Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 29 из 36

Крайне длительный процесс расследования и суда по этому делу и переходы от одной инстанции к другой, в порядке подследственности и подсудности, объясняются, как это нетрудно заключить из изложенного, главным образом тем, что в отдельных стадиях процесса по этому делу, как лицами, участвовавшими в предварительном расследовании, так и судьями, преуменьшалась степень социальной опасности подлежащих исследованию в данном деле преступных действий, — происходила таким обозом недооценка общественного значения исследуемых событий, в условиях современной советской действительности, — с точки зрения классовой, и политической. Этим объясняется не только неправильная с самого первого момента возбуждения уголовного дела квалификация преступных деяний по действующему материальному закону, но и все другие недочеты, которые были отмечены в процессуальной работе органов расследования.

Эти недочеты выразились прежде всего в том, что милиция, осведомленная о целом ряде вопиющих фактов, имевших место в домоуправлении дома № 37, даже после обнаружения в пределах этого домоуправления найденного в бессознательном состоянии раненого кирпичом в голову человека, не приступила своевременно к производству расследования по заявлению потерпевших, и не было совсем произведено на месте ни осмотра места преступления, ни опроса заинтересованных в деле лиц.

В связи с этими первичными процессуальными «промахами» — чтобы не назвать их служебной небрежностью, — стали последовательно и по инерции наслаиваться в деле и другие промахи: и штампованное определение нарсуда о том, что в данном деле нет наличия общественно-опасных действий, и следственный допрос в дальнейшем свидетелей, которые должны были подтверждать априорное заключение следователя (имевшего, конечно, в производстве уже такие дела и ранее), о том, что в сущности здесь ничего особенного нет и не было, а «если что и было, так объясняется невежеством и темнотой» (подразумевается, надо думать, невежество и темнота «помещика» Филатова и его сыновей, получивших высшее техническое образование?); и наконец все дальнейшие определения высших инстанций, имевших перед собой недоследованные и не освещенные с точки зрения советского уголовного права и социалистического правосознания сырые материалы расследования.

Не менее важным дефектом является — неустановление с достаточной тщательностью характеристики личности обвиняемых, их «классового лица».

В деле были лишь некоторые случайные материалы, хотя и дающие убийственную характеристику в отношении Филатова-отца и старших его сыновей, но не вполне проверенные, а следовательно, может быть, и недостоверные. На этот недостаток расследования, между прочим, указывал и губсуд, когда считал необходимым дело возвратить к доследованию (определение от 10 мая 1929 г.): это обстоятельство по делам о преступлениях, предусм. 597 ст. УК, как правильно отметил губсуд, имеет немаловажное значение.

Несмотря на указанные дефекты и недочеты в производстве дела Филатовых, советский уголовный суд, как мы видели, вскрыл все-таки истину в деле, дав в приговоре от 18–21 июня 1929 года правильную, на классовой основе, оценку преступным фактам, подлежавшим его рассмотрению.

Что эти факты правильно оценены судом и что приговор явился актом борьбы не против простых хулиганов, а против действительных классовых врагов пролетариата, которые пользуются национальной травлей, как средством, направленным к подрыву или ослаблению власти рабоче-крестьянского государства, — ясно и из одного имеющегося в деле документа, — появление которого в деле является весьма знаменательным. Еще в тот период производства дела Филатовых, когда об этом деле заговорила печать, — в правление жилтоварищества дома № 37 было прислано анонимное письмо, составленное, как сказано в нем «по прочтении заметки в „Вечерней газета“ — рабочими механического завода в числе 10 человек». В нем авторы заявляют протест против правления жилтоварищества, называя членов правления предателями, выдающими суду «честных русских людей» и «страдальцев» Филатовых, Кочефановых и Лебедевых.

В этом письме, начинающемся возгласом «Да здравствует Россия» — и являющемся по содержанию типичной черносотенной прокламацией времен «Союза русского народа», — авторы обосновывают свою ненависть против евреев, заканчивая свои антисемитские выпады словами:





«Вот почему русский народ не может рассчитывать на поддержку власти в борьбе с жидами и возлагает надежду на погром жидов, как на единое средство избавиться от ига жидов и жидовского засилья».

Этот документ лучше всяких других доказательств в деле говорит, с какого рода преступным деянием имел дело суд, рассматривая дело Филатовых, и какое классовое лицо имеют обвиняемые по этому делу.

В заключение необходимо упомянуть и о технических дефектах расследования, которые также имели место в деле Филатовых. Мы уже говорили в других очерках о необходимости производства осмотра места преступления. При расследовании дела о причинении насилия Соболеву не было произведено осмотра места, где упал пораженный кирпичом Соболев, не была приобщена к делу половина кирпича, которой был нанесен удар. Между тем из дела видно, что место этого происшествия можно было точно установить по следам крови; что по положению тела, найденного в бессознательном состоянии потерпевшего, можно было выяснить, с какой стороны был нанесен удар и откуда мог выбежать нападавший. На этом месте, как показывали свидетели, найден был разорванный червонец, который нес Соболев в руках, возвращаясь из лавки. Далее, после этого происшествия оказывается, на дворе дома № 37 найдена была вторая половинка кирпича, которая пришлась к половинке, которой был нанесен удар Соболеву.

Если вспомнить, что все улики против обвиняемых в отношении участия их в этом деле сводились к тому, что вечером 18 сентября, незадолго до нападения на Соболева, все они находились или где-то поблизости места, где получил удар Соболев, или на дворе, и как будто кого-то выслеживали или поджидали — то естественно, что разрешение вопроса о возможности участия именно этих лиц в нападении на Соболева возможно было бы, если бы в деле имелся протокол осмотра домовладения дома № 37 и места, где получил удар в голову Соболев, и планировка всей этой местности. Только установление, по данным осмотра, соотношения мест и пунктов, в которых находились обвиняемые вечером 18 сентября, с тем местом, где упал Соболев, и только наглядное изображение на плане жилого дома, флигеля и двора с расположением дверей, входов во двор и других пунктов, — могли бы дать суду, в связи с свидетельскими показаниями, достаточный материал для суждения о том, могли ли действительно обвиняемые быть участниками этого дела; где нападавший мог скрываться, подстерегая Соболева; где взял камень; с какой стороны, и с какого места напал на проходившего Соболева, и наконец, в какой близости к месту нападения находился в этот момент каждый из обвиняемых.

Без этих точных данных, протокольно зафиксированных и графически изображенных, которые не были установлены милицией непосредственно после совершения преступления, для суда никакого доказательственного материала не могли дать одни показания свидетелей, показывавших, что Кочефанов в такой-то момент прятался за какой-то дверью, поджидая кого-то, что Виктор Филатов или Лебедев сидели во дворе на бревнах и шептались, а Филатов-отец стоял где-то у окна в комнате и т. п.

Таким образом, изложенное дело дает нам достаточно поучительный пример, того, как проявленная при приступе к производству расследования медленность, небрежное отношение к процессу собирания доказательств, недостаточная или небрежно произведенная проверка первоначальных данных дознания следователем, неиспользование технических средств для установления доказательств, в связи с главнейшим недостатком — недооценкой социального значения подлежащих исследованию общественно-опасных событий, — могут повлечь за собой бесплодную потерю времени и длительную волокиту в процессе расследования и суда по делам о преступлениях указанного типа.