Страница 10 из 11
12.
Нехожеными тропами пробирался товарищ Хошимин в Гуанси. Он шёл две недели пешком, питаясь дикими плодами манго, авокадо и водой из лесных родников. Он старательно прятался от гоминьдановских патрулей, но в городе Тук Винь его всё-таки арестовали. Зорко следивший за ним генерал Чжан Фагуй разгадал его замысел – встретиться с Мао Цзэдуном или даже с самим генералиссимусом Чан Кайши напрямую, перепрыгнув через его, Фагуя, голову.
Хошимин в тот период всё больше вдохновлялся идеями Мао о насильственном захвате власти через революционную войну крестьянства. Всё-таки говорить о диктатуре пролетариата в Индокитае было рановато, а значит с точки зрения борьбы за власть бесполезно. Почему бы не воспользоваться идеями о совместной диктатуре нескольких общественных классов? Установить такую форму правления можно было лишь подтолкнув в пекло вооружённой борьбы массы самого многочисленного класса, крестьянства, а, следовательно, в данных условиях, через партизанскую войну. Генерал Фагуй не мог знать о том, что в верхних регионах Тонкина неким Зиапом Нгуеном были уже сформированы повстанческие партизанские ячейки Вьетминя.
Ещё в сороковом Фам ван Донг и Зиап Нгуен, два старых революционера, закалённых подпольем, первыми отправились на партизанские базы Юннани в целях прохождения боевой и политической подготовки. На пути их настигли, было, специальные агенты Сюртэ, но подпольщики спрыгнули с поезда на полном ходу и, переплыв через Красную реку, добрались до места назначения невредимыми. Здесь они встретили Хошимина, только что притопавшего пешком из Алма-Аты. Узнав о взятии Парижа немцами, он приказал им немедленно возвращаться в Тонкин и, не проходя ни политической, ни боевой подготовки у китайцев, самим создать партизанскую базу для истинных патриотов в приграничных районах Вьетбака, наладить там агитационно-пропагандистскую работу и запустить в работу учебно-тренировочный центр. На базе первоначально собралось ядро приблизительно из тридцати человек. Это были самые настоящие оборванцы, обутые в сланцы, сделанные из автомобильных покрышек. Но Зиап видел в них основную мышцу, сердце своего будущего войска, и принялся эту мышцу упорно тренировать. По утрам они совершали пробежки на вершину холма, где оттачивали навыки боевых искусств вьет-водао. Сначала, после короткой разминки, они занимались дыхательными упражнениями, вроде «Круговорота энергии», потом переходили к силовым кюйенам. Напоследок они устраивали вольные спарринги между собой и медитировали, а по вечерам, приведя тело и дух в нужное состояние, достигнув баланса сил жара и холода в сердце, выходили на дело.
Сам Зиап, засучив рукава, лично взялся за стрелковые дисциплины, отобрав нескольких самых решительных и по-боевому настроенных товарищей, которые пришли к нему с оружием. Они вооружились во время первого японского вторжения, когда вишистские солдаты панически бежали, побросав там и сям довольно большое количество винтовок и пистолетов. Поскольку на повестке дня, стояло в первую очередь революционное самовооружение, боевая группа Зиапа сразу занялась борьбой на два фронта, организовав регулярные налёты как на французские, так и на японские дозоры с целью пополнения боевого арсенала и ликвидации врага. Кроме того, они развернули кампанию финансовых экспроприаций, сконцентрировав её на банках, сберкассах и почтовых отделениях приграничных городков и населённых пунктов. Но это была лишь прелюдия к продолжительной герилье. Прекрасные густые леса и зелёные, крутые отроги известняковых массивов Вьетбака были словно созданы для упорной и продолжительной борьбы против чужеземных захватчиков.
Генерал Фагуй понял, что просчитался в своих попытках создать вьетнамский аналог Гоминьдана без участия коммунистов из Вьетминя, объединив и смешав в революционной Лиге все оппозиционные элементы, жаждавшие поучаствовать в переделе будущей власти, от крайне правых до умеренных либералов. Так, к примеру, он настойчиво рекомендовал включить в предполагаемое Временное правительство Тама Нгуена, лидера вьетнамских национал-социалистов, открыто опекаемых японской военщиной в Тонкине. Кроме того, он лоббировал кандидатуру другого националиста Хай Тхана в президенты Исполнительного комитета и даже назначил ему ежемесячные ассигнования в размере ста тысяч юаней на организацию шпионажа и подрывной деятельности против японцев в Ханое и Хайфоне. Тем не менее, ни одна из входивших в Лигу организаций не могла ни предоставить достоверных сведений, ни похвастаться успешными операциями против японцев, кроме всё тех же ненавистных Фагую коммунистов из Вьетминя.
Скрепя сердце, Фагуй пошёл на послабления тюремного режима для Хошимина, сначала разрешив ему свободно выходить на связь со своими товарищами, находившимися на свободе, потом временно освобождая его для участия в мероприятиях Лиги. Следуя неумолимой логике войны, в августе сорок четвёртого, когда уже был освобождён Париж, он пригласил своего узника к себе в штаб, чтобы дать ему полную свободу и договориться об условиях дальнейших совместных действий.
Генерал Фагуй внутренне смирился с тем, что Хошимин будет держаться нагло и самоуверенно и был даже слегка удивлён его манерами, когда того ввели. Хошимин разговаривал спокойно, ничем не выказывая каких-либо обид.
– Надеюсь, Вы не станете возражать против вхождения наших войск на территорию Индокитая в случае необходимости? Концепция военной помощи подразумевает это, – сразу поинтересовался генерал.
Хошимин отрицательно покачал головой:
– Нет, не стану. Принципы военной помощи между равными действительно не противоречат этому. У нас общие враги.
– Каковы Ваши ближайшие планы, если мы немедленно выпустим Вас на свободу? – Фагуй пытливо посмотрел на коммуниста. Тот лишь слегка сощурился и едва заметно погладил свою ленинскую бородку.
– Я берусь организовать, как минимум две партизанские базы на той стороне границы.
Фагуй нервно побарабанил пальцами по столу. О помощи должен был попросить первым вьетнамец. Ладно, чёрт с ним.
– Что Вам потребуется для этого от нас?
Хошимин ждал этого вопроса.
– Мне нужно до тысячи винтовок и хотя бы пятьдесят тысяч пиастров на первые два месяца.
– Я дам Вам двадцать пять тысяч.
– Согласен.
Фагуй довольно потёр руки. Парень оказался сговорчивее, чем он думал.
– Насчёт оружия – нет проблем.
– Отлично. Кроме того мне нужен заверенный лично Вами, генерал, перманентный пропуск и мандат о том, что я уполномочен революционной Лигой осуществлять в Индокитае все действия, которые сочту необходимыми.
Генерал слегка побледнел. В этом он был взят врасплох.
– На это я пойти не могу, – недовольно протянул он.
– Генерал, я, как и мои товарищи, хорошо осознаю, что мы не сможем ввести социалистический режим сразу после Освобождения. Мы стремимся к установлению антифашистской народной демократии. Даю Вам слово.
В такие исторические моменты особо одарённые политики и революционеры, запросто торгуют социально-экономической формацией, как неким особо ценным бизнес-активом, или инвестиционной гарантией. И неважно, каковы их идейные пристрастия. Если такой революционер – не оторванный от жизни неисправимый идеалист, он обязательно будет торговаться всем – названием, геополитической ориентацией, будущим строем своей страны. Только тогда одарённый революционер придёт к истинному успеху. А истинный успех любого политика – это власть. Голос Хошимина звучал в этот момент ещё твёрже, чем в начале разговора. Фагуй, поразмыслив, решил согласиться. Всё равно решаться это будет не на их уровне, пусть тешит себя иллюзиями, если угодно.
– Мы всё равно должны будем защищать Вашу демократию. Когда Вы готовы отбыть в Тонкин?
– В течение месяца. Я сам должен буду отобрать товарищей из Вьетминя, которые будут меня сопровождать.
Фагуй кивнул.
– Хорошо. Что-нибудь ещё?
– Хорошо бы мне ещё личный револьвер для самообороны.
– Револьвер Вы получите перед отбытием. В течение месяца – остальное.