Страница 3 из 4
— Э, нет! Я держу его. И буду удерживать здесь, где от него больше всего пользы! Он мой! Мой, и точка! Вам его не заполучить!
Вода низвергалась и громыхала! Немцы барахтались и бултыхались. Безжизненные ноги-руки Шмидта дико дергались в неумолимом потоке. Каким-то образом его тело высвободилось. Шлюз распахнулся, и он упал ничком в поднимающиеся воды.
С ним вместе упало еще нечто — белое, стремительное, нагое. Элен.
Алита наблюдала за происходящим с заторможенным чувством, которое слишком утомило ее, чтобы называться ужасом.
Она смотрела до тех пор, пока не осталось три немца, плававших вокруг, держащих головы над водой, истошно призывая Бога на помощь. А Элен незримо двигалась среди них, быстро перебирая руками. Ее белые руки взметнулись вверх, схватили одного офицера за плечи и потянули под воду.
— Это совсем другая любовь! Займись со мной любовью! Займись! Что, тебе не нравятся мои ледяные губы?
Алита, содрогаясь, поплыла прочь от этого неистовства, воплей и смертоубийства. Подлодка погибала, сотрясаясь всей своей первобытной тушей в стальной агонии. Через мгновение она захлебнется, и дело будет сделано. Снова на дно опустится безмолвие, и солнечный свет упадет на мертвецов, на притихшую лодку, и еще одна атака увенчается успехом.
Рыдая, Алита двигалась в зеленой тиши навстречу солнцу, и чем ближе она приближалась к поверхности, тем теплее становилась вода. Вечерело. В Форест-Хиллз сейчас на кортах играли в теннис, потягивали прохладные коктейли, обсуждали поход в «Индиго-клуб» на танцы. В Форест-Хиллз обсуждали, в чем отправиться на танцы вечером, на какое представление сходить. О, все это осталось позади, в разумной жизни, до того, как торпеды разнесли корпус «Атлантика» и отправили его на дно.
Ричард, где ты теперь? Может, появишься здесь через несколько минут, Ричард, вместе с конвоем? Будешь ли ты вспоминать о нас и о том дне, когда мы поцеловались на прощание в Нью-Йоркской гавани, когда я отплывала на медсестринскую службу в Лондон? Помнишь, как мы целовались и крепко обнимались, и как ты больше меня не увидел?
Я видела тебя, Ричард. Три недели назад. Но я не хотела бы видеть тебя таким — бледным и отсыревшим насквозь, неживым. Я хочу оградить тебя от всего этого, любимый. И я это сделаю. Поэтому я все еще двигаюсь, наверное. Ибо знаю, я могу помочь тебе остаться в живых. Мы только что расправились с подлодкой, Ричард. Она уже не сможет причинить тебе зла. И ты сможешь отправиться в Британию и заниматься тем, чем мы собирались заниматься вместе.
В воде возникло еле ощутимое движение, и пожилая женщина оказалась рядом с ней.
Белые плечи Алиты содрогнулись.
— Это… это было ужасно.
Пожилая женщина взглянула на плененное водой солнце.
— Такая погибель всегда ужасна. Всегда была и будет, покуда человек воюет. Нам пришлось это сделать. Мы не убивали, мы спасали жизни, сотни жизней.
Алита закрыла глаза и открыла снова.
— Я всё думаю о нас. Почему лишь ты да я и Конда с Элен и остальными пережили крушение? Почему никто из сотен других людей не присоединился к нам? Кто мы теперь?
Пожилая женщина медленно двигала ступнями, вызывая рябь на воде.
— Мы — Стражи. Так нас надо называть. Когда «Атлантик» затонул, он унес на дно тысячу человек, и лишь двадцать выбрались из него, полумертвыми, потому что нам есть кого охранять. У тебя в конвоях плавает возлюбленный, у меня в военном флоте служат четверо сыновей. У Конды тоже есть сыновья. А у Элен… любимый человек утонул вместе с «Атлантиком», но так и не выбрался полуживым, как мы, поэтому она мстит, ею движет великое возмездие. Ее не убьешь.
— У каждого из нас в океанских караванах плавают дорогие сердцу люди. Мы не одни. Может, тысячи таких, как мы, отсюда и до самой Англии не могут и не станут успокаиваться, а разделывают швы немецких транспортов, затемняют нацистские перископы, внушают ужас экипажам, топят при всяком возможном случае канонерки.
И мы такие же. Наша преданность нашим мужьям, сыновьям, дочерям и отцам заставляет нас двигаться, не становиться кормом для рыб, а быть Стражами Конвоев, позволяет плавать быстрее любого человека при жизни, так же стремительно, как всякая рыба. Мы — это невидимая стража, про которую никто не узнает, которой не воздадут должное. Жажда действия оказалась такой жгучей, что не позволила смерти вывести нас из строя…
— Но как же я устала, — пробормотала Алита. — Как я утомилась.
— Вот закончится война… тогда и отдохнем. А пока…
— Конвой приближается!
То раздался басовитый командный голос Конды, привыкшего за многие годы отдавать приказы на борту «Атлантика». Он оказался ниже и в ста ярдах дальше от них, и теперь поднимался в просеянном сквозь воду солнечном свете. Его огненная шевелюра обрамляла носатое толстогубое лицо, а борода смахивала на живое существо со множеством извивающихся щупалец.
Конвой!
Стражи замерли, оставив все дела, и зависли, как насекомые в зеленом первозданном янтаре, прислушиваясь к глубинам.
Издалека доносился голос конвоя: сперва невнятно, нехотя, прерывисто, как трубный глас, обращенный в вечность, но развеянный ветром. Слабая вибрация винтов, взбивающих воду, огромный груз, давящий на атлантические течения, искрящиеся на солнце.
Конвой!
Эсминцы, крейсеры, корветы и транспорты. Исполинский конвой!
Ричард! Ричард! И ты с ними?
Алита вдохнула воды в ноздри, в горло, в легкие. Она висела словно жемчужина на фоне зеленого бархатного платья, которое вздымалось и опускалось от дыхания моря.
Ричард!
Эхо от кораблей стало далеко не призрачным. С приближением армады вода загудела, затряслась и заплясала. Груженный боеприпасами, продовольствием и самолетами, несущий надежду, мольбы и людей, конвой направлялся в Англию.
Ричард Джемсон!
Корабли пройдут над их головами сонмом синих теней и вскоре пропадут в ночи, а назавтра появятся новые и новые.
Алита, наверное, поплывет вместе с ними, пока не выбьется из сил. А затем нырнет и вернется в исходную точку, оседлав знакомое глубоководное течение, которым она пользовалась в таких случаях.
Но сейчас она страстно устремилась вперед.
Она приблизилась к поверхности насколько возможно и слышала, как Конда отдает громогласные команды:
— Рассредоточиться! По одному на каждый крупный корабль! О любых враждебных действиях докладывать немедленно! Будем идти за ними, пока не зайдет солнце. По местам!
Все подчинились, всплывая, чтобы занять позицию и быть начеку, но не слишком близко к поверхности, чтобы солнце не попало им на кожу.
Они ждали. Перестук и уханье кораблей нарастали. Море переполнилось шумами, которые падали на песок и отскакивали вверх, уже отраженными, вибрирующими: тук-тук-тук, чух-чух-чух, дрожащими звуками. Тук-тук-тук, чух-чух-чух!
Ричард Джемсон!
Алита решилась высунуться из воды. Солнце ударило ее по голове, как тупым концом молотка. Из глаз даже искры посыпались. Она порыскала взглядом и, погружаясь, вскрикнула:
— Ричард! Это его корабль. Первый эсминец. Вижу бортовой номер. Он снова здесь!
— Алита, прошу тебя, — предупредила пожилая женщина. — Возьми себя в руки! Мой мальчик тоже здесь. На транспорте. Я хорошо знаю шум его винтов. Узнаю этот звук. Один из моих мальчиков здесь. И мне это очень приятно.
Все поплыли навстречу конвою. Только Элен отстала, стремительно кружа вокруг немецкой подлодки. Она исторгала странный, высокий и безумный смех.
Алиту переполнял восторг. Здорово, что Ричард так близко, пусть даже она не может с ним заговорить или показаться ему на глаза, или, тем более, его поцеловать. Она высматривала его каждый раз, когда он проплывал по этим местам. Может, и теперь она будет плыть всю ночь и часть следующего дня, пока хватит сил не отставать, а потом простится с ним шепотом и оставит одного.