Страница 37 из 93
Поняв, что мы случайно напали на несметные сокровища, занимавшийся покупками Виктор начал искать советчиков и специалистов, одним из которых стал наш приятель по имени Бенедиктов. Виктор решил у него учиться и частенько ходил с ним по барахолкам и комиссионным магазинам. Бенедиктов прекрасно разбирался в иконах, опытным глазом быстро распознавая записанные поверху старинные доски. Он научил Виктора расчищать иконы, обнажая первоначальную роспись многовековой давности.
Очень скоро наш дом в Москве превратился в музей предметов, раньше принадлежавших династии Романовых. От фарфора, икон, антикварной мебели и скульптуры по совету Бенедиктова мы вскоре перешли к коллекционированию картин, которые в то время продавались в Москве гораздо дешевле, чем где бы то ни было в мире.
Коллекции картин русской аристократии всегда славились своим качеством. Со времен Петра Первого, когда Россия стала впервые подражать Западу и считать себя европейским государством, русские приобрели многие великие произведения искусства для украшения своих дворцов и особняков. Полотна великих мастеров от Тициана до Пикассо засасывались в Россию, как снежинки вихрем. В революцию многие представители русской аристократии бежали из страны, оставив свои коллекции.
Несмотря на усилия Советского правительства собрать эти коллекции в музеях, сотни прекрасных картин попали в частные руки и теперь предлагались через магазины или на ’’черном” рынке.
В то время я почти ничего не знал об искусстве и, должен признаться, мой интерес к созданию московской коллекции картин был чисто практическим: мы украшали ими ’’Коричневый дом”, тратя заработанные на карандашной фабрике рубли — картины считались хорошим капиталовложением.
Однако очень скоро все изменилось. Изучая жизнь художников и историю каждой картины, я узнавал европейскую историю, что способствовало улучшению моего образования. Кроме того, на меня стало действовать само искусство, раньше я так реагировал только на музыку. Для меня открылась совершенно новая область эмоциональной жизни. Я чувствовал себя так, как будто провел всю жизнь в особняке, не зная о существовании еще одной комнаты, двери которой внезапно распахнулись передо мной, и я оказался в окружении цвета, света и красоты.
Отбыв минимальный срок тюремного заключения, мой отец в 1923 году был помилован, вышел из тюрьмы и снова поселился в Нью-Йорке вместе с матерью. Я виделся с родителями, когда приезжал в Америку^ уговаривал их переехать ко мне в Москву.
После выхода из тюрьмы отец был лишен права заниматься медицинской практикой, но хотел работать, поэтому я предложил ему представлять некоторых моих клиентов в нашем экспортно-импортном бизнесе.
В этом качестве он поехал в Дирборн предложить Генри Форду построить в Советском Союзе завод, где русские будут работать под руководством фордовских мастеров и техников из Детройта. Генри Форд обдумывал это предложение почти десять лет и наконец в 1929 году подписал соглашение о сотрудничестве с русскими в строительстве завода по производству легковых и грузовых автомобилей на Волге в Нижнем Новгороде, который теперь называется Горький. В тридцатые годы этот завод выпускал до ста тысяч автомобилей в год. За выполнение своей части сделки Форд получил тридцать миллионов долларов, кроме того, русские оплатили стоимость оборудования и строительство завода.
Все друзья и коллеги отца, поддерживавшие его апелляцию после вынесения приговора, теперь старались помочь ему в получении помилования и восстановлении гражданства. 12 ноября 1924 года губернатор штата Нью-Йорк Эл Смит наконец объявил о его помиловании.
К этому времени отец с матерью уже жили в Москве. По странному совпадению родители прибыли в Москву в день первомайских праздников — 1 мая 1923 года. Отец был в восторге от приема в стране его сбывшейся мечты о социалистическом обществе: понадобилось время, чтобы убедить его, что подобные праздники случаются здесь не каждый день.
Новая жизнь доставляла родителям огромное удовольствие. Они полюбили ’’Коричневый дом”, который к этому времени наполнился великолепными экзотическими предметами искусства. Мать попала в водоворот светской московской жизни, незадолго до ее приезда обнаруженной нами с Виктором. Я иногда думаю, что если бы в то время мать услышала о вечеринке в Улан-Баторе, она не задумываясь, немедленно отправилась бы туда. Профессор Джон Дьюи, приехавший в 1928 году в Москву с делегацией преподавателей и остановившийся у нас в ’’Коричневом доме”, рассказывает такую историю.
Однажды утром, спустившись к завтраку, он застал за столом мою мать. Она накладывала себе в тарелку черную икру, ела ее, зачерпывая большой ложкой и запивая порциями прозрачной жидкости из маленькой рюмочки.
’’Могу я узнать, что вы пьете?” — спросил он.
’’Водку”, - ответила мать.
’’Водку на завтрак?”
’’Ничего удивительного. Она сделана из того же зерна, что и каша”.
’’Коричневый дом” стал раем для посетителей с Запада, особенно для американцев. Он всегда был полон гостей и со временем превратился в неофициальный дом приемов американского посольства, где можно было хорошо поесть. К сожалению, меня не было дома, когда у нас в гостях были Дуглас Фербенкс и Мэри Пикфорд, но родители очень гордились тем, что им довелось принимать самых известных кинозвезд того времени.
Вскоре после приезда в Москву родителей наша семья пополнилась еще одним членом: я встретил свою первую жену.
Летом 1925 года я поехал с друзьями отдыхать в Ялту. Однажды вечером они пригласили меня на концерт цыганских песен в исполнении известной певицы Ольги Вадиной. Мы сидели в первом ряду, так как мои друзья были также ее друзьями, и Ольга дала им билеты. Когда я ее увидел, меня как будто ударило молнией — она буквально потрясла меня. У нее была прекрасная фигура и смуглая кожа, отлично сочетавшаяся с необыкновенными светло-голубыми глазами и золотистыми волосами. Низким сексуальным голосом она пела цыганские романсы, бросая на меня огненные взгляды. Я решил во что бы то ни стало с ней познакомиться.
После концерта наши друзья взяли меня за кулисы и представили Ольге. Впервые в жизни я почувствовал, что потерял дар речи. Мне удалось кое-как выдавить из себя несколько русских слов и пригласить ее на ужин. С этого момента мы не разлучались.
Ольга была замужем за своим импресарио, который в то время находился в Москве. Но ничто не могло нам помешать. Через несколько дней она решила развестись с мужем и выйти замуж за меня. Когда мы уезжали в Москву, друзья провожали нас на поезд так, как будто мы уже поженились и отправляемся в свадебное путешествие. Наше купе утопало в гвоздиках,которые мы оба любили,охапки цветов лежали на полках и в сетках для багажа.
История ее жизни напоминала увлекательный роман. Ольга фон Рут была дочерью царского генерала, предки которого переселились в Россию из Германии по приглашению Петра Первого. Как большинство девушек из знатных дворянских семей, Ольга воспитывалась в петербургском Смольном институте. Девичья фамилия Ольги была Костюшко. Она приходилась родственницей известному польскому генералу, который помог Джорджу Вашингтону разбить британское войско во время войны за независимость в Северной Америке.
Ольга не могла себе представить, что в один прекрасный день война и революция взорвут привычный ей мир и цыганские песни станут единственным источником существования семьи. Когда произошла революция, ее отец сначала принял участие в гражданской войне на стороне белых, но вскоре перешел на сторону большевиков и стал
работать инструктором в советской военной академии в Киеве.
Ко времени нашей встречи Ольга сделала блестящую карьеру, став популярной звездой русской эстрады. У нее был низкий гортанный голос Дитрих и внешность Гарбо, однако она отличалась от них тем, что была полна жизни и страсти. Как многие русские женщины, она была вспыльчивой и капризной, настоящая примадонна. Но я не жаловался - я знал,что женился на исключительной женщине.