Страница 2 из 24
… Мысленно он снова был в Берлинском аэропорту, пристально вглядывался в летное поле, словно собираясь поймать Дунья в воздухе, разглядывал посадочную полосу и, предаваясь приятным воспоминаниям, представлял момент встречи с ней.
Каждое лето, отправляясь на Родину в отпуск, они ехали всей семьей, но когда отпуск заканчивался, Дунья с детьми еще на какое-то время оставалась с родителями и родней, поэтому чаще всего из отпуска Хасар возвращался в свою часть один. Почти каждый год его дети еще месяц-другой гостили у бабушек и дедушек, а когда до начала учебного года оставалась неделя — дней десять, соскучившись по отцу, возвращались домой.
… Только что в Берлинском аэропорту приземлился самолет из Москвы, и вот уже по трапу спускаются пассажиры этого рейса. Хасар стоит в толпе встречающих и пристально всматривается в заходящих в здание аэровокзала людей. На какое-то мгновение ему почудилось, что люди выходят не из самолета, а спускаются по ступеням, проложенным между небом и землей, прямо из чрева неба. Издали длинное зеленое платье сходящей по трапу Дуньи напоминает развевающийся флаг. Вот она уже идет в толпе прилетевших, держа за руки детей, и озирается по сторонам, выискивая среди встречающих своего Хасара, идет торопливым шагом, а он видит, как вертит она головой и ищет его. И как только увидит, радостно улыбнется, а потом помашет поднятой рукой: «Мы здесь!» Дунья весело сообщит детям, что увидела их отца, тогда и они, радуясь предстоящей встрече, будут смотреть туда же, куда смотрит их мать, чтобы увидеть отца. Сердца всех переполняет радость.
Попивая принесенный официанткой горячий кофе и разглядывая через стеклянную стену залитый дождем от горизонта до горизонта окружающий мир, Хасар сидел, погрузившись в воспоминания о счастливом для него времени. Справа от Хасара, прямо перед зданием аэропорта, стояли выстроившиеся в ряд «Боинги», напоминавшие красавцев-скакунов, которых только что искупали. Временами где-то далеко на горизонте садился самолет и, сбрасывая скорость, начинал двигаться в сторону аэровокзала, а гаснущий звук его двигателей напоминал храп коня, подходящего к своему стойлу.
Поскольку все мысли Хасара были пронизаны любовью и нежностью к Дунье, то были они притягательными и приятными.
Вот перед мысленным взором снова появилась Дунья.
Они с Хасаром собираются в гости, и она прихорашивается перед зеркалом: наряжается и укладывает волосы, делает это не спеша, с чувством. Любуется своим отражением в зеркале и остается довольной: "Хороша!»
А Хасар уже давно готов, он выгнал из гаража машину и ждет ее во дворе. Поглядывая на часы, нервничает: «Ну что она там застряла?» Она все не идет и не идет, и тогда Хасар выключает двигатель автомобиля и идет за женой в дом. А Дунья все еще стоит перед зеркалом, то с одной стороны на себя посмотрит, то с другой, перебирает платья, не зная, какое из них выбрать, платки, чтобы выглядеть особенно нарядной. Хасар вернулся, недовольно ворча: «Ты что, приклеилась к зеркалу, пойдем уже, коли собрались!»
Понимая, что это она задерживает обоих, Дунья повернется к нему с виноватым видом и покаянно улыбнется, но тут же, зная, что она любимая женщина, все прихоти которой всегда выполняются, кокетливо ответит: «Да, иду я, уже иду!» И снова превратится в желанную женщину Хасара.
В такие минуты Хасар, возбужденный и охваченный желанием, забыв обо всем на свете, хватал жену на руки и уносил с этого места, в спальню, не обращая внимания на сопротивление и возмущенные возгласы Дуньи…
А потом Дунья, завернувшись в смятую простыню, начнет собирать одежду, впопыхах раскиданную по всей комнате, и, делая обиженный вид, с любовью и нежностью произнесет:
— Ох уж эти мужчины, ну, совсем у них терпения нет.
Стоит их женам начать наряжаться, как они перестают сопротивляться своим желаниям, кидаются на них.
Этот момент для Хасара был одним из самых приятных и запомнившихся.
Заново одеваясь, Дунья ворчала на мужа, но для него ее голос в эти минуты был самой завораживающей музыкой.
Занятый своими мыслями, Хасар вдруг почувствовал у себя за спиной чей-то взгляд. И не ошибся. Сделав вид, что ищет взглядом официантку, он обернулся и увидел сидящих через пару столиков от него за отдельным столом броско одетую женщину лет сорока-сорока пяти и девочку двенадцати-тринадцати лет с лучистыми глазами. Они с загадочным видом наблюдали за окружающими и о чем-то вполголоса переговаривались, похоже, делились секретами.
Хасар обернулся, и женщина сделала вид, что смотрит не на него, а куда-то дальше, разглядывает самолеты, виднеющиеся через стеклянную стену за его спиной.
Как бы там ни было, от внимания Хасара не ускользнул ее вороватый взгляд и то, как она попыталась быстро отвести его и покраснела. Даже не зная, о чем говорили женщина и девочка, Хасар догадался, что речь шла о нем. Поэтому-то Хасар и подумал, что, вероятно, это его знакомые, только никак не мог вспомнить, откуда он их знает. Напрягая память, Хасар внимательно посмотрел на женщину, пытаясь припомнить ее, но все его старания оказались напрасны: он так и не вспомнил, откуда он знает эту нарядную даму и сидящую рядом с ней девочку. Хасар вполне допускал, что никогда прежде не встречал эту женщину. Ведь, если они знакомы, было бы логичным, чтобы женщина подала какой-то знак, головой бы что ли кивнула или улыбкой приветствовала его. Потом он подумал, что внимание женщин привлек не он сам, а его военная форма. Сшитая из темно-синего сукна, военная форма была Хасару к лицу, она делала его стройным, в ней он выглядел гораздо младше своих лет, хотя и был серьезен и учтив. Он и прежде ловил на себе любопытные взгляды женщин, знал, что нравится им. Но больше других встрече с ним радовались мальчишки, мечтавшие стать командирами. Нередко держась за руку матери, они говорили: «Мама, когда я вырасту, стану таким же командиром, как вон тот дядя!» Мать и сын с удовольствием смотрели на Хасара и улыбались ему, а для Хасара это были приятные минуты его жизни.
Хасару эта женщина показалась человеком со вкусом, во всяком случае, в том, как она одета, чувствовался хороший вкус, умение преподнести себя посредством одежды.
Волосы, собранные на затылке пучком, она подвязала тонким голубым платком в мелкий цветочек. Из-под кожаной безрукавки с отворотами выглядывал кусок платья темно-зеленого цвета с большой вышивкой. Она говорила, чуть подавшись вперед, отчего ее полные груди касались стола. Непонятно почему, но Хасару во взгляде женщины почудился непраздный интерес вперемешку с желанием, но в то же время и едва уловимая ирония.
Хасар вдруг понял, что эта женщина всего лишь одним мимолетным взглядом заняла все его мысли, и он, как рыбка, клюнул и попался на ее крючок. Правда, поначалу Хасар пытался как-то оправдать себя: «Глаза на то и даны, чтобы смотреть, куда захочется». Но тут же отогнал эту мысль. Ему и в самом деле показалось, что во взгляде женщины были то ли какое-то беспокойство, то ли насмешка, а может, и еще что-то. Он и сам не заметил, как стал думать обо всем этом.
По тому, как одета женщина, а на ней была одежда современного кроя, как унизаны золотыми кольцами ее пальцы, а на шее сверкал толстенный золотой «трос», Хасар сделал вывод, что она является разбалованной женой какого-нибудь «нового туркмена», из тех, кто разбогател за последние годы.
Удивительнее всего то, что после случайно брошенного взгляда нарядная женщина больше ни разу не повернула головы в сторону Хасара, как будто утратила к нему всякий интерес. Лениво потягивая принесенный официанткой кофе, она изредка что-то говорила сидящей напротив нее девочке.
Как ни старался Хасар, так и не вспомнил, откуда он знает эту показавшуюся ему знакомой женщину. А потом, как и бывало с ним всегда, мысли о незнакомой женщине куда-то ушли, а вместо них вернулись возбуждающе-радостные мысли о его любимой Дунье.
Приближалось время прибытия рейса из Стамбула.
Каждый раз, когда на взлетном поле Ашхабадского аэропорта приземлялся самолет, Хасар испытывал волнение, как будто именно из этого самолета должна выйти Дунья. Он и сам не заметил, как снова стал думать о жене…