Страница 65 из 93
”На карту было поставлено около миллиона долларов. Мы отвезли буровую вышку и бригады бурильщиков на 500 миль в глубь раскаленной пустыни Куфра, начали бурить и нашли подземный резервуар, по расчетам содержавший столько воды, сколько вытекает из Нила за 200 лет! Прекрасная, чистая родниковая вода! Местным жителям, да и нам самим, трудно было в это поверить. Вода оказалась на глубине всего 250 футов. Доктор Хаммер привез на своем самолете из Америки специалистов по сельскому хозяйству и заказал километры алюминиевых ирригационных труб, разбрызгивателей и химические удобрения. Специалисты стали учить местное население, как превратить пустыню в цветущий сад. Мы посадили люцерну, и она поднялась из песка, как будто корни ее находились в самых богатых почвах”.
Король Идрис был в таком восторге от нашей находки, что сказал мне: ’’Аллах прислал тебя в Ливию!” Он предложил мне назвать древнюю родину своих предков моим именем. Я вежливо отказался, сказав, что это для меня слишком большая честь. Одновременно я попросил разрешение назвать наш второй участок именем ’’Идрис”.
Предварительно я обсудил эту идею с премьер-министром Мустафой Халибом. В ужасе воздев руки к небу, он предупредил меня, что я ни в коем случае не должен делать такого предложения. ’’Король -святой человек и никогда на это не согласится, — сказал премьер-ми-нистр. — Он может дать свое имя только мечети или университету. Но не нефтяному месторождению! Никогда!”
Однако, когда Идрис сказал, что я был послан ему аллахом, я подумал: ”Ну что ж, если меня послал аллах, это дает мне право попросить у короля разрешение назвать наш участок его именем”.
И сказал королю о своей идее. Рассмеявшись, Идрис сказал: ’’Чем я заслужил эту честь?”
”То, что вы сделали для Ливии, обессмертит ваше имя”, — ответил я.
’’Если только Насер не добьется своего”, — предупредил король.
Это были пророческие слова. Нашему нефтяному месторождению в Ливии недолго пришлось носить имя Идриса. Гамаль Абдель Насер, ставший президентом Египта и свергнувший моего старого покупателя короля Фарука, стал в послевоенном мире путеводной звездой арабского национализма и не скрывал надежда, что в Ливии произойдет революция.
Это случилось незадолго до смерти Насера. Он умер в 1970 году, а Идрис был свергнут 1 сентября 1969 года. Интересно, что последние годы жизни Идрис провел в Каире под защитой преемника Насера Садата.
По одному из первых указов нового правительства требовалось, чтобы мы переименовали наше нефтяное месторождение. Оно стало называться Интисаром, и это имя остается за ним по сей день.
12 июня 1970 года ливийцы объявили, что наша производительность должна быть сокращена с 800 до 500 тысяч баррелей в день, а еще через два месяца, 19 августа, они сократили ее до 440 тысяч баррелей в день. Хотя эти ограничения были наложены и на другие фирмы, никто не страдал от них так жестоко, как ’’Оксидентал”.
Летом 1970 года я делал все, чтобы укрепить позиции ’’Оксидентал” в Ливии. 10 июля 1970 года я встретился в Нью-Йорке с Кеном Джемиесоном, новым руководителем ”Эссо”.
Поднявшись на 51-й этаж здания ”Эссо” на Авеню оф Америкас, я прошел в огромную комнату, больше похожую на приемную для гостей правительства, которую Кен Джемиесон называл своим кабинетом. Не могу сказать, что этот высокий, холодный и сдержанный человек принял меня с распростертыми объятиями.
Я сразу же открыл ему свои карты. Мне нечего было скрывать. Я сказал, что не смогу долго сопротивляться требованиям Каддафи. После жестокого ограничения нашей производительности в Ливии у меня возникли серьезные проблемы с выполнением контрактов на поставку нефти. Вскоре я вообще не смогу обеспечить поставки, что может привести к краху всей корпорации. Я напомнил ему, что если буду вынужден уступить требованиям Каддафи, то всем остальным фирмам в Ливии не останется ничего другого, как только последовать нашему примеру.
”Я смогу продержаться дольше, — сказал я, — если вы согласитесь продать мне нефть по себестоимости плюс небольшая прибыль, скажем, в районе десяти процентов”.
Господин Дркемиесон молча выслушал мое предложение и попросил дать ему время подумать. Я ушел из его кабинета, совершенно не догадываясь, каким будет ответ ”Эссо”. На принятие решения ушло две недели, в течение которых ’’Оксидентал”, безусловно, к полному удовольствию ”Эссо”, висела в воздухе на веревке, затянутой вокруг нашей шеи Муамаром Каддафи. Затем ”Эссо” сообщила нам свое решение: она готова продавать нам нефть, но только по рыночной цене. Такого резкого отпора мы не ожидали. Мы решили обойтись без их благотворительности.
В скором времени на нас обрушились все последствия недальновидной политики ”Эссо”. Как-то вечером в конце августа мне позвонил домой наш представитель в Ливии Джордж Вильямсон и сообщил, что нас собираются национализировать. Кажется, ливийское правительство планировало эту акцию в ознаменование первой годовщины революции.
Я решил немедленно сам ехать в Ливию. Позвонив Фреду Гроссу, я спросил, сколько ему потребуется времени для подготовки к полету в Северную Африку. В то время я уже летал на реактивном самолете ”Гольфстрим-2”.
’’Пару часов”, — ответил Фред.
’’Встретимся в аэропорту”.
Френсис помогала мне паковаться. Она умоляла меня не ехать. ”Ты сошел с ума, — говорила она. — Каддафи посадит тебя в тюрьму. Ты старый друг короля, поэтому в их глазах ты уже виноват. Они предадут тебя суду и могут даже расстрелять. Если кому-нибудь надо ехать, почему бы не послать более молодого человека?”
’’Мне необходимо ехать самому, — отвечал я. - Держатели акций никогда не простят мне, если я допущу национализацию нашего отделения в Ливии, не попытавшись сделать все возможное для ее предотвращения”.
”В таком случае, — сказала Френсис, — тебе придется ехать одному”.
Это был первый и единственный раз, когда она отказалась меня сопровождать.
Мы летели всю ночь. В Турине меня встретил Клод Гайзмер. Мы решили для поездки в Триполи арендовать французский реактивный самолет ’’Фалкон”, так как боялись, что ливийцы конфискуют самолет, зная, что он принадлежит нам.
Приземлившись перед самым закатом в Ливии, мы нервно выглядывали из окон, ожидая увидеть отряды полиции и солдат, посланные нас арестовать. Однако в аэропорту не было ни души. Нас встречал только Джордж Вильямсон, представитель фирмы в Ливии. Он сказал, что премьер-министр Абдул Салам Ахмед Джеллуд предупрежден о моем приезде и ждет меня у себя в кабинете.
Когда я вошел в огромный кабинет Джеллуда, он вскочил из-за стола и быстро пошел мне навстречу с приветствиями и широкой улыбкой.
’’Добро пожаловать, доктор Хаммер, - сказал он.-Вы первый председатель правления нефтяной фирмы, посетивший нас со времени революции. Пожалуйста, чувствуйте себя свободно. Вы — гость ливийского правительства. Мы приготовили для вас апартаменты в бывшем дворце короля, которые вы, конечно, видели в ваши прошлые приезды. Вы уже завтракали? У меня здесь для вас есть горячие булочки и кофе. Садитесь, пожалуйста”.
Меня поразила теплота этой встречи и сбил с толку жест хозяина: прежде, чем сесть рядом со мной на софу, он расстегнул широкий кожаный пояс и положил его перед нами на низкий столик. К поясу была прикреплена кобура с очень большим угрожающего вида револьвером. Он улыбнулся. Я улыбнулся в ответ. Затем я постарался взять себя в руки. Мне и раньше приходилось вести деловые переговоры в необычной обстановке, но никогда - глядя в зловеще мерцающее дуло револьвера.
Мы начали переговоры. Я заверил его, что приехал, чтобы защитить интересы сотен тысяч держателей акций нашей фирмы, и готов выслушать все разумные предложения. Он отвечал, что ливийцы - порядочные люди, все, что они хотят, - это увеличения на 40 центов налога на баррель нефти. Если мы не согласимся, продолжал он с очаровательной улыбкой, наша фирма будет национализирована.
Переговоры с ливийцами длились почти всю неделю. Я предпочел не пользоваться их гостеприимством - в Триполи я не чувствовал себя в безопасности, — поэтому каждый вечер мы улетали в Париж, обычно прибывая туда около двух часов ночи и снова отправлясь в Ливию в шесть утра. После первой поездки я предпочел пользоваться собственным самолетом. Фреду Гроссу было нелегко выполнять такой график полетов, но он не жаловался. Он тоже не горел желанием проводить ночи в Триполи.