Несущий свет

— Что?! Анафеме предадут? Да куда там?..

— Хватит вам. — Тихо проговорил Анхель. — Не про то ругаетесь-то. Звери, вон, среди бела дня пришли и не заметил никто.

— И то, правда. — Оглянулся вновь вокруг староста. — Ой, беда-то…

— Беда-беда. — Обидевшись, покачал головой Лукас. Винить его нельзя было. Жили-то и впрямь тяжело. Церковь, бывало, последнее забирала, а они всё слушали. Слушали, как им воздастся, а по сути-то — только использовали их и всё.

— Так. Хватит. — Анхель поднялся. Голова вроде бы пришла в норму. — Надо мёртвых убрать, да туши эти… а чего, кстати, с ними-то делать?

— Шкуры спустим, разделаем. Мясо же. А головы их на колья насадим.

— Кого пугать?

— Чтобы помнить.

— Ну, будь так. — Усмехнулся Анхель.

На том они разошлись. Лукас и староста остались, что-то активно обсуждая. Анхель пошёл в село к местному целителю, у которого сегодня день будет не сравнить с другими. Как там священник разузнать надо. Он видел только страшную рану на ноге, но всё ли это? Отец Филип и так уже ходил плохо, а теперь, коли выживет, и вовсе, наверно, сидеть дома будет.

По пути ему попадались селяне. Кто-то бежал к дому целителя проведать мужа, отца или брата. Кто-то бежал к церкви к телу родного человека, что домой сам больше не вернётся. Вот уже Петр с Альбертом везли перед собой тачку с инструментами для разделывания туш.

Царил хаос. Пожалуй, лучше и слова не подобрать для сложившейся ситуации. И среди этого хаоса шёл падший ангел, что не помнил ничего из своего прошлого. Который тут явно не на своём месте. И который, возможно, и принёс это лихо сюда.

Священник лежал, ни жив, ни мёртв. Кровопотеря сказывалась весьма очевидно. Из пятерых доставленных сегодня к Николашу лекарю, четверо были у него в доме — пятого перевязал, выдал нужную травку и отпустил, благо рана была не тяжёлой. Отца Филипа он разместил на собственной кровати, остальных положили на пол. Двое стонали, один спал, священник же тихо лежал, глядя в потолок. На лице отражались разные мысли, бывало хорошие, порой горестные. Изредка он тяжело вздыхал, в эти моменты по лицу пробегала судорога боли.

Тихо вошёл Анхель. Его встретил взглядом лекарь. Он был уже немолод и этот день его сильно вымотал. Не каждый день случается такое вот. И сейчас он с отсутствующим взглядом сидел у печи на кухне, подпёрши рукой подбородок. Устало он поприветствовал вошедшего Анхеля, кивком указал ему направление к священнику. Не став лишний раз тревожить лекаря, Анхель прошёл в единственную в доме комнату.

Там оказалось весьма тесно. На полу лежали раненые мужики. На кровати у стены покоился священник. Он не спал, увидев вошедшего Анхеля, просиял слабой улыбкой. Еле заметным жестом пригласил его присесть на кровать, место позволяло притулиться с краю. Анхель осторожно сел.

— Как дела? — Спросил ангел шёпотом. Спросил первое, что пришло в голову, что получилось несколько глупо, учитывая положение его друга.

— Николаш сказал, что жить буду. Но недолго. — Монах улыбнулся. Грустной улыбкой обречённого человека. — Ног не чувствую, на боку рана по сию пору, чувствую, кровоточит. Недолго мне осталось. Хорошо, если до утра дотяну.

В глазах у него стояли слёзы, но он продолжал улыбаться. Он задышал чаще, и по его лицу Анхель понял, что ему больно, но старается сдерживать боль.

— Что ж Я без тебя делать-то буду, отче?

— А продолжать жить. Как можешь, как знаешь, как сочтёшь правильным. — Он покосился на «соседей» по комнате. Поманил рукой, чтобы Анхель к нему наклонился. Тот понял его и склонил голову, когда его ухо оказалось у губ священника, то он услышал. — Ты тут не задерживайся, как я преставлюсь. Иди в Ватикан, уж не знаю как, но… но попади в библиотеку. Тебе самый дальний зал нужен, пятый стеллаж в первом ряду от окон. Там, может, что отыщешь о себе. Там я про руны с меча нашёл. Иди туда — ответы там есть — я почти уверен. — Тут он схватил его за плечо и отстранил от себя, глядя в глаза. Быстро взглянув в сторону стонущих, он продолжил. — Иди своей дорогой, Анхель Руиз.

После этих слов он из последних сил оттолкнул его от себя и отвернул голову к стене, давая понять, что больше говорить не о чем. Анхель выдохнул, вдохнул и встал. Сделав несколько шагов, он обернулся — священник так и лежал, глядя в стену, из глаз его катились слёзы.

— Спасибо тебе, отец Филип. За всё.

С этими словами он вышел.

Священник же закрыл глаза и заплакал почти в голос.

Светало. Анхель сидел на крыльце лекарского дома.

Скрипнула дверь, вышел лекарь, присел рядом. Лицо его было несильно живее лиц его пациентов. Под глазами мешки, сами глаза красные — не спал всю ночь, видимо. Поначалу он молчал, потупив глаза. Затем повернулся к Анхелю, тот ждал, когда же он заговорит. Но лекарь просто смотрел на него, а затем закрыл глаза и отрицательно покачал головой. Всё стало ясно без слов — отца Филипа больше нет.

Лекарь снова уставился куда-то перед собой. Анхель еще некоторое время смотрел на него, а потом отвернулся. Что было с лекаря взять? Наверняка сделал, что мог. И говорить Анхелю больше было здесь не с кем. Его спаситель мёртв — он теперь один понесёт крест тайны, в которую были посвящены они оба.

Он поднялся, не отрывая глаз от земли, что-то такое притягательное сейчас виделось в ней. К горлу подступал ком. С глазами творилось что-то неведомое доселе — они словно слипались и не желали закрываться одновременно, словно песок попал в глаза и не желал выходить наружу. Такого он не припоминал — это с ним было впервые. Внезапно правый глаз пронзил мельчайший еле заметный спазм, и капля влаги понеслась по щеке. Он тронул себя рукой, да — на ладони осталась мокрая полоска.

Значит, ангелы тоже умеют плакать, заключил он про себя…

Люди выходили из домов и смотрели, как через селение шёл их героический лесоруб, испанец Анхель. Мечта многих местных девиц. Человек, зарекомендовавший себя как воин, начальник и просто друг. Лесоруб, что не побоялся выступить один против полусотни пикартов, на заре Гуситского восстания. Анхель Руиз. После того дня его стали уважать больше, чем кого-либо. Неизвестно как попавший в эти края, раненый, еле живой, почти ничего не помнящий о себе, он стал своим здесь в чешской глубинке.

А сейчас он шёл, словно тень, мимо домов ни на кого не глядя. Шёл в сторону озера, за которым его и отца Филипа домик. Где приход, около которого вчера случилась самая странная и кровопролитная драма за последние годы. Он шёл, а в глазах его были слёзы. Он не рыдал, нет. Просто слёзы текли и текли по его щекам.

Таким его никогда не видели. А раз так, то случилось что-то действительно плохое. И раз уж он шёл от лекаря, выходит, священник умер. А многие так надеялись, что он выживет. Отец Филип был опорой для многих здесь и не раз спасал положение. Не грубой силой, как Анхель, а иной — духовной. И перечислять его заслуги перед Славошовице можно долго.

Но больше его нет…

Что же теперь будет? Кто теперь даст ответы на вопросы, на которые ответа нет. Кто направит, кто выслушает, кто поведёт молитву в воскресение?.. Или вернутся те дни, когда Славошовице жило без священника?

Анхель, проходя мимо смотрящих на него людей, словно слышал их мысли, но отвечать не хотел. Он просто прошёл мимо. Вошёл в тенистую аллею из ясеней и, шурша опавшими листьями, брёл домой…

Ясеневая аллея, тропа вдоль озера, заворачивала на холм, где расположились небольшой приход и такой же небольшой домик рядом с ним, где почти двадцать пять лет он прожил рядом со священником. Он немного постоял, глядя на сооружения. Туши зверей уже разделали и унесли, остались только тёмные островки травы, покрытые кровью. Если бы не они, то никто бы и не догадался, что тут происходило совсем недавно.

В спину ударил несильный порыв ветра, бросив волосы вперёд. Но Анхель не обращал внимания, он просто переводил взгляд с прихода на дом и обратно. Двери храма были закрыты, точнее, поставлены так, чтобы вход хотя бы казался закрытым.