Возвращение

И смех работорговцев и их улюлюканье за спиной подливали этим ощущениям ещё больше топлива.

Впереди уже, однако, забрезжил густо-желтый свет фонарей, смешанный с оранжевыми проблесками от пламени костров. Тоннельный смрад потихоньку сменялся запахами дыма, еды, табака и пороха.

Комсомольская была большой и просторной станцией, довольно красивой – с высокими лестницами и даже балконами, тянущимися над путями. Станция, что логично, была дополнена и всевозможными штуковинами, необходимыми для жизни и быта рабовладельцев и их рабов. Ничего особенного: какие-то гамаки, канаты, столы с припасами, ящики с оружиями. Резиденция главаря располагалась под огромными лестницами в центре платформы.

Вышли на свет, подошли к маленькой лесенке, поднялись на платформу и вперёд. Вокруг царил хаос. Никакой анархии, просто было много народа, при этом все чётко выполняли своё дело, ну, или почти все.

Костры трещали, разведенные по краям платформы. Рядом с огнём, видно, на всякий случай, стояли низкие и высокие бочонки и бутыли с водой, грязные и кривые. На огне жарилось мясо, тушенка подогревалась прямо в банках, кипятились чайники. Женщин, принадлежащих к фракции работорговцев, Вебер видел не шибко-то много, а тех, кого видел, были в основном молодые и крепкие бабы с оружием и в броне, те, кто, судя по всему, ходили на вылазки, искали рабов, воевали и занимались прочими подобными делами.

Были и другие женщины. Либо постарше, либо послабее. Они занимались какими-то бытовыми действами, типа стирки в глубоких тазах, готовки, ухода за ранеными и больными и прочим в этом духе.

Громкий смех, понурое гоготание или со смаком рассказываемая история, то и дело сменялись то шепотом, то щёлканьем семечек, то шуршанием тряпок, то ещё чем.

Грязной, отчасти заваленной бетонными глыбами, вывалившимися из потолка, платформе, казалось, не было конца и края.

Навесы из ветхих тряпок, потёртой парусины, ещё чего-то были выстроены во многих местах, держались на честном слове, с помощью укрепленных палок или досок.

За этими навесами были разложены матрасы, кое-где с бельём, где-то даже с подушками: спальные места работорговцев, судя по тому контингенту, что ошивался возле них.

Итак, снова, на Комсомольской, в середине платформы, высилось несколько лестниц. Две из них, что были посередине, были утыканы часовыми, так как на лестницах находились бараки с рабами. Никаких навесов и ничего вообще там не было, кроме старых подстилок на ступеньках. Рабы все были худющими, болезненными, со страшными лицами. Многие из них казались довольно бодренькими, но таких было мало. В основном, Вебер видел стариков и мужчин, но были так же и женщины, и молодые девушки. Все рабы были одеты либо в обноски, либо в ветхую одежду.

Товара у работорговцев было много, рабские бараки располагались не только на лестницах, но и на балконах, и на путях у платформы. Там охраны было тоже уйма, и всё те же грязные мужики в броне и с кучей оружия. По мере прохождения ближе к середине станции Вебера всё больше тошнило от этих лиц.

Видел он на станции, как и всегда, много чего. Однако о том, что творилось в более тёмных уголках или не совсем на виду, но всё же достигало его взгляда, даже и думать не хотелось. Исключая подробности, Вебер думал о том, что всё это напоминало ему ненавистное заведение Майорана.

Клиентов на станции тоже было довольно много. Все они были такими разномастными и неприятными, что их можно было бы легко перепутать то с работорговцами, то с рабами.

Шли недолго, а казалось, целую вечность. Вебера и Сеньку с ним вместе подвели к одной из лавок на платформе и усадили на неё, оставив ждать под конвоем. Ждать долго не пришлось.

- Глазам не верю, Вебер. Вот так встреча.

Главарь всей этой безобразной ярмарки был высоким широкоплечим мужчиной, волосы его длиной до плеч, давно немытые, отчасти спутанные, были иссиня-чёрными. Бородка, рваная, неаккуратная покрывала узкий подбородок. Вытянутое лицо было смуглым, со шрамами.

Тёмно-карие глаза горели наглым огнём, улыбка казалась весёлой, но, в целом выражение лица чаще было каким-то меланхолично-усталым. Собственно, вот и он, Артём Валерьевич Войтко.

Вебер хорошо его знал когда-то. Или думал, что знал. Человеком Войтко был с нескрываемой хитрецой, но главное, продажным.

«Наука мне будет на всю жизнь: не связываться со всякой кодлой, типа работорговцев», - кисло подумал Вебер, глянув на Войтко.

- А чего это ты не веришь-то, Артём Валерьевич? – безрадостно хмыкнул Саша. - Я к тебе в гости пришёл. А ты меня в кандалы. Это я не верю, что сейчас сижу вот тут у тебя в ошейнике.

Чёрноволосый мужчина будто бы напрягся, легко передёрнул мощными, круглыми плечами и ответил:

- Знаешь, Саш, времена сейчас такие. Не очень, скажем так. - Войтко чуть склонил голову и прищурил глаза, глядя на Вебера с некоторым подобием гнева: ага, ущемили гордыню, совесть-то, небось, есть ещё, вот и злится. - Деньги всем нужны. А у меня тут бизнес. Я бы никогда тебя в ошейник не загнал, если бы за тебя такую сумму не вкатили. Чем же это так умудрился проштрафиться, а?

Вебер равнодушно пожал плечами.

- Знать бы кто поставил, может, и сказал бы я тебе, чем.

- А я тебе даже скажу. Ты всё равно у меня на мушке теперь, а сдавать то я тебя уже послезавтра отправлю. Майоран за тебя столько жетонов готов выложить, сколько все мои рабы вместе взятые не стоят.

Вебер замер. Его будто бы током ударило. Вот те на…

«Вот мне ещё одна наука будет: не связывайся со всякой кодлой, типа Майорана».

Вебер опустил лицо. Сам виноват во всём, что там.

- Ничего себе, - прошептал Сенька, глядя на Вебера. – Майоран!..

- Ах да, - обратив вдруг на Конопатого внимание, протянул Артём Валерьевич. - На этого щенка метропольского у меня тоже дело есть…

- Ну? Где он? – раздался неподалеку старческий голос – писклявый, противный донельзя. - Где там моя жертва?...

- А, вспомни солнце, вот и лучик. Хотя стоило бы другую поговорку применить, но клиент всегда прав, так что я лучше помолчу, - отозвался Войтко, когда рядом с ним возник костлявый старик в поношенном халате из светло-серой ткани. Халат был расшит какими-то ли знаками, то ли это принт такой, не поймёшь. Лицо старика было таким ссохшимся, что единственное, за что зацепилось внимание Вебера, это были огромные глаза: выпученные, блёклые, дотошные. Эти глаза бегали по лицам, словно рентген, пытающийся что-то обнаружить, когда старик остановил взгляд на Сеньке, то радостно вскрикнул и, указав на мальчишку крючковатым пальцем, повернулся к Войтко.

- Он? Он?

Тот закатил глаза.

- Да он, он, - отмахнулся Войтко. - Когда ж это уже закончится?..

Старик крякнул, и его губы, словно две нитки, дёрнулись в улыбке. Он подлетел к Сеньке, схватил его за запястье и подтянул его руку к себе. Так резко, что у парня, кажется, в локте что-то хрустнуло. Сенька зашипел от боли, так сильно старик вцепился в его ладонь, вглядываясь в Метропольский значок на запястье.

Вебер, было, дёрнулся, но его тут же подхватили люди Войтко, не давая сдвинуться с места.

- Вот, вот, вижу! Метропольский! - стуча пальцем по татуировке Конопатого, приговаривал старик. - Вот! Значит, молодой и чистый из города. Мне такой подойдёт.

- Ты мне только товар не попорть, эй, - буркнул Артём Валерьевич. - А то сейчас руку ему оторвёшь, а денег я так и не увижу.

Старик отпустил Сеньку, и тут же отступил на шаг назад. Он сцепил перед собой руки и теперь молча взирал на него. Конопатый ошарашенно смотрел на старика в ответ. Вебер нахмурился. И кто это вообще такой? Прищурив глаза, наёмник скользнул взглядом по двум типам, что, крутились за спиной старика. Двое молодых парней в таких же дурацких халатах, как и дед. Лица у парней были не очень: измученные и какие-то…ненормальные. Головы и вовсе были обриты подчистую.

- Мы берём его. Этот точно подойдёт для жертвоприношения. Чистый, из города. Как раз то, что надо, - покивал старик двум жлобам, слушающим каждое его слово с неистовым вниманием. Дед повернулся к Войтко, недовольно сморщил нос. - Завтра всё должно быть готово. Мы останемся еще на одну ночь в вашей гостинице, которая скорее больше похожа на смрадный притон, утром рассчитаемся и отбудем.