Страница 26 из 122
Женщина резко поднимает взгляд, упершись им в мои глаза, я будто получаю удар, поэтому резко опускаю лицо ниже, но остаться незамеченной не выходит.
— Хоуп, — она кривит яркие тонкие губы, когда произносит мою фамилию, и от этого мое отношение к себе становится ещё отвратительнее, чем было. Не осмелюсь взглянуть на неё вновь, поэтому остаюсь неподвижной, даже когда скрипит учительский стул. Она поднялась? Быть не может. Учитель литературы — не тот, кто часто встает из-за стола. Женщина покачивается при ходьбе, но всё-таки приближается, поэтому паникую, поглядывая на свой лист, который исписан вовсе не сочинением на тему прошлого. Руки трясутся под столом, не могу заставить себя убрать бумагу со стола, но этого и не требуется вовсе. Я немного удивленно наблюдаю за тем, как ОʼБрайен, вовсе не стесняясь того, что учительница уже стоит у нашей парты и всё прекрасно видит, берет мой лист и складывает несколько раз.
— ОʼБрайен, — шипит на него женщина протягивая руку, как бы намекая, что парень должен вручить ей мою работу, но вместо этого Дилан протягивает ей свой лист, и у меня «отпадает» челюсть. Он успел перечеркнуть ту строчку, в которой назвал её «свиньей»? Поэтому так спокоен?
Поднимаю глаза на ОʼБрайена, который смотрит на свои руки и тщательно складывает мой лист. Его лицо выглядит расслабленным, мускулы не напряжены, поэтому и я готовлюсь выдохнуть, но учительница давится. Я перевожу на неё испуганный взгляд, сразу понимая. Дело дрянь. Женщина краснеет, и мне впрямь кажется, что из её ушей должен пойти пар, а глаза вылезти из орбит. Такую отвратительно и одновременно обиженную гримасу ещё поискать надо. Учительница литературы складывает лист, сжимая его пальцами, после чего разворачивается, бросая:
— К директору, — я её еле слышу, так что поражаюсь, что Дилан тут же поднимается, сунув мой лист в задний карман джинсов, и собирает вещи в рюкзак. Что ж, он уже не вернется в этот кабинет сегодня. Опускаю голову, чувствуя себя виноватой, поэтому не поднимаю глаз, пряча их. ОʼБрайен не задвигает стул, надевая ремни рюкзака на плечи, и движется к двери, чтобы покинуть кабинет, а учительница тяжело дышит, сверля мою макушку взглядом:
— К доске, Хоуп… — говорит с придыханием, отчего моя кожа покрывается мурашками. — Устно будешь рассказывать сочинение, — и медленно шагает к своему столу, будто с победным настроем, а я даже не вздыхаю.
Я устала вздыхать.
После урока меня задержали в кабинете, ведь учительница не видит смысла отпускать меня со всеми. Всё равно не питаюсь в столовой. Я и не собиралась идти туда, но сухость во рту вынуждала меня сделать нечто подобное, поэтому мне приходится перебороть себя уже какой раз за день, чтобы переступить порог шумного зала, в котором все сидят за столами, вкушая пищу и громко беседуя. Не разглядываю окружение с интересом, стараясь сфокусировать взгляд на плиточном полу, по которому шагаю неуверенно к раздаче, ведь аппараты с водой на этажах пока не заменили, поэтому воды там нет. Придется попросить на раздаче, ведь в буфете мне вряд ли сделают одолжение, налив стакан воды.
На раздаче очередь с подносами, поэтому пытаюсь встать как можно дальше, но при этом остаться в кругу зрения женщины в белой форме. Та косо смотрит на меня, накладывая половником суп в тарелку одного из учеников, который громко смеется, разговаривая с кем-то позади.
— Простите, — шепчу, но тут же обнимаю себя руками, ведь женщина буквально шикает на меня. Хочу сделать шаг назад и отказаться от этой затеи, но торможу, когда ученикам на раздаче в ноги падает русый, уже знакомый мне, парень, которого я видела пару раз. Его тонкие руки опираются на плитку. Двигается, не поправляя слегка задравшуюся зеленую футболку, и пытается встать на ноги, вот только один из парней на раздаче с гордо поднятой головой ставит ногу ему на спину, изображая из себя «победителя», а другие лишь отшучиваются, не видя в подобном ничего «обидного». Русый смотрит в пол, продолжая оставаться без движения. Все бросают на него взгляд, а одна девушка берет телефон решая заснять сие действие. Моргаю, опустив руки вдоль тела. Смотрю на бледного худого парня, который сжимает зубы, отчего его челюсть выглядит напряженной, но ничего не предпринимает, в то время как парень на раздаче передо мной ставит поднос на стол, ожидая, пока ему положат «второе», и оборачивается, так же решив заснять этот момент. Я оглядываюсь по сторонам, понимая, что не многие заинтересованы в происходящем, поэтому и вмешиваться никто не спешит. Вновь опускаю взгляд на худого парня, и сама не осознаю, что правда делаю это.
Одно движение — и поднос с едой падает на пол. Посуда разбивается, а еда разлетается по полу, брызгая в разные стороны. Я сама замираю, в то время как все переводят взгляд на сброшенный поднос, после чего многие поднимают глаза на меня, словно не сомневаясь, что виновницей являюсь именно я, так поступает и русый парень. Он хмуро смотрит на меня своими карими глазами, продолжая стискивать зубы, поэтому вновь обнимаю себя руками, быстро разворачиваясь и спеша покинуть обеденный зал.
Войти сюда — плохая идея.
Надо отныне запомнить.
***
— Всё больше, больше красного, — жалкий и сухой всхлип. Горло, забитое комками из обиды и злости. В спутанных мыслях одно непонимание и безумное множество вопросов. По ногам стекают алые капли, которые при таком освещении кажутся черными. Она пачкает руки, лицо, пол вокруг, стены, дверные ручки. Всё, к чему прикасается.
Она грязная.
И Она испачкает тебя.
Мои глаза широко распахиваются, когда я четко слышу дверной звонок. Лежу на холодном полу в комнате, смотря в потолок. За окном уже вечереет, поэтому мое удивление растет, когда звонок повторяется. Неужели, родители вернулись? У них нет ключей? Или это Элис? В любом случае, кто-то должен быть дома кроме меня. Пускай и откроет.
Но звонок повторяет ещё и ещё раз, так что сажусь, поднимая верхнюю часть тела. Смотрю на спящего на моей подушке котенка, который похрапывает, дергая лапками и усиками во сне, что выглядит мило, поэтому заставляет меня улыбнуться краем губ, но улыбка тут же сходит на нет, ведь раздражающий звук повторяется. Не может быть, что я одна дома. Опять. Заставляю себя поднять на ноги, взгляд сам скользит к зеркалу, поэтому вижу, в каком состоянии мои плечи и ноги, так что быстро переодеваюсь в джинсы, накидывая сверху легкую кофту. Неважно, кто там пришел, мне не хочется, чтобы шрамы были заметны. Подхожу к двери, открывая, и поворачиваю голову, проверив, не проснулся ли Засранец, после чего выхожу, оставляя небольшую щелочку, чтобы проветрить комнату, в которой больно жарко. Иду по коридору, спускаясь вниз на первый этаж и спешу к входной двери, которая разрывается от звонков, так что я обнимаю себя одной рукой, а второй резко распахиваю, дергая за ручку, и не успеваю остановить себя, прежде чем поднять глаза на парня в черной бейсболке, который зажимает кнопку звонка, не отпуская её даже сейчас, когда я стою в нескольких сантиметрах от него. Приоткрываю губы, резко прикрыв дверь, чтобы скрыться за ней, но оставляю щелку, чтобы видеть ОʼБрайена, который так и не прекращает зажимать кнопку звонка, не опускает на меня глаза, будто не замечая, поэтому шире открываю рот, не издавая звуков. Звонок уже режет уши, поэтому прикрываю их ладонями, топнув ногой, и пищу, хотя это не то, чего мне хотелось бы. Но оно действует. Дилан оглядывается по сторонам, опускает взгляд на меня и хмурит брови, отпустив кнопку:
— Долго, — говорит, а по моей спине бегут мурашки от непривычки. Мне непривычно говорить с кем-то или слышать чей-то голос, адресованный мне, поэтому прячусь за дверью, выглядывая, но глаз не поднимаю:
— Я сейчас при…
— Ты ведь даже не поинтересовалась, кто пришел, — замечает он, чем ставит меня в тупик. Мне не нравится, когда кто-то сбивает мой настрой. Это тяжело. Трудно вновь заставить себя говорить с кем-то, поэтому делаю глубокий вдох, уставившись в пол:
— Я принесу его, — имею в виду котенка и хочу закрыть дверь, но парень ставит ногу, сунув руки в карманы джинсов, но я не сдаюсь, продолжая изо всех сил прижимать его колено, но приходится остановиться, когда Дилан без эмоций подмечает, будто это что-то обыденное: