Страница 30 из 54
Когда вы базируетесь на таком сравнении и принимаете во внимание многосторонние отношения государства, то вы приходите к чему‑то, что ведет себя подобно клеткам разных систем в организме. Итак, все сводится к выбору сравнения, чтобы сравнение было правильно применено. Ошибка Кьеллена состоит в том — и у Шеффля она заключалась в том же, — что отдельное государство, которое может быть сравнимо с одной только клеткой, с одной разросшейся клеткой, сравнивается с целым организмом, тогда как с организмом надлежит сравнить жизнь на всей Земле. Тогда сравнение становится плодотворным. Согласитесь, что в организме нет таких клеток, которые могли бы свободно двигаться друг мимо друга, как люди. Клетки примыкают друг к другу, граничат друг с другом. Ровно так же обстоит дело с отдельными государствами, которые являются клетками всеобщего живого организма Земли.
Возможно, вам покажется, что в этих рассмотрениях что‑то упущено. Если правомерным образом (ибо такое тоже правомерно) в вашем сердце шевельнулся житейский педантизм, то вы скажете: сначала надо доказать, что жизнь всей планеты может быть сравнена с организмом, а отдельное государство — с клеточкой. Да ведь доказательство заложено уже в самом подходе к вещам, в ходе мыслей, доказательство заложено не в абстрактном соображении, которое обычно делается, а в самом ходе мыслей. Если мысли пойдут в русле Кьеллена, то вы повсюду обнаружите: это не проходит. Вы обломаете себе рога. Надо быть упрямым бараном, чтобы настаивать на этом. А если ваша мысль охватит жизнь всей планеты, то это подходящее представление, тогда вы приходите к плодотворным прозрениям, тогда это послужит вам хорошим руководящим принципом. Вам многое станет ясным, даже больше, чем я сказал.
Современные люди любят абстракции, так что можно сказать: девять из десяти или близко к тому[57] найдут — если в случае Кьеллена, который сравнивает отдельное государство с организмом, выдвинуть контраргумент, что с организмом можно сравнивать политическую, социальную жизнь всей планеты, — девять из десяти решат, что это уже сравнение на все времена. Ибо современные теоретики государства убеждены, что их теории применимы не только к современности, но и к Риму, к Египту, Вавилону; так как государство везде есть государство. Сегодня исходят из теорий, а не из действительности.
Но это не так, на самом деле это не так. Ведь человечество находится в развитии. И все сказанное здесь о ценности сравнения относится только к эпохе начиная с XVI столетия, ибо до XVI столетия ведь не было на Земле политически взаимосвязанного целого; иными словами, только начиная с этого времени впервые было выработано взаимосвязанное политическое целое. Америка, западное полушарие, вообще не участвовала во взаимосвязях этой политической жизни. И как только вы правильным образом применяете это сравнение, вы тотчас получаете правильный взгляд на тот важный отрезок времени, что лежит между жизнью нового времени и старого. Если приходят к адекватным действительности прозрениям, то такие прозрения всегда плодотворны, тогда как понятия, не адекватные действительности, стерильны и неплодотворны. А каждое адекватное действительности понятие выходит за свои пределы. При помощи таких понятий человек может пережить больше, чем эти понятия содержат внутри себя; они направляют человека в реальность. Это самое главное, что надо не упускать из вида. Ибо абстрактные понятия таковы, что мы сами их конструируем; а там, снаружи, находится действительность, которой нет дела до наших абстрактных понятий. А если наши понятия адекватны действительности, то они насыщены живой внутренней жизнью, которая имеется также и во внешней действительности. Но это не устраивает современных людей. Они любят наиболее бесцветные, спокойные представления. Они страшатся превратиться в некий флюгер, если их понятия получат внутреннюю жизнь. Но внутренне безжизненные понятия в результате дают то, что они как бы обтекают окружающую действительность и человек, собственно, не видит в этой действительности самого существенного. Действительность тоже полна понятий, полна идей. То, что я говорил здесь на днях, это правда: там, вовне, протекает элементарная жизнь, и эта элементарная жизнь пронизана понятиями и представлениями. Но, говорил я, абстрактные понятия — это просто трупы понятий. И когда любят эти пустопорожние трупы понятий, то получается, что человек говорит и мыслит этими понятийными трупами, а действительность идет совершенно другим ходом; в ней происходят совершенно другие события, чем должны быть по нашим представлениям.
Уже три года, как мы находимся в гуще устрашающих событий, которые каждого могли бы многому научить, надо только следить за ними бодрствуя, а не в сонном состоянии. Просто поразительно в отрицательном смысле, какое огромное множество людей все еще не пробудились в отношении этих устрашающих событий современности, сколь многие еще не пришли к выводу, что события, которым еще не было равных в мировой истории, требуют прихода новых понятий, которых также доселе не было. А действительность судит по–другому. Позвольте символически выразить еще точнее, что я, собственно, подразумеваю. Могут сказать: о том, что будет война, составляли себе представления уже за много лет до нее. В целом можно сказать, что, за исключением определенных кругов англо–американского народонаселения, мир был в известном смысле изумлен началом войны. Но повсюду отдельные люди составляли себе представления, что война будет, подчас весьма примечательные представления. Одно из таких представлений встречается снова и снова — представление, из которого исходили весьма глубокомысленные (я не иронизирую, но говорю совершенно серьезно) политологи и государственные деятели и которое покоится на бережно сохраняемом абстрагировании тех или иных процессов. Эти люди проделали огромную научную работу, комбинировали, абстрагировали, синтезировали и пришли к тому представлению, которое господствовало весьма продолжительное время, даже еще в начале войны (оно тогда особенно часто повторялось): к тому представлению, что при современных политических отношениях, при современных хозяйственных и коммерческих связях эта война продлится максимум четыре–шесть месяцев. Это была строго доказанная истина. Причем обоснования, примененные в этом случае, были весьма весомыми.
Ну, а действительность — как она относится ко всем этим капитальным построениям ученых политологов? Как относится действительность? Да вы сами видите, как она относится! О чем, в таком случае, идет речь, когда поставлена такая проблема? Речь идет о том, чтобы делать выводы, действительные выводы. Война только тогда чему‑то научит, если будут сделаны выводы. Какие же могут быть отдельные выводы из того, на что я символически указал? Ведь я привел только крайний случай, а мог бы привести множество других подобных, которые, мягко выражаясь, потерпели крах по причине реальных событий последних трех лет. Так какими могут быть отдельные выводы? Да теми, что все, что повело к таким результатам, надо выбросить за борт, говоря: мы думали неадекватно реальности, мы развили систему идей и позволили, чтобы эта абстрактная, не адекватная реальности система так влияла на действительность, что и сама действительность сделалась неистинной. Итак, прежде всего порвем с теми предпосылками, что ведут к мнимому познанию, которое разрушает реальность!
Сказанное теперь должно быть настоятельно предложено людям. Примут ли они это — это другой вопрос. Ибо столь же глубокомысленным было то, что политологи предполагали относительно кратких сроков войны, столь же глубокомысленными (говорю это снова без всякой иронии) были те основания, которые приводила просвещенная медицинская коллегия при строительстве первой железной дороги в средней Европе, опираясь на тогдашнее состояние медицины. Коллегия — не один какой‑то чудак, а вся просвещенная коллегия — постановила прекратить строительство железной дороги, так как она непереносима для человеческой нервной системы. Так значится в документе от 1838 года. Выходит, не так уж далеко от нас то время, когда судили так: нельзя строить никаких железных дорог; но если найдутся такие (так написано в этом документе), что пожелают строить железную дорогу, то они должны, по меньшей мере, возвести с обеих сторон дороги высокие заборы, чтобы крестьяне не могли видеть проходящего мимо поезда, иначе они могли бы получить сотрясение мозга. Да, конечно, над такими вещами легко смеяться потом, когда сама действительность их опровергла. Тогда легко смеяться. Но определенные элементарные духи — они тоже смеются, они наперед смеются над такими благоглупостями, смеются над человеческим ученым тупоумием.
57
В оригинале — метафора: «…из дюжины тринадцать человек найдут (знаю, что такого не может быть, но это близко к реальным соотношениям)…» — Прим. перев.