Вяземская Голгофа

– Послушай, Тимофей! Я замужем, понимаешь?

– Нет.

– У меня есть семья – муж, сын.

– У меня нет никого, кроме тебя.

– Меня у тебя тоже нет. Ах, я устала. Мы в который раз говорим об одном и том же, но ты меня не слышишь!

– Послушай, Верочек…

– Ради бога! Прошу, перестань!

И снова возня и звуки поцелуев. Опомнившись, Ксения выскочила в столовую. Она отыскала Клавдию, смиренно уселась рядом. Стараясь не смотреть на хозяйку дома, она сучила под столом ногами. Туфель-то так и не сняла!

– Волосы завила? – грозно спросила Клавдия. – Хорошо хоть губы не намалевала!

Хозяйка дома, Вероника Аркадьевна, строго глянула на них. Лампа под зеленым абажуром освещала середину плотно заставленного закусками стола. Обычное наметовское изобилие: маринованные опята, селедка под слоем мелко порубленного зеленого лука, свиная колбаса, салаты, жареная свинина в глубокой миске, консервированные ананасы, вишневое варенье. Вероника Аркадьевна не морочила голову. Сразу ставила на стол и закуску, и горячее, и десерт. По краям стола в полумраке белели лица людей, двигались суетливые тени, звенело стекло бокалов, посверкивали столовые приборы. Ножи и вилки, соприкасаясь с белоснежным фаянсом, издавали характерный мелодичный звук. Гости едва уместились в самой большой из комнат. Зеленый абажур изливал на людей благословенный уют. Было темновато и тесно – сидели плотно, соприкасаясь плечами. Голоса звучали тихо. Над ними доминировал один хрипловатый баритон. Красивый мужчина рассказывал о войне в Испании, о бомбежках Мадрида, о достоинствах и недостатках новейшего штурмовика Ил-2. Гости Наметовых внимали рассказчику с почтением. Даже Генка примолк, не ерзал, не ерничал.

Они явились минут через десять, не раньше. Высокая женщина, с блестящими, гладко причесанными волосами, и мужчина в военном кителе с орденскими планками по обеим сторонам груди. Кто они друг другу? Любовники, не иначе.

Невысокого роста, светловолосый, подвижный, он окинул комнату пронзительным, волчьим взором. Он делал вид, будто смеется, морщил острый нос, но глаза его были голодны, они шарили по комнате, желая за что-то зацепиться. Он кивнул Генке Наметову, как давнему знакомцу. На рассказчика же воззрился с нескрываемой злобой. Вот он уставился на Ксению. Та почла за благо опустить взор.

– Ильин смотрит на тебя, – незамедлительно зашептала Клавка. – Он идет к нам!

Это тот самый Ильин, друг Гены Наметова, летчик, командир экипажа самолета «Ледокол»! Как же Ксения ухитрилась не признать его? А тот уже вклинил свободный стул между Клавдией и окном, он уже целовал младшую сестру лейтенанта Наметова в щеки, он уже выкладывал на стол гостинцы. Ксения сглотнула слюну при виде округлых оранжевых плодов. Апельсины! А Ильин уже разливал по бокалам сладкий сидр. Ксения приметила: Ильин не зарится на водку. Неужели намерен вместе с ними пить девчачьи напитки?

– Мне бы подсластиться! – посмеивался он. – Горька жизнь моя. Ой, горька! Вероника Аркадьевна, нет ли конфет?

Но мать Клавдии так грозно зыркнула на летчика с другого конца стола, что тот мигом перешел на заговорщицкий шепот:

– Примите одинокого волка в свою компанию, девушки? Это твоя подружка, Клава?

Ей показалось или действительно под озорными, ясными глазами летчика Ильина пролегли две влажные дорожки? Ксения присмотрелась к женщине с гладко зачесанными волосами. Та показалась ей слишком взрослой и на удивление красивой. А платье-то! Наверняка сшито дорогой портнихой. А ткань – блестящий гладкий шелк. В наряды из такой ткани одеваются киноактрисы. Юбка разлетается в стороны невесомым облаком при каждом шаге. Лиф идеально облегает прямой стан. Впрочем, на такую фигуру любой фасон сядет хорошо. Даже военная форма не сделает её угловатой.

– Кто это? – спросила Ксения одними губами.

Она обращалась к подруге и, казалось, говорила совсем тихо, но ответил ей летчик Ильин:

– Это герой воздушных боев в Испании и на озере Хасан, истребитель Константин Кириленко. А рядом с ним – его жена Вера. Я её люблю.

Голос его прозвучал так резко, что часть гостей перестали слушать рассказчика и обернулись в их сторону.

– Да тише ты, черт! – темные очи Веры блеснули. Она прижала головку к мужнину плечу, а тот продолжал свой рассказ о новых истребителях Мессершмитта так, будто выходки Ильина и вовсе не было.

Ксения совсем не могла есть. Она крошила в пустую тарелку мякиш ослепительно-белой, дурманно пахнущей французской булки. Счастливый случай! Тимофей Ильин оказался рядом с ней. Их разделяла только Клавдия, но она отстранилась, прижалась спиной к спинке стула, чтобы не мешать их разговору.

– Как вас зовут? – спросил летчик.

– Ксения Сидорова, – отрапортовала Ксения. – Вы не помните меня? Я была на празднике в вашем авиаполку. Мы обе, я и Клавдия, приехали к Геннадию Наметову. Клавдия – родная сестра Геннадия, а я – её подруга. Вспомните!

– Конечно, помню! Клавдия – сестра моего Генки, – летчик погладил Клаву по крепдешиновой коленке.

– Всё это время я ждала новой встречи с вами, потому что хотела дать понять… сказать… высказать своё восхищение вашей личностью.

Ксения почувствовала боль. Это Клавка долбила каблучком её ногу. Зачем? Неужели она что-то не то говорит? Ксения поглядывала на подружку. На лице Клавдии Наметовой застыла скучающая улыбка. Тарелочку со студнем она держала навесу, перед грудью. Отламывала вилкой небольшие кусочки, окунала их в хрен. Клавдия жевала культурно, не размыкая губ, но смотрела гневно, морщилась. Ксению же было не остановить.

– Об испанской войне я прочла всё, что смогла. Брала подшивки в институтской библиотеке. Я могу свободно читать на немецком и испанском языках. Немецким владею в совершенстве. Понимаю разные диалекты.

– В каком же из вузов учат стольким языкам? – Глаза летчика задорно блеснули.

Он снова погладил Клавдию по коленке, но на этот раз руку не убрал. Клавдия вспыхнула, дернулась. Кусок студня сорвался с вилки и упал прямехонько на бязевую белую грудь Ксении.

– Ой! – воскликнули девушки в один голос.

– Теперь будет пятно! – вздохнула Ксения. – Эх, Клавка!

– Не волнуйтесь, девушки! – Летчик широко улыбнулся. Сердечко Ксении ёкнуло. – Я всё исправлю.

Он перегнулся через Клавдию. Глаза его оказались совсем близко. Серо-голубая, с редкими черными искорками и тёмной каймой радужка, дурманящие ароматы одеколона и сидра. Как тут не потерять голову? Не убирая рук с коленей Клавдии, он склонился к груди Ксении. Одно ловкое движение – и кусок студня молниеносно исчез с белой ткани, не оставив на ней ни пятнышка. Летчик сглотнул, облизнулся, но отстраняться не спешил.

– Как же хорошо от тебя пахнет булочкой! – прошептал он. – Ты ведь где-то неподалеку живешь?

– Да, – пискнула Ксения. – Здесь и живу. На Нагорном поселке.

Она растерянно, будто ища поддержки, уставилась на Клавдию, но та о чем-то оживленно разговаривала с женой Анатолия, которая расположилась как раз напротив них.

– Я живу через три дома, и сейчас…

Она осеклась. Ильин отстранился и больше не смотрел на неё. Всё внимание летчика занимала красивая жена полковника Героя Испании. Летчица о чем-то говорила. На её гладко зачесанных, блестящих волосах поигрывали зеленые блики.

– Немцы не могут напасть! Вы не правы, Вероника Аркадьевна!

– Польша, Нидерланды, Люксембург, Франция, наконец. – Мать Клавдии разволновалась не на шутку. – Фашисты бомбят Лондон.

– Дался вам этот Лондон, – тихо сказал кто-то возле двери.

– Какое вам дело до распрей капиталистического мира? – фыркнула Вера. – Немцы – культурная нация. Шиллер, Гёте, Бетховен! Они по-прежнему ценят своих классиков. Верно, Костя?

Когда она повернулась к мужу, положила ладонь на его грудь, Тимофей вскочил с места. Стул с грохотом опрокинулся. Клавдия ахнула.

– Мы были в Германии, – подтвердил полковник. – Общались с немецкими летчиками. Это настоящие люди. Победители.