Битва при Пуатье

Атака, в отличие от джигитовки, регулировалась дотошными предписаниями и чаще всего разворачивалась на очень ограниченной (поскольку она не была подготовленной) территории. Действительно, на поле битвы имелись всевозможные препятствия, которые внезапно появлялись на пути, в виде изгородей, деревьев, рытвин и рвов. Поэтому атака часто начиналась с манежного галопа, чтобы достичь своего размаха только на последних ста метрах. В конце этого короткого пробега лошадь, возможно, и задыхалась, что привычно для верхового животного, которое ощущает мышечную усталость только пару минут, после чего его дыхание приходит в норму. Убедительные примеры тому нам дает поло. Когда атака заканчивалась, за ней следовала статичная фаза поединков, после чего всадники отходили назад, освобождая место для новой волны. Так что эта тактическая игра и эти предположения позволяют нам верить в возможность кавалерийского сражения, которое бы длилось несколько часов.

Что же касается высказывания о том, что лошади, совершившие тысячекилометровый пробег, уже не обладают выносливостью, необходимой для того, чтобы выдержать напряжение битвы, то мы верим в это тем меньше, что у каждого всадника было по нескольку верховых животных.

Генерал Пенсар еще думает, что наших лошадей нельзя сравнить с теми, которые жили в эпоху Средневековья, точно так же как не следует сопоставлять стойкость арабских и франкских воинов с возможностями наших современных солдат. Антара, поэт VI в., особенно почитаемый Мухаммедом, оставил нам следующее похвальное слово своему боевому коню, и этот панегирик может снять определенные сомнения: «Я всегда верхом на сильном коне высокого роста, покрытом шрамами, против которого не прекращают выступать, сменяя друг друга, воины».

Вполне можно допустить, что арабская конница обладала реальной силой, поддержкой которой Красе заручился против парфян, и осознать значение лошади, закрепленное в одной из коранических сур, несущей на себе отпечаток эпического духа:

А впрочем, к чему упорствовать, доказывая возможности лошадей в битве при Пуатье? В той же мере можно планомерно подвергнуть сомнению все конные сражения истории.

Другой вопрос, вызывающий недоумение, – стремена. Нет никаких оснований, говорит майор Лефевр де Ноетт, полагать, что арабам они были известны. Лишь одним веком позднее мы находим конную статую Карла Великого, на которой эта деталь отсутствует. По утверждению майора, никому не была известна и подкова, которую начали использовать только в IX в. в Иль-де-Франс, где она и была введена.

Таким образом, в разговоре о битве следует отказаться от выражений вроде: смять, стремительно атаковать и обратить в бегство, когда речь идет об арабской коннице.

Александр де Сен-Фалль в своей книге: «От Мухаммеда до Готфрида Бульонского» опровергает майора де Ноетта. Он напоминает, что армия великого Тайцзуна уже почти век была оснащена стременами, несравненным изобретением, позволяющим всаднику совершать бесконечно более продолжительные и менее утомительные рейды и довести атаку до уровня физического удара, деморализуя тем самым противника. Арабы, соприкоснувшиеся с китайцами в этих далеких странах, не замедлили осознать причину этого неотразимого натиска два кожаных ремешка и две легкие для изготовления металлические скобы, так что уже через несколько лет кавалерия. Муавии располагала этой новой разновидностью конской сбруи Сен-Фалль видит в этом заимствовании причину успеха арабской экспансии, которая из пустынь Египта донесла ислам до самого Гибралтара. Равным образом он полагает, что еще приблизительно через двадцать лет со стременами познакомились и всадники Карла Мартелла.

Какая сила противостояла последователям Мухаммеда? Если верить историкам, толпа пеших людей и достаточно значительные конные части в столь тесном строю, что вспоминается фраза Жуанвиля:[179] «Если бы кто-то бросил им перчатку, она бы не нашла места, чтобы упасть на землю, на протяжении полулье». Поль Эмиль говорит: «Пехота была выстроена в длинную линию, солдаты жались друг к другу, чтобы не пропустить сарацин».

Войско было компактным и неоднородным, так как историк Родерих Толедский упоминает в составе этого войска даже гепидов. Описание, которое дает Зеллер, хотя и красочно, но все же более реалистично, чем его же представление об арабах «Франки с их огромными, как у всех германцев, руками, обтянутыми перекрещенными пурпурными лентами, потрясали секирами своих отцов (топор на короткой рукояти, оружие, как метательное, так и рубящее), а главное, загнутым крючком ханг, которым врага зацепляли, пронзали и повергали к ногам победителя. (Ханг или ангон, дротик с привязанной к нему веревкой, использовался как гарпун.) Самые бедные и самые дикие, выходцы из Гессена и Франконии, надевали на плечи медвежьи и зубровые шкуры; самые богатые, питавшиеся со стола влиятельных вождей или жившие среди трудолюбивых галльских колонов, носили тяжелые кольчуги, нагрудники из стальных пластин, римские шлемы и галльские тартаны тысячи цветов, которые производились в Ванне. Саксонские добровольцы полагались на свое национальное оружие – огромный двуручный меч, знаменитый сакс… Аламанн и бавар держались стойко благодаря своему длинному и тяжелому копью, сделанному из кола, добытого в герцинском лесу. И, наконец, еще более дикие воины, прибывшие из самых дальних пограничных областей Германии, красившие свое орудие и тело в черный цвет. У этих не было ничего, кроме храбрости, ивового щита, толстой пихтовой пики и тяжелой дубовой дубины».

Это пестрое воинство было описано арабскими историками, которые уверяют, что армия Карла состояла из людей, говоривших на разных языках, тогда как Аноним, рассказывая о них, обозначает их общим термином «европейцы». Лишь Дом де Вик и Дом Весетт утверждают, что в составе этой армии были исключительно франки и бургунды без всякой поддержки со стороны германцев.

В этот самый момент, когда обе армии находятся в боевом порядке, стоит ли нам следовать Полю-Эмилю де Верону, изображающему, как Карл и Абд-ар-Рахман обращаются к своим воинам с пространными речами в соответствии с традицией Тита Ливия в самом чистом виде, и нужно ли верить Бернару де Жирару, который приписывает Карлу Мартеллу вот такое воззвание: «Неверные встретят людей Франции, которые подвергнут их испытанию. Бог поможет им и воспретит им раздоры. Оправдайте же это доброе мнение».

Есть и менее сомнительное предположение, пусть оно и не строится на каком-то определенном основании; оно позволяет допустить, что, согласно кораническому закону, Абд-ар-Рахман начал с того, что предупредил людей, которых собирался атаковать, предложив им принять религию Пророка или заплатить дань. Слова Мухаммеда категоричны: «Призови их на путь твоего Господа умело, благоразумно, кроткими и убедительными увещаниями».

Но сделал ли это благочестивый Абд-ар-Рахман?

«Бодро сражаясь, северные народы, не уступая и оставаясь недвижными, как ледяная стена, убивали арабов ударами своих мечей».

Нельзя отрицать, что инициатива первой атаки принадлежала Абд-ар-Рахману, и не менее определенным представляется то, что франкская армия выдержала это нападение, не дрогнув. Сражение длилось до самой ночи, но к которому часу следует отнести его начало? Можно допустить, что с момента восхода солнца прошло достаточно продолжительное время, необходимое для построения, предшествовавшего сражению. Тогда можно предположить, что было около полудня, и это полностью отвечает исторической логике. Мухаммед внушил своим последователям принцип: избегать битв до аль-зора,[180] второй дневной молитвы, которой завершается утро. Его тактическим планом было: до вечера удерживать равновесие в битве, чтобы затем возобновить сражение со свежими частями, до того сохранявшимися в резерве, и в результате ошеломить неприятеля мощной заключительной атакой. Или же, на случай поражения, чтобы бегство происходило под покровом ночи.

179

Жуанвиль, Жан де (1227–1317) – сенешал Шампани, друг и биограф французского короля Людовика IX Святого, участник седьмого крестового похода. – Примеч. ред.

180

Молитва (намаз) совершалась пять раз в день аль-федир на заре, аль-зор в полдень, аль-аср в три часа, аль-магреб на закате солнца, аль-аха глубокой ночью.