Страница 4 из 20
Такое увлечение характерно преимущественно для дилетантов, «непризнанных гениев». Но Чезаре Ломброзо был профессионалом и много занимался практической деятельностью.
Родился он в Северной Италии (она входила в Австро-Венгерскую империю), в еврейской зажиточной семье. Отец торговец постарался, чтобы сын получил высшее образование. После окончания гимназии Чезаре поступил в университет города Павии; изучал антропологию, психиатрию и нейрофизиологию.
Учился он прилежно. Интересуясь особенностями представителей разных рас, осваивал иностранные языки, включая арамейский и китайский. Во время студенческих выступлений за освобождение Италии его арестовали. В тюрьме находился недолго. Но именно тогда на него произвели сильное впечатление преступники, резко отличавшиеся по своему поведению от привычных для него интеллигентов.
В то время (середина ХIХ века) в Европе была популярна гипотеза передачи по наследству психических и умственных особенностей. Даже Чарлз Дарвин, развивавший теорию естественного отбора, отмечал, что у потомственных рабочих более крупные и грубые руки, чем у аристократов.
Казалось бы, физические показатели – это одно, а умственные и моральные – другое. Но не исключена связь физических и духовных признаков. Многие антропологи и почти все френологи склонялись к мнению, что у «диких народов» строение черепа свидетельствует о слабом развитии высших умственных способностей.
Противоположное мнение высказал французский психиатр Бенедикт Огюст Морель: человек был изначально создан как совершенное создание по образу и подобию Бога. Но со времени грехопадения, убийства Каином брата Авеля и с прогрессом цивилизации люди стали вырождаться.
…Во время войны итальянцев за независимость Ломброзо служил военным врачом в итальянской армии. С 1862 года читал лекции в медицинском факультете Павийского университета, заведовал психиатрической клиникой в Пезаро. В 1876 году стал профессором судебной медицины и общественной гигиены в Туринском университете. Тогда же издал свою монографию «Преступный человек».
По канонам популярной в ту пору френологии строение черепа предопределяло особенности психики человека. Ломброзо разделял эти взгляды. Он полагал, что существует преступный тип человека, отражённый в его внешних признаках. У таких людей преобладают черты дикарей. Таких людей нет смысла перевоспитывать. От них надо избавляться.
Получалось, что можно по строению черепа и тела ребёнка выявлять будущих преступников, изолируя их от общества или даже убивая. Теория, удобная для тех, кто мнит себя избранными, получившими, как Ломброзо, высшее образование или почётные звания и награды.
Революционеров, политических преступников он тоже считал ненормальными. Ведь обычный человек стремится сохранить установленный порядок, а не уничтожать его. Любовь к переменам – психическое заболевание с тяжёлыми последствиями для общества.
Такая точка зрения причисляет всех новаторов к патологическим типам, чем бы они ни занимались. Таков подтекст книги Чезаре Ломброзо «Гениальность и помешательство. Параллель между великими людьми и помешанными».
Он заочно, по косвенным сведениям и слухам, ставил диагнозы многим выдающимся мыслителям. «О гениальных людях, – писал он, – точно так же, как о сумасшедших, можно сказать, что они всю жизнь остаются одинокими, холодными, равнодушными к обязанностям семьянина и члена общества. Микеланджело постоянно твердил, что его искусство заменяет ему жену. Гёте, Гейне, Байрон, Челлини, Наполеон, Ньютон хотя и не говорили этого, но своими поступками доказывали нечто худшее».
На это можно ответить: ничего не поделаешь, горные вершины стоят одиноко, тогда как равнины плоски и протяжённы. Хотя известно немало выдающихся людей, которые не были ни одинокими, ни холодными и равнодушными, а вовсе даже наоборот.
Иные суждения Ломброзо вызывают недоумение. «Нередки случаи, – полагал он, – когда вследствие тех же причин, которые так часто вызывают сумасшествие, т. е. вследствие болезней и повреждений головы, самые обыкновенные люди превращаются в гениальных».
Сильный удар может только нарушить работу тонко организованной системы головного мозга, подобно тому, как удары молотком по электронной машине не улучшат её работу.
В издании этой книги Ломброзо на русском языке (1902) сделано примечание: «Покойный митрополит Московский Макарий, отличавшийся замечательно светлым умом, был до того болезненным и тупым ребёнком, что совершенно не мог учиться. Но в семинарии кто-то из товарищей во время игры прошиб ему голову камнем, и после этого способности Макария сделались блестящими, а здоровье совершенно поправилось».
Странный способ улучшить здоровье человека и усилить его ум: пробить голову камнем. Одно то, что Макарий поступил в семинарию, говорит о его здравом уме. (Хорошенькие игры семинаристов, когда камнем пробивают голову!) По-видимому, побывав на больничной койке под наблюдением врача, Макарий окреп и всерьёз занялся учёбой.
Чезаре Ломброзо нашёл у Джонатана Свифта тяжёлый психический недуг. «Свифт, – писал он, – будучи духовным лицом, издевается над религией и пишет циничную поэму о любовных похождениях Страфона и Хлои; считаясь демагогом, предлагает простолюдинам отдавать своих детей на убой для приготовления из их мяса лакомых блюд аристократам».
Судя по этому высказыванию, Ломброзо не понимал смысла сатиры (что характерно для людей с психическими отклонениями). Ведь если, к примеру, олигархи ненасытно накапливают миллионы, миллиарды долларов, тогда как сотни тысяч русских малолеток превращаются в безграмотных бродяжек, наркоманов и проституток, разве это не пожирание детей бедняков?
У Ломброзо были серьёзные претензии к английскому сатирику: «Свифт, отец иронии и юмора, уже в своей молодости предсказал, что его ожидает помешательство; гуляя однажды по саду с Юнгом, он увидел вяз, на вершине своей почти лишённой листвы, и сказал: “Я точно так же начну умирать с головы”. До крайности гордый с высшими, Свифт охотно посещал самые грязные кабаки и там проводил время в обществе картежников. Будучи священником, он писал книги антирелигиозного содержания… Слабоумный, глухой, бессильный, неблагодарный относительно друзей – так он охарактеризовал сам себя.
Непоследовательность в нём была удивительная: он приходил в страшное отчаяние по поводу смерти своей нежно любимой Стеллы и в то же самое время сочинял комические письма “О слугах”. Через несколько месяцев после этого он лишился памяти, и у него остался только прежний резкий, острый как бритва язык. Потом он впал в мизантропию и целый год провёл один, никого не видя, ни с кем не разговаривая, ничего не читая; по десяти часов в день ходил по своей комнате, ел всегда стоя, отказывался от мяса. Однако после появления у него чирьев он стал как будто поправляться и часто говорил о себе: “Я сумасшедший”, но этот светлый промежуток продолжался недолго, и бедный Свифт снова впадал в бессмысленное состояние, хотя проблески иронии, сохранившейся в нём даже и после потери рассудка, ещё вспыхивали порою. Так, когда в 1745 году устроена была в его честь иллюминация, он прервал своё продолжительное молчание словами: “Пускай бы эти сумасшедшие хотя не сводили других с ума”».
Справедлив ли диагноз, поставленный Свифту? Вряд ли. Любые высказывания и события Ломброзо толкует по-своему, стремясь доказать полюбившуюся идею. Он не замечает других вариантов объяснений.
Скажем, если дерево лишается листьев с вершины, то этим его, естественно, уподобить лысеющему человеку, а не умалишенному. Чувство собственного достоинства проявляет человек именно в общении с высокими чинами, и в этом отношении поведение Свифта совершенно нормально.
Глубоко переживая смерть любимой жены, вовсе не обязательно целыми днями рыдать и стенать. Порой именно труд помогает перенести тяжесть потери. А остроумие (несвойственное Ломброзо) указывает на здравый рассудок, в отличие от зацикленности на одной идее без критического её осмысления.