Страница 27 из 36
Участковый надзиратель, производивший расследование, квалифицировал деяния указанных обвиняемых по 1 ч. 74 и 1 ч. 143 ст. УК., как хулиганские действия и нанесение телесных повреждений потерпевшим, и направил дело в нарсуд 6 уч. означенного района.
30-го мая нарсуд, рассматривавший это дело в распорядительном заседании, вынес следующее постановление:
Не усматривая в деле наличия 1 ч. 74 ст. УК (?), а есть наличие лишь 143 ст. УК, поэтому определяет: дело по 1 ч. 74 ст. УК производством прекратить. В части же обвинения по ст. 143 УК на осн. ст. 10 УПК дело оставить без рассмотрения (?), предложить сторонам возбуждать по их желанию.
Что же получилось? Доказанные при расследовании явно хулиганские действия, сопровождавшиеся публичными, в присутствии посторонних лиц, контрреволюционными погромными выкриками, признаны судьей не содержащими в себе состава преступления, т. е. ненаказуемыми по советским законам. Далее, судьей признана лишь наличность в данном случае нанесения легких ранений, но и это дело «оставлено без рассмотрения» впредь до возбуждения дела потерпевшими по их желанию. А между тем со стороны потерпевших уже в процессе предварительного расследования твердо было выражено не только желание, но настойчивое требование привлечь виновных к уголовной ответственности.
Не нужно быть большим юристом, чтобы сказать, что здесь, в постановлении суда, весьма характерно сочетались не только непонимание смысла революционного закона и полное отсутствие учета социальной опасности установленного преступного факта, но и крайний формализм, тормозящий исследование всякого уголовного дела, которое подлежит обязательному принятию к производству.
Это определение нарсуда, по протесту прокурора, Моск. губ. судом по УКО 18 июля было отменено и передано в тот же суд при другом составе для нового рассмотрения, со стадии предания суду, по 74 ст. УК.
29 августа нарсуд 6 уч. Баумановского района в новом составе, заслушав это дело, вынес приговор, которым А. Филатов был присужден к 2 годам лишения свободы, а Плетнев и Титов к 6 месяцам с заменой последним лишения свободы, ввиду малой развитости их, принудительными работами.
На этот приговор, однако, осужденные подали кассационную жалобу, и губ. суд по УКО постановил: оставить приговор в силе, но сократить лишь срок лишения свободы Филатову до 1 года, а Титову и Плетневу — принудительные работы до 3 месяцев.
Это было 18 сентября 1928 года.
Этот день, когда Филатовы уже частично добились, как они считали, успеха в смысле снижения наказания по указанному делу, — ознаменовался новыми фактами, которые показали, что Филатовы и их единомышленники не намерены прекращать своих общественно-опасных действий, сопряженных с возбуждением национальной вражды и насилиями. Будучи осведомлены о результатах кассационной жалобы в этот же день, 18 сентября, они перепились и ходили по двору, демонстративно распевая какую-то песню, заканчивающуюся припевом: «Всех зарежем, всех убьем!»
Окрыленные надеждой на полную безнаказанность за свои хулиганские действия, Филатовы задумали даже добиться отмены или смягчения меры социальной защиты, назначенной судом осужденному на один год лишения свободы — Александру Филатову. С этой целью младший сын Филатова, Виктор, и Антон Кочефанов в тот же день начали обход жильцов дома, собирая подписи лиц, которые бы удостоверили, что А. Филатов — человек безупречного поведения и хулиганством не занимается. При этом они прибегали к угрозам в отношении жильцов, которые отказывались дать свои подписи. А старший сын Филатова, Алексей, как заявляли впоследствии жильцы дома, прямо говорил: «если не удастся освободить брата, тогда всех перебьем и прямо будем резать в комнатах». В числе лиц, отказавшихся дать свою подпись, оказался безработный гр. Соболев, в отношении которого Филатовы и ранее неоднократно уже произносили угрозы, в особенности после того, как Соболев выступал в нарсуде свидетелем по делу Виктора Филатова с гр. Никитиной.
День 18 сентября окончился для Соболева трагически: около 11 часов ночи, в то время как он возвращался из лавки домой, в темноте около дома он получил удар в голову кирпичом, от которого потерял сознание, а на утро был увезен в больницу, где от тяжкого повреждения головы лечился более месяца.
Так возникло новое дело о Филатовых и их соучастниках, но возникло оно не сразу.
Хотя происшествие с Соболевым тогда же сильно взволновало жильцов дома № 37, хотя этот случай являлся бесспорно событием, по которому должно было немедленно начаться расследование по признакам 142 ст. УК, и хотя в доме № 37 многие были убеждены, что это дело «шайки Филатовых», как называли в доме участников этого дела, — однако в первые дни после этого события никакого производства по делу не было. Впоследствии выяснилось из показания жены потерпевшего, что в милиции отказались начать дело потому, что «персонально никто не мог указать, кто разбил голову Соболеву» (?).
Новое дело возникло только после того, как это событие получило уже огласку, и в него вмешались широкие слои общественности. 21 сентября Прокурору Республики Крыленко, в ОГПУ, в редакцию «Правды», в мосгубпрокуратуру и др. учреждения было послано заявление за подписью 49 жильцов дома, в котором сообщалось об изложенных выше фактах и указывалось на злостный «антисемитский характер хулиганских действий», имеющих место в доме № 37, причем говорилось, что в этом доме создалась крайне тревожная обстановка, что жильцы даже боятся выходить ночью из дома, что милиция не принимает никаких мер, что о случае с Соболевым, хотя и было заявлено в 32-е отд. милиции, дежурный отказался даже составить протокол и т. д.
При производстве расследования, произведенного после этого участковой милицией в течение октября 1928 г., показаниями целого ряда свидетелей, были установлены следующие важнейшие моменты этого дела.
Уже с первых дней въезда в дом Филатовых создалось тревожное для жильцов положение. Хулиганство и дебоши под «лозунгами» антисемитского характера— сделались обычным явлением. Филатов и его сыновья, Кочефанов, Лебедев и братья Плетневы указывались, как лица, которые открыто проявляли свое антисемитское настроение, грозя при всяком удобном случае, особенно в пьяном виде, «побить жидов, коммунистов и мадьяров». В доме стало невозможно жить. Вся эта «шайка», по словам свидетелей, терроризировала все население дома. Жильцы, работавшие в ночных сменах на фабриках, боялись по ночам возвращаться домой: были случай, что они из-за этого оставались ночевать на производстве. О Филатове-отце свидетели говорили, что он, как бывший «помещик» (землевладелец, имевший 50 дес. земли), враждебно настроен в отношении советской власти; являясь подрядчиком в артели, он грубо обращается с рабочими. Высказывая свое явно антисемитское направление, он является как бы главным вдохновителем своих единомышленников. Его сын Виктор после суда над братом Александром говорил: «если губсуд не оправдает его, то все равно будут помнить венгерцы и жиды, не в год, не в два— отомстим».
В отношении дела о причинении 18 сентября тяжкого повреждения кирпичом в голову Соболеву — потерпевший и свидетели уже при первых допросах высказывали определенное подозрение против указанных выше лиц. Основаниями для такого подозрения служили следующие факты. Филатовы и раньше на почве домоуправленческой склоки грозили «сбить очки» Соболеву. Виктор Филатов не задолго до этого случая даже прямо говорил, что пробьет Соболеву голову кирпичом. Вечером 18 сентября до ухода Соболева в лавку Плетнев Михаил ломился в дверь Соболева, желая поквитаться с ним, придравшись к слову «жулик», сказанному им кому-то в этот день. Свидетельница С. видела часов в 9 вечера Филатова-отца, стоявшего у окна с каким-то человеком, а другая кучка с Виктором Филатовым и Кочефановым стояла здесь же неподалеку. Другой свидетель В. видел, как Виктор Филатов подходил тогда же на дворе к выведенному из дома опьяневшему Лебедеву и шептался о чем-то с ним. Днем Виктор Филатов с Кочефановым были вместе, собирая при помощи угроз подписку жильцов относительно Александра Филатова. Вечером свидетель В., приходивший к Соболеву, предварительно заглянул снаружи в окно и тут же увидел Кочефанова, который заметил, что «все там». Около 11 ч. вечера свидетельница Б., входя в дом, видела, как Кочефанов прятался за дверью, как будто кого поджидая, а через несколько минут или полчаса примерно она узнала, что Соболева кто-то ударил кирпичом, когда тот возвращался домой из лавки.