Несущий свет

— Ой, ну вас. — Проскрипел Шекспир и встал.

Депп под журналом криво ухмыльнулся. «Гадость удалась», как сказал бы он при других обстоятельствах. А гадости он любил делать. Мелкие, необидные, но, тем не менее, так он заставлял других хуже к нему относиться. Как ни странно, это повышало ему настроение, прибавляло жизненных сил — он словно питался чужим негативом. Это не всем нравилось — Шекспиру особенно. Хотя, кажется, все понимали, зачем Депп так поступает, и не обращали внимания на это. Только не Шекспир — душа поэта была слишком ранимой.

Зверь тем временем аккуратно исследовала груду непонятно каких обломков, что-то для себя мерила, отмечала и ходила кругами с лицом, на котором было прям написано, что она задумала нечто недоброе. Свет нашёл прямой кусок арматуры и крутил его на манер стаффа. За ним и Зверью наблюдали Вихрь с Марлой, упершись в спины друг другу. Чупс впился глазами в какую-то книгу, грохоча во рту очередным апельсиновым леденцом.

Прошло около часа. Из уцелевшего здания вышел Анхель, лицо казалось одновременно и озадаченным, и грустным. Жестом он скомандовал встать и построиться. Это заняло меньше минуты — вытащить оружие и исполнить команду. Без оружия они не строились, такой порядок был установлен. Анхель несколько раз прошёл туда-сюда вдоль учеников, он подбирал слова, с которых стоило начать, но они что-то не находились. Наконец он остановился у стоящего с краю Деппа и, оглядев ещё раз ребят, начал:

— Сегодня вы пройдёте… или не пройдёте последний экзамен, который приготовил вам Я. В жизни вашей он далеко не последний, так что не думайте, что этим всё кончится. Если вы его провалите, моё отношение к вам никак не изменится. Надеюсь, среди вас будет так же.

У нас уже не просто кружок выживания, в который вы все однажды пришли. Вы отсеялись среди прочих в моих глазах. Вы — лучшие. И Я горжусь вами уже.

Теперь про испытание. Думаю, вы уже гадали, что оно из себя представляет. Говорю откровенно: каждый из вас должен отнять жизнь у человека.

В этот момент Депп скривил губы — угадал…

Все замерли, уставившись на учителя.

— Понимаю ваше недоумение. Однако говорю сразу, что меня привело к этому. Если представить нашу с вами работу за последние два-три года как лестницу, то наша первая встреча это первая ступень. Тот день, когда Я открыл перед вами то, кем Я являюсь и всё, что с этим связано — это тот лестничный пролёт, на котором вы остановились, чтобы перевести дух, вы устали и идти дальше совсем не хочется. Второе дыхание Я увидел уже через месяц — вы пошли дальше. Эта кровь, которая сегодня прольётся вами — последняя ступень. Это порог перед дверью, не переступив который не войти в дом. Если же, поднявшись к самой двери, вы не перешагнёте порог — вы шли зря…

То, что нам, возможно, предстоит, будет — Я в этом уверен, сопряжено с насилием. А значит, нам придётся пролить кровь, в противном случае прольётся наша, прольётся кровь близких и родных. Я считаю, что лучше вы попробуете это сейчас, нежели за миг до нужного удара заколеблетесь. Этот миг будет для вас последним…

После этих слов Анхель глубоко выдохнул и опустил глаза. Стояла давящая тишина. Ветер, гулявший в вершинах деревьев, словно также ошарашенный, умолк. Птицы, заслушавшись, перестали щебетать. Даже время остановилось, а воздух превратился в прозрачное желе.

Глаза ребят то бегали из стороны в сторону, то не сходили с одного места, а то и просто были закрыты.

— Последнее, что хочу вам сказать. Каждому лично. — Он повернулся к Деппу, рядом с которым он стоял. — Фёдор, не смотря на твой бунтующий дух, ты один из мудрейших в этой команде. Спасибо, что ты с нами. Алексей, — он перешёл к Чупсу, — всегда хотел спросить, как часто ты ходишь к стоматологу? — На шеренге пронеслось эхом несколько смешков.

— Частенько. — С улыбкой ответил Чупс. Анхель улыбнулся и подошёл к Вихрю.

— Андрей — ты славный потомок тех богатырей, что жили на этих землях века назад — будь собой и не позволяй себя менять.

— Не дам!

— Вера. — Анхель пошёл дальше. — Я, правда, не хотел, чтобы «Зверь» так прилепился к тебе.

— Да ладно — я привыкла уже. Даже забавно. — Еле шевелящимися губами проговорила она.

— Олег. Твои стихи и песни всегда согревали в тёмную ночь. И у костра, и под дождём — всегда. Ты умеешь вдохновлять. Уж Я-то петь не умею и не люблю, и то напеваю твои куплеты. — Шекспира озарила горделивая улыбка, смешанная с горечью понимания сущности грядущей процедуры.

— Кирилл, хочется процитировать одного персонажа насчёт тебя: «Что ты такой серьёзный?». Ты же с огнём работаешь. Ты, Свет, свет во тьме несёшь. Будь добрее по жизни — это лучше, чем быть всегда и во всём в противофазе.

— Ладно. — Менее резко, чем обычно, ответил Свет.

— Леонтия. Кем бы ни были твои предки — ты наша. — Улыбнулся Анхель. Немчура ответила тем же.

— Марла. Очень приятно, что твой ум не менее острый, быстрый и меткий, чем твои ножи.

— Стараюсь. — Подавленно прошептала она, глядя в землю.

Всё ещё шокированный подробностями экзамена, но немного отвлёкшийся на тёплые слова наставника, народ немного воспрянул духом.

— Приступим. По закону нынешней России намеренное убийство карается смертной казнью. На этот счёт прошу не волноваться. Я всё устрою — никто кроме нас не узнает об этом. Обещаю. Теперь о ваших… о тех, кто поможет вам сделать последний шаг. Они все преступники. Каждый не раз убивал, насиловал, насиловал и убивал — не надо их жалеть. Нам будут противостоять, скорее всего, несколько иные… существа, но суть их будет похожей. Я говорил вам про тех гигантских зверей, с которыми встречался уже. Думаю, мы их увидим. Говорят, убить животное, каким бы большим оно ни было, легче, чем человека — это неправда. Легко убить таракана, раздавив его тапкой. Легко прихлопнуть комара. Но Я знаю, что далеко не каждый способен утопить котёнка или щенка.

Поэтому вы начнёте с самого сложного — с себе подобных.

В этом здании достаточно комнат, и в восьми из них вас ждут. Я не распределял кому кого — это лишено смысла. В каждой комнате есть список тех неблаговидных дел, в которых замешан ожидающий там человек. — На последнем слове он сделал ударение.

Как тяжело склонять к убийству, но Анхель был уверен, что, не пройдя этого, они не смогут быть сильными, когда это понадобится.

— Если кто хочет отказаться, то сейчас. Если нет — идите. — Анхель отвернулся от них. Он не хотел видеть их глаза во время решения. А оно было очень сложным.

Через несколько секунд он услышал шаги позади себя. Одни, другие… Никто не решился отказаться сразу — они сильнее духом, чем он думал. Хотя, быть может, это просто психология: один пошёл, значит все пойдут. Никто не хочет показаться белой вороной.

Анхель снова начал напевать эту гадкую песню Шекспира, чтоб как-то отвлечься от тяжёлых мыслей.

Прошло несколько минут, прежде чем он обернулся — никого не было позади. Он сел на траву, прямо там, где стоял. Пусть день был летний, но осень уже витала в воздухе. Природа начинала медленно умирать, и эхо этой мысли наполняло всё окружающее пространство. Умереть, чтобы вновь родиться. Прямо как феникс. Интересно, а это страшно, умереть, зная, что очень скоро родишься вновь?

Солнце начало клониться к горизонту. Анхель смотрел на дверной проём — кто же выйдет первым. Прошло меньше получаса, может минут двадцать. Хотя сейчас для Анхеля время тянулось ужасно долго. Но вот чья-то фигура замелькала внутри.

Шекспир. Первым вышел Шекспир.

Выйдя на свет, он огляделся, некоторое время постоял, глядя на солнце, глубоко дыша. Постепенно он успокоился. Наклонился, сорвал несколько пучков травы и принялся вытирать окровавленный нож. Его меч висел у него за спиной — не пригодился. Руки у поэта дрожали, и видно это было издалека.