Страница 42 из 54
На днях я получил одну статью, в которой говорилось о глубокомысленных теософских проблемах, но, собственно, содержанием этой статьи было некое «Нечто», и только об этом «Нечто» и была в ней речь: о «неулучшенном Нечто» и об «улучшенном Нечто», и о том, как улучшенное встречает неулучшенное и как «улучшенное Нечто» ставит себя выше «неулучшенного Нечто». И далее сознательное и бессознательное «Нечто», улучшенное и неулучшенное «Нечто» — и все это крутится, крутится, крутится вокруг да около и, в конечном счете, есть не что иное, как — если перенести это в духовную область, — поразительный образчик обхождения с абстракциями в нашей современности, испытывающей особое пристрастие к тому, чтобы пребывать в этих абстракциях и быть оторванной от действительности, не иметь с ней никакого соприкосновения. И это ведет к весьма специфичным результатам: поскольку люди обеднили понятия, они не могут пробиться со своими понятиями через поток бытия. Их понятия недостаточны для постижения жизни. Доходит до того, что можно прочесть такие вещи, как, например, в статье Адольфа Келлера на странице 51: «И хотя в этом переживании открываются глубочайшие душевные шлюзы, это не просто всплеск эмоций в нас. При этом ничто из божественного и человеческого не перемешивается. Об этом заботится совесть. Она соблюдает дистанцию и почтение. Человек остается человеком, а Бог остается Богом. И если Реформация вместе с мистикой собиралась заменить отношение с Богом личным переживанием, то Реформацию от мистики отличает то, что реформаторское переживание протекает не так, как в мистике: в смятении и кипении душевных основ, — а в строгой необходимости и нравственном возвышении совести. Наибольшая сила внутреннего — это долженствование, это категорическое требование. И подняться до него можно только благодаря божественной, внутренне пережитой помощи». Чистейшие абстракции, переливание из пустого в порожнее. А затем идет: «Это — Евангелие, Иисус Христос».
Итак, в своих абстракциях этот господин дошел до того, что идентифицирует благовествование Иисуса Христа с Самим Иисусом Христом. Вот до чего доходит крайняя абстрактность. Но далее еще любопытно вот что: мистику он отклоняет. С его обедненными понятиями он говорит: Реформация не имеет ничего общего с мистикой — Реформация есть источник здоровой жизни. Как если бы мистика как раз не была таким здоровым переживанием. Но поскольку его понятия столь бедны, они не могут охватить действительность, не могут проникнуть в нее. Поэтому он говорит одно и то же о совершенно противоположных вещах. Обратите внимание: «Смятение и кипение» он не приемлет, это не пристало истинному приверженцу Реформации, ибо в противном случае он был бы мистиком, имей он смятение и кипение.
Адольф Келлер продолжает: «Но эта помощь дается человеку не просто внешне, исторически или в священнодействии. Она может быть усилена благодаря внутренним личным устремлениям. Она действует не только снаружи, не только магически, но и в той степени, в какой в нас имеет место углубление чувств и воли, вызывающее душевное горение».
Итак, Реформация принципиально не нуждается ни в каком «смятении и кипении», но та же самая Реформация действует в душе только тогда, когда может воспламенить душу, иными словами, сделать душу смятенной и кипящей. Можно просмотреть всю статью на предмет духовной бедности, которая нигде не дорастает до реальности. Но такие вещи в наши дни читают с особым пафосом. Их находят весьма глубокомысленными. И не замечают, что через две–три строчки спотыкаются из‑за самих понятий, ибо приходится разные вещи обозначать одним и тем же понятием по причине бедности понятий.
Так что вы можете, изучая с одной стороны прекрасную статью об «Узловых вопросах швейцарской политики» Романа Бооса (которого я вам очень рекомендую, ибо она вам покажет, как можно протянуть нити между политической жизнью и прочими формами культурной жизни и как можно действительно придать понятиям динамику, обогащая жизнь собственных понятий, — образец этого вы можете найти в обсуждении будущего на примере швейцарской политики), сравнить ее с пустой болтовней из первой статьи того же номера «Смысл Реформации» Адольфа Келлера. И таким образом, потратив ничтожную сумму денег, вы получите возможность непосредственно сопоставить новое и старое, что послужит хорошим назиданием.
Мне часто приходится обращаться к злободневным проблемам, так как антропософия существует не для того, чтобы витать в эмпиреях, а ее миссия в том, чтобы проложить дорогу таким размышлениям, которые действительно вводят в современность и ее устремления.
ДВЕНАДЦАТАЯ ЛЕКЦИЯ
Событие, на которое я указывал в предыдущих лекциях, — низвержение определенных духов тьмы из духовного царства в царство людей осенью 1879 года, — это важное событие. Надо все снова углубляться в то, что, собственно, означает: в духовных царствах имела место борьба, длившаяся десятилетия. Эта борьба, начавшаяся с сороковых годов, завершилась тем, что определенные духовные существа, которые действовали в духовном мире в течение этих десятилетий как бунтовщики, были побеждены и осенью 1879 года низвержены в сферу эволюции человека. Значит, они теперь живут среди нас, причем так, что посылают свои импульсы в наше мировосприятие, и не только в мыслительное мировосприятие, но и в наши чувства, в наши волевые импульсы, а также в наш темперамент. И люди не поймут наиважнейших событий современности и близкого будущего, пока не станут познавать чувственно–физический мир в его связи с духовным миром и не станут рассматривать это важное событие, как рассматривают природное явление. Люди привыкли в наше время считаться только с природными явлениями, явлениями на физическом плане в историческом становлении. Надо уметь считаться с духовными событиями, познаваемыми при помощи духовной науки, чтобы понять те события, которые принимают такой оборот, что и мы, люди, оказываемся втянуты в них.
Когда рассматривают это важное событие, можно прямо‑таки изучать, как люди обманывают себя, когда в своем осмыслении мира исходят только из понятий, из дефиниций, то есть из определений, а не из непосредственного размышления о реальности. В наше время превалирует такое чувство, что надо исходить из понятий: что такое Ариман, что такое Люцифер, кем являются те или иные духи той или иной иерархии? Задают такие вопросы и, если удается получить определение, то думают, что тем самым понимают что‑то в деятельности этих существ. Я часто приводил яркий пример недостаточности определений, который был известен еще в Древней Греции. Естественно, определение, дававшееся человеку в одной из школ в Греции, не было образцовым, но формально оно соответствовало предмету: человек — это существо, которое передвигается на двух ногах и не имеет перьев. Но на следующий день один из учеников принес с собой ощипанную курицу: вот существо, которое передвигается на двух ногах и не имеет перьев. По вашему определению, сказал этот ученик, это должно быть человеком.
Существует великое множество расхожих определений, которые построены по этому образцу, и множество наших так называемых научных дефиниций примерно в той же мере соотносятся с действительностью. Но в антропософии мы не должны исходить из такого рода определений. Наихудший род познания возникает тогда, когда исходят из понятий, из абстракций. Разумеется, духов тьмы можно определить как ариманически–люциферических существ, но тем самым достигается не слишком много. Это духи тьмы, которые, если уж требуется подобрать выражение, были в 1879 году низвержены с неба на землю. Но, располагая столь общим понятием о духах тьмы, мы ничего особого не приобрели для понимания сути этого явления. Ибо эти духи тьмы, которые теперь блуждают среди нас, того же самого рода, как те духи тьмы, которые в древние времена уже низвергались из духовного мира, то есть были сброшены с неба на землю, и которые тогда имели определенные задачи, причем вплоть до греко–латинской эпохи. Они имели эти задачи в ходе всего атлантического периода и до самой греко–латинской эпохи.