генерал, не разобравшись до конца, решит вопрос по-военному четко, в приказном порядке. А если вопрос будет решен так, как он предполагает, вполне возможно, что и его, как его друга Астахова, переведут в другую часть и потребуют, чтобы его больше никогда не видели рядом с немецкой девушкой. Но война закончилась, наступил мир, а вместе с ним жизнь начала меняться в лучшую сторону, теперь люди мечтали просто об обычной, нормальной человеческой жизни.

Подписав лежавшие перед ним срочные бумаги, генерал сунул их в руки стоявшему тут же старшему лейтенанту, после чего повернулся в сторону Балкана.

Как только он произнес слово “сынок”, его доселе непроницаемое лицо пришло в движение, просветлело, будто из-за туч неожиданно выглянуло солнышко. Только после этого у Балкана появилась надежда, что разговор не будет неприятным. Он с надеждой посмотрел на генерала.

— Похоже, твои отношения с этой немецкой девушкой затянулись!.. Для тебя это серьезно или как, товарищ капитан?

— Серьезно, товарищ генерал!

— Это хорошо, если серьезно. Тогда у меня к тебе других вопросов не будет. А если бы и были, они становятся неуместными там, где правит любовь… Но тебе, дорогой, теперь нужно кое-что сделать.

— Я готов, товарищ генерал.

— Свадьбу надо сыграть, свадьбу, дорогой. Поскольку сам генерал поддерживал их, то вопрос о свадьбе Балкана был решен очень быстро. Больше всего этому радовались бабушка и тетя Берты, мечтавшие о том, чтобы они наконец-то соединили свои судьбы и были счастливы, а сами бы они избавились от ненужных расспросов, которые в последнее время лишили покоя как Берту, опасавшуюся, что ее разлучат с любимым, так и их самих.

В день свадьбы на Берте было все то же похожее на белую пену платье, в котором она была при первой встрече с Балканом, тогда оно ей было великовато, но сейчас, когда она немного поправилась и округлилась, оно было ей в самую пору — свадебное платье с длинным шлейфом.

Теперь, выходя с Балканом на танец, она вела себя степенно, двигалась медленно, помня о третьем, который был между ними, с гордостью упиралась выпирающим животом в Балкана и любяще улыбалась, она танцевала, веря, что стала самой счастливой женщиной на свете.

Через два-три месяца после свадьбы Балкана перевели на новое место службы — в местечко Карл-Хос в предместье Берлина, где были сосредоточены советские войска, которым надлежало остаться в Германии. Здесь через три-четыре месяца у Балкана и Берты родился первенец. Поскольку его мама была девушкой с Эльбы, а отец советским воином, ушедшим с Эльбы, мальчика назвали Эльманом. Радость не приходит одна. В мае 1946 года, в первую годовщину Великой Победы, срок службы Балкана подошел к концу и он был уволен в запас.

Тюлень

В последнее время старый Балкан не очень-то любил выходить в открытое море, уходить далеко от берега. Честно говоря, ему и сегодня не хотелось ни свет ни заря выходить из дому и трогаться в путь, но что же делать, надо же найти тюленя, а потом, как овцу, на аркане притащить его домой и визжащего зарезать, как велела целительница — казашка, скормить сырую, еще теплую, с неостывшей кровью тюленью печень Умман мама. Если он этого не сделает, потом, случись что с женой, век себе этого не простит: “Вот если бы я это сделал, может, и старуха моя была бы жива. Возможно, печень тюленя и спасла бы ее…” Ему во что бы то ни стало надо было добыть тюленя, чтобы потом не корить себя и не мучаться угрызениями совести, ни о чем не сожалеть. Говорят, человек в человеке находит спасение, как знать, вдруг старая потихоньку пойдет на поправку, да и вылечится. И снова перед ним будет стоять его прежняя Умман, смолоду смотревшая на него с любовью и вожделением, и, как и прежде, ласково произносить: “Отец…”