Чертов Лоб

Наскальное творчество скудоумных аборигенов нисколько меня не впечатлило. Возникшая было добрая практичная мысль о том, что в проклятом проходе могут найтись биржевые графики других эмитентов, утонула в искреннем, почти ребяческом восхищении. Словно в ответ на мой восторг, древние рисунки мигнули, неярко заблестев. Испуганный, пораженный происходящим, я двигался вперед, не заметив, и не поинтересовавшись, когда на камне растворились последние застывшие в эпохах выкрики сегодняшних дикарей, когда сомкнулись высоко вверху стены.

Блеск петроглифов осмелел настолько, что затмил бы полуденное солнце, загляни оно по какой-то причине сейчас в туннель. Услышав за спиной шорох, я не оглянулся, ясно предполагая ползущую по направляющим тяжелую каменную дверь. Испуг мой, если не испарился окончательно, то зачах, стремительно тая.

Убогие шедевры моих современников больше не тревожили скалу, сменившись сугубо прикладным творчеством каменного века, со всем эксклюзивным набором тщедушных фигурок, копий; охотничьими сценами, луками, стрелами, диковатыми шаманами, топорами, всевозможными животными, среди которых главенствующая роль неизменно отдавалась жирным пузатым мамонтам с залихватски изогнутыми бивнями. В одном месте я отметил взглядом отчетливую, добротно прорисованную фигуру сидящего Будды. По пути мне попалось несколько рисунков, изображающих группки подозрительных бородатых личностей с орбитами нимбов над головами. Раньше, я это знал точно, ничего подобного здесь не было.

Новый камень сдвинулся при моем приближении, вернулся на обычное место, перечеркивая все творения человеческих существ. Утилитарные петроглифы прирожденных охотников, бесполезные выкрики Пети, Васи и Коли в первозданную тишину вечности отныне не отнимали ни кванта моего внимания. Вокруг неспешно расцветала подлинная картинная галерея неведомых творцов.

Трогая ладонями до странности теплые рисунки, я подолгу разглядывал каждое изображение, находя все новые и новые удивительные артефакты, радовался им, как встрече с давным-давно потерянными близкими. То сложнее предыдущих, то заметнее проще, картины сами призывали меня коснуться их, торопливо мигая до тех пор, пока ладонь не оказывалась в центре спирали, на перекрестье дуг или не проводила по диковинному, невообразимо органичному ансамблю шаров, конусов и треугольников. Поторопиться, пропустить хотя бы единый безобразный прекрасный орнамент казалось преступлением против моего человеческого, и без того нещадно разбитого в клочья разума.

После крутого поворота переход стал немного шире, то и дело рассекаясь толстенными ребрами, напоминающими переборки крупного океанского корабля. Каменные двери следовали одна за другой.

По сторонам очередного проема высились большие белые статуи, изображающие упитанных, довольно наглого вида собак со страшными открытыми пастями. Меня слабо удивило, когда высеченные из цельной скалы фигуры мягко изогнули спины, вытянули передние лапы, в жесте глубокой покорности уронив мохнатые головы. Зубы чудовищных псов громко клацнули.

Камень стен сменил прозрачный материал, похожий на чистейший лед. Здесь было безумно холодно, но я чувствовал себя абсолютно комфортно, и только густой пар, поднимающийся изо рта, сильно беспокоил меня. За прозрачной преградой от пола к потолку вздымались витиеватые шпили, закрученные винтом колонны, а от потолка к полу тянулись медленно вальсирующие нити, напоминающие тончайшие щупальца медуз. Чуть далее, между шаров, спиралей, всевозможных эллипсоидов, невесомых конструкций с самой причудливой геометрией висела подушка желтого тумана, словно удерживая в равновесии и гениальном порядке весь целостный ансамбль удивительных сооружений.

Даже не имея самого отдаленного представления об электрической энергии и религиозных мистериях, трудно перепутать генератор с жертвенником. Ни единого раза, ни одной миллисекунды я не подумал, что сооружение в недрах горы имеет сейчас или имело в древности ритуальное значение. Даже мысли такой не возникало. Теперь, проходя по безопасной пешеходной дорожке сквозь настоящий машинный зал, мне пришлось бы отбросить любую идею об архаичных культах и затерянных в веках церемониях.

Холод остался за закрывшейся дверью. Еще издалека я услышал плеск и шум, в контрапункте которому звучало четкое гудение, напоминающее голос гигантского трансформатора. Начинаясь как окоп, заурядная линия обороны, туннель продолжился подлинной коллекцией ценителя искусств, прошел сквозь помещения сугубого утилитарного характера, внезапно закончившись в длинном вытянутом зале. Черная вода бурлила сразу со всех сторон. Насколько можно было судить, материального ограждения попросту не существовало. Волны подземной реки бились, пенились и клокотали, тщетно силясь ворваться в зал, построенный буквально в кипящей, оглушающе шумной воде. Конечно, все дорогу сюда я понемногу спускался, но все же плохо представляю себе, откуда взялась колоссальная масса дождевой воды практически на вершине взгорка.

Сделать первый шаг, практически ступив в течение подземной реки, оказалось несложно. Никакого замешательства или неуверенности в моих движениях не было. Невидимый глазу пол заметно прогибался, под ногами что-то подозрительно хрустело, несмело и безрезультатно пытаясь перекрыть грохот исступленной воды. Сначала руководствуясь отблесками орнаментов на стенах туннеля, я быстро пересек половину зала, и хорошо прибавил ходу, заметив впереди свет. Очень глубоко в воде, возможно у самого подножия горы, тревожным красным огнем горели семиконечные звезды, расположенные на равном удалении друг от друга.

Это их мне срочно нужно спасти.

Неторопливо, даже важно кружась по орбитам, звезды меняли цвет, то укорачивая, то вновь удлиняя гибкие как пальцы лучи в сложном запутанном порядке. Красный неторопливо сменился фиолетовым, который принялся перетекать в зеленый, синий, оранжевый, и при моем приближении ненадолго остановился на однородном желтовато-белом ровном сиянии. Здесь гудение было настолько мощным, что передавалось сильной вибрацией в ноги.

Нескончаемый магический хоровод звезд заворожил меня, одним бойким безудержным прыжком перенося уставший, измученный рассудок то в космические глубины детства, то за околицу еще не созданного пространства будущей Вселенной, то забрасывая в железные недра давным-давно потухших солнц. Не представляю, сколько я простоял, окруженный стремительным черным потоком подземной реки, не существуя как тигр или человек, с мыслями, телом, свободной душой, чувствами, разделенными на отдельные составляющие, разбросанные по разным закоулкам времен и мирозданий.

Четкое острое понимание того, что не звезды манипулируют мной, а я сам сейчас управляю звездами больно укололо неохотно возвращающееся сознание. Дикость, сумасшествие, кошмар, параноидальная иллюзия. Мне никогда прежде не случалось побывать на вершине невысокой безымянной горы в нескольких километрах от Осиновки, не говоря уже о спуске в таинственные коридоры. Но я здесь был раньше. Звезды внизу, ужасающие и безобразные, больше напоминали шестеренки, движущиеся детали какого-то механизма, кроме формы, никак и ничем не напоминая своих морских земных прототипов.

Земных прототипов? В трепете я, будто ребенок, спасающийся от детских страхов, прикрыл глаза ладонью, представив на миг, что смотрю на блуждающие звезды не сквозь толщу безумной воды, а через невообразимые космические дали. Уже не представляя принципов их существования, не в состоянии хотя бы приблизиться к постижению смысла танца и значений головокружительной смены цветов, я все еще совершенно точно знал, как подчинить своей воле звезды на дне обычного подземного водоема в другой метагалактике. Расколотое ускользающее тонкое знание это явно не помещалось в моем мозгу, разрывая восторженно кричащий от ужаса родной чуждый рассудок в лоскуты.

Звезды разом погасли, заглушенные ворвавшимся в недра горы лучом солнечного света. Свет разлился под ногами, ударил в колени, обхватил за плечи. Свет оттолкнулся от моей головы, устремился вверх, прыгнул по сторонам, выхватывая из темноты блестящие округлые тяжелые корпуса машин, прежде надежно скрытые в толще бушующей воды.