Страница 14 из 26
Платон называет любовь горькой вещью (в итал. тексте — сладостным горьким плодом). И справедливо, потому что всякий, кто любит, умирает. Орфей называет её сладостно-горькой, так как любовь есть добровольная смерть. Поскольку она есть смерть, она горька, но, так как смерть эта добровольна, — сладостна. Умирает же всякий, кто любит, ибо его сознание, забыв о себе самом, всегда обращается к любовнику.
Что, однако же, ищут они, когда взаимно любят друг друга? Они ищут красоту. Ибо любовь есть желание наслаждаться красотой. Красота же есть некое сияние, влекущее человеческую душу. Красота тела ведь есть не что иное, как само сияние, проявляющееся в привлекательности красок и линий. Красота же души есть сверкание, проявляющееся в согласии учёности и нравов. Этот свет тела не воспринимает ни слух, ни обоняние, ни вкус, ни осязание, но только зрение. А коль скоро одно лишь зрение воспринимает его, то одно оно и наслаждается им. Итак, только одно зрение наслаждается телесной красотой. Но так как любовь есть не что иное, как желание наслаждаться красотой, а воспринимает её только зрение, любящий довольствуется одним созерцанием тела. Страсть же обязательно является ни частью любви, ни чувством любящего, но есть лишь вид необузданности и смятение рабской души.
Посмотри, как люди злоупотребляют словами любви и ненависти. Если безумный юноша овладевает девушкой, толпа называет это любовью, в то время как гораздо вернее сказать, что это ненависть. Истинная любовь желает в ущерб себе быть полезной другим. А он не думает ни о чём, кроме собственного удовольствия. Значит, он любит не девушку, а себя, хотя он и себя-то не любит. Потому что никто не может любить другого, если до этого он не полюбил себя — но только праведно. Никто не может никого ненавидеть, если до этого он не возненавидел себя. Однако иногда хорошо любить — значит хорошо ненавидеть, а праведно ненавидеть — значит любить. Следовательно, тот, кто ради небольшого своего удовольствия (как он считает) строит девушке козни лестью и подарками, чтобы похитить у неё лучшее из того, что она имеет: целомудрие, стыдливость, простодушие, чистую совесть, славу, — как тебе кажется, он её ненавидит или любят? Конечно, нет ненависти больше, чем эта! Когда неразумные родителя прощают детям их пороки, обычно говорят, как нежно они их любят. Напротив, как жестоко их ненавидят те, которые в угоду своим страстям пренебрегают спасением детей.
(Эразм Роттердамский)
Мишель Монтень. Из «Опытов»
Мне не ведомы браки, которые распадались бы с большей лёгкостью или были сопряжены с большими трудностями, нежели заключённые из-за увлечения красотой или по причине влюблённости. В этом деле требуются более устойчивые и прочные основания, и действовать тут нужно с неизменною осторожностью; горячность и поспешность тут ни к чему.
Удачный брак, если он вообще существует, отвергает любовь и всё ей сопутствующее; он старается возместить её дружбой. Это — не что иное, как приятное совместное проживание в течение всей жизни, полное устойчивости, доверия и бесконечного множества весьма осязательных взаимных услуг и обязанностей.
А то, что мы видим так мало удачных браков, как раз и свидетельствует о ценности и важности брака. Если вступать в него обдуманно и соответственно относиться к нему, то в нашем обществе не найдётся, пожалуй, лучшего установления. Мы не можем обойтись без него, и вместе с тем мы его принижаем. Здесь происходит то же, что наблюдается возле клеток: птицы, находящиеся на воле, отчаянно стремятся проникнуть в них; те же, которые сидят взаперти, так же отчаянно стремятся выйти наружу. Сократ на вопрос, что, по его мнению, лучше — взять ли жену или вовсе не брать её, — ответил следующим образом: «Что бы ты ни избрал, всё равно придётся раскаиваться». Это сговор, к которому точка в точку подходит известное изречение: Человек человеку или бог или волк. Для прочного брака необходимо сочетание многих качеств. В наши дни он приносит больше отрады людям простым и обыкновенным, которых меньше, чем нас, волнуют удовольствия, любопытство и праздность. Вольнолюбивые души, вроде моей, ненавидящие всякого рода путы и обязательства, мало пригодны для жизни в браке…
Руководствуйся я своей волей, я бы отказался жениться даже на самой мудрости, если б она меня пожелала. Но мы можем сколько угодно твердить своё, а обычай и общепринятые житейские правила тащат нас за собой.
И сколь бы развращённым меня ни считали, я в действительности соблюдал законы супружества много строже, чем обещал или надеялся в своё время. Поздно брыкаться, раз дал стреножить себя. Свою свободу следует ревниво оберегать, но, связав себя обязательствами, нужно подчиняться законам долга, общим для всех, или во всяком случае прилагать усилия к тому. Кто заключает подобную сделку с тем, чтобы привнести в неё ненависть и презрение, тот поступает несправедливо и недостойно.
Если не всегда выполняешь свой долг, то нужно по крайней мере всегда помнить о нём и стремиться блюсти его. Жениться, ничем не связывая себя, — предательство.
Женщины нисколько не виноваты в том, что порою отказываются подчиняться правилам поведения, установленным для них обществом, — ведь эти правила сочинили мужчины, и притом без всякого участия женщин. Вот почему у них с нами естественны и неминуемы раздоры и распри, и даже самое совершенное согласие между ними и нами — в сущности говоря, чисто внешнее, тогда как внутри всё бурлит и клокочет.
* * *
Супружеская любовь создаёт человеческий род, дружеская любовь совершенствует его, а распутная любовь его развращает и унижает.
(Фрэнсис Бэкон)
…Божественная любовь, или радость, которую испытывает человек от чувства счастья и высшего совершенства Бога, до такой степени необходима для нашего истинно высшего блага, что сама по себе является этим высшим благом. А значит, и все прочие любовные чувства, и все прочие наслаждения подчинены любви к Богу и не могут иначе дать прочного наслаждения, т.е. такого, которое необходимо для содействия высшему благу, каковое, в свою очередь, является не чем иным, как долговременной радостью.
(Лейбниц)
Все народы единодушно относятся с презрением к распущенности женщин, потому что всем им внятен голос природы. Она установила нападение, она же установила и защиту и, внушив обеим сторонам желание, дала одной стороне дерзость, а другой — стыд. Она дала людям много времени для забот о самосохранении и лишь короткие моменты для воспроизведения своего рода.
Поэтому неправильно мнение, будто невоздержанность порождается законами природы, напротив, она является их нарушением; скромность и самообладание — вот что предписывается этими законами.
(Монтескьё)
Любовь — это дар небес, который требует, чтобы его лелеяли самые совершенные души и самое прекрасное воображение. Пылкие наслаждения усыпляются браком, дар небес утрачивается под влиянием грубого и безвкусного разврата, а выгода превращает его в товар.
(Гельвеций)
Добродетель женщины есть прекрасная добродетель. Добродетель мужского пола есть добродетель благородная. Женщины избегают дурного не потому, что оно несправедливо, а потому, что оно безобразно, и добродетельными будут для них поступки нравственно прекрасные.
(Кант)
Всякая сильная привязанность в лучших личностях ведёт к самоотвержению. Если человек не доходит до полного заклания собственного достоинства в честь чужого, то всё-таки удовольствие, достоинство любимого существа делается для него столь дорогим, что он находит наслаждение в принесении ему в жертву более или менее значительной части своих эгоистических удовольствий, следовательно, подчиняет частью своё Я другому, внешнему Я, в котором живёт помощью идеализации.