Несущий свет

Проснувшись, он вновь посетил спящего до сих пор ангела. Поза за ночь немного изменилась, но всё почти осталось как есть. Интересно, а крылья восстановятся? Эта мысль засела в нём чуть ли не с первого момента. Какой же ангел, если без крыльев?

Отец Филип отзвонил в колокол, как делал каждое утро. Исключением было вчерашнее — во время, отведённое колокольному звону, он следил за тем, как в парящей земле, у догорающего дуба, корчился от боли ангел…

Ангел не очнулся от звона — это хорошо. Не придётся гнать людей от храма, придумав какой-нибудь благовидный предлог, только бы они его не заметили. Народ собрался, но лениво и не слишком-то много. Как выяснил священник, люди следовали его совету, и никто не знал, что этой ночью небо было обычным небом. Просто небом.

Надо рассказать людям хотя бы об этом. Или обождать? Да — пожалуй. Чтобы не оказаться в глупом положении, лучше подстраховаться и понаблюдать за небом ещё несколько ночей. А уж потом возвестить на воскресной службе.

А что делать с ангелом? Быть может, хотя бы смыть с него кровь и землю? Спит он, видимо, достаточно крепко, чтобы не разбудить его случайно. А если проснётся? Что он подумает, хотя есть надежда, что он поймёт всё правильно. Ведь сырая ветошь явно не напоминает нечто агрессивное?

Что же… рискнём.

— Да говорю же — сегодня небо было как небо. Ни огней, ни вспышек.

— И как же это ты увидел? Всем же велено было сидеть по домам и молиться, а после спать! Или ты веления отца Филипа ослушался?

— Да ничего я не ослушался!

— А как тогда узнал? Если узнал вообще…

— Если думаешь, что я вру — то так и скажи! Нечего вилять, как кот хвостом.

— А я не виляю. Не виляю!

— А что ты делаешь?

— Я знать хочу — как это ты умудрился увидеть небо, коли веление отца Филипа выполнил?

— А вот видел и всё тут. Какая тебе разница?

— Вот сейчас всё ему расскажу! Что ты его веление нарушаешь — на небо пялишься, страх в сердце впускаешь и тем самым всё Славошовице подвергаешь опасности. Вон у него дверь приоткрыта в доме — всё скажу!

— Ну и…

Дверь вылетела с петлями вместе. Сразу следом за дверью вылетел священник. В доме раздался грохот, похоже, там кто-то разом перевернул всё, что было — стол, стул, лежанку. Раздалось очень громкое, хриплое, частое дыхание.

Остолбенев, Ондрей с Рахелом даже моргать перестали — настолько неожиданно всё случилось. Сама ситуация казалась невероятной.

Из дома послышался лязгающий металлический звук, рычащий выдох, за ним непонятный хруст и крик. Да такой неистовый крик, что ноги у случайных свидетелей задрожали. В доме кого-то убивали — точно.

Ноги дрожали и, как назло, приросли к земле, став такими тяжёлыми, что сойти с места не представлялось возможным. Рахел свой топор бросил и зажал руками рот. Ондрей стоял со своим наизготовку, но по глазам было видно, что топор он тоже бросит при первой возможности.

Снова послышался грохот внутри домика, снова вздох и… хруст, смешиваемый с неистовым криком боли. О пол в доме ударилось что-то металлическое. Послышалось ещё что-то невнятное. Хрипящее дыхание было слышно так отчётливо, что лесорубы его прямо-таки ощущали.

Тут наступила тишина.

Тишина была настолько громкой, что в ней утонули птичьи голоса и звуки, доносимые с полей и пастбища — они были пусть далеки, но обычно здесь у озера их было слышно прекрасно.

И тут грянул «гром» — Рахел и Ондрей услышали звук шагов. Один, второй…

Третий.

У священника был очень скромный домик, и пересечь его от стены до стены можно было за семь-восемь шагов. Под звуком каждого следующего шага половые доски скрипели всё надрывнее, всё ближе.

Четвёртый.

Ондрей услыхал позади себя странное шуршание и, испугавшись, обернулся — его друг Рахел улепётывал по траве с невероятной прытью. Руки ото рта он так и не отпустил.

Пятый.

Ондрей вновь обернулся к двери. Страх был так силён, что сойти с места он не мог, топор в руках предательски задрожал.

Шестой…

На косяки двери легли чьи-то окровавленные пальцы. Через миг показалась голова с длинными серыми волосами, местами с проплешинами. Незнакомец ростом был огромен. А рожа-то, рожа какая страшная!

У Ондрея затряслось всё. На глазах навернулись слёзы — он и меня убьёт…

Незнакомец огляделся и пригнулся, перешагивая порог. Ему пришлось пригнуться и, когда он вышел, топор таки выпал из рук лесоруба.

Великан! Очень сильный. Весь в крови. Ужасные раны на груди. Чудные поножи на ногах. И несоизмеримый гнев в глазах.

Сделав ещё два шага по направлению к застывшему человеку, великан остановился. Он смотрел на него пронизывающим взором и, как казалось, видел насквозь.

Ондрей закусил губу. Что-то тёплое и сырое расползалось по ногам.

Великан неожиданно что-то прохрипел. Тут очнулся отец Филип и мир в глазах Ондрея померк…

— Да ты-то тогда вообще обделался и дух вон! — За длинным свадебным столом немало захмелевшие гости разразились громким хохотом. Лишь один не смеялся, то был лесоруб Ондрей.

— Лучше бы помер тогда… а сам-то как бежал, топор бросив, теперь молчишь, а как я до последнего отца Филипа спасти от бандитов хотел — то всем поведал, да только всё не так! — с изрядной долей стыда и обиды, пробурчал Рахел.

Сидевший на дальнем от них краю стола отец Филип слушал препирательства и улыбался. Ох, тогда смеялась вся округа над ними. Не без его подачи, конечно. А как же ещё было поступить? Вот и пришлось приврать изрядно. Он верил, что для пользы дела это не так грешно. Да и что было бы, коли он тогда не убедил бы всех, что ангел — это какой-то рыцарь, неведомо как сюда попавший, да ещё и какими-то зверьми в лесу чуть ли не до смерти задранный.

Да, этот грех священник взял на себя — он соврал всем, впоследствии и самому ангелу, точнее Анхелю — так отец Филип назвал его. Он назвал его в честь своего знакомого священника из далёкой Испании. Они познакомились в Праге давным-давно. Когда ещё сам Ян Гус учился в Университете. Это был очень сильный духом человек. Да и имя у него было соответствующее. Его даже среди священства многие считали без преувеличений ангелом. Потому, благодаря тому Анхелю, отец Филип весьма уверенно сочинил на ходу легенду раненого рыцаря Анхеля Руиза из предместий Мадрида. Который нанялся к одному пану в телохранители, в основном, по дружбе, а не денег ради — что тут, рыцарей нет? А потом, во время событий, которые Папа Мартин V своей особой хартией повелел не разглашать, все упоминания уничтожить и впредь не вспоминать, они вместе с паном перебирались подальше от бушующего Ческе-Будеёвице. В лесу на них напали разбойники. Пана порешили, Анхеля не смогли убить, но покалечили, а потом ещё и волки подрать пытались — Слава Богу, отец Филип услыхал и, как смог, прогнал зверьё.

Так как священник спас ему жизнь, то Анхель решил остаться при храме. И остался.

На деле же всё было несколько иначе. Сейчас уже всё и не припомнить, но попытка смыть кровь и грязь со спящего ангела была ошибкой. Уж какой бес был у того на уме, так и осталось неясно, да он и сам не признаётся, но как только священник коснулся его влажной ветошью, тот встал с такой неистовой ловкостью, что даже безжизненные крылья ему не помешали. Затем он без лишних слов вышвырнул человека из дома — ему не пришлось прикладывать для этого никаких усилий.

Что было дальше, отец Филип помнит урывками, что-то со слов лесорубов, так некстати проходивших мимо, как они сказали. Придя в себя, первое, что увидел отец Филип, это падающий навзничь Ондрей и стоящий у двери, точнее дверного проёма, ангел — без крыльев…

Тогда с минуту простояла зловещая тишина. Завершил её ангел, развернувшись спиной к священнику, сделав два шага внутрь дома и упав без сознания, едва только успев переступить порог. На спине его обильно кровоточили две свежих раны, там, где ранее были крылья. Из ран торчали вывернутые части суставов, справа сохранился кусок кости в 2 пальца длиной.