Страница 61 из 198
Береговые утесы прорезало устье реки, а подошли ближе - показался порт, Амнис. Он был больше Афин; и потому мы решили, что это Кносс, столица Крита. Солдаты выстроились на передней палубе, капитан стоял на своем мостике в золоченом шлеме и с копьем в руке, - завитый, надушенный, натертый маслом, даже к нам на заднюю палубу долетал его аромат!
Тент наш убрали, чтобы нас было видно... Мы подходили к молу, а на нем были люди, много.
Я тогда ничего еще не знал - но от их вида я растерялся. Еще не было видно лиц - но было что-то в том, как они стояли и смотрели; в том, как ходили по молу... Казалось, этих людей невозможно удивить: они просто не заметят - как конь, приученный к колеснице, не замечает шума, внимания не обращает... Они пришли не рассматривать нас, а так - глянуть мельком и пойти дальше. Женщины с зонтиками, завитые головки усыпаны каменьями, кивают друг другу, разговаривают небрежно; стройные полуобнаженные мужчины в позолоченных поясах, в ожерельях, у каждого за ухом цветок в волосах... Ведут на поводках пятнистых псов; таких же гордых и апатичных, как они сами... Даже рабочие в порту оглядывались на нас через плечо, между делом; им наплевать было на нас. Я прямо чувствовал, как гордость вытекает из меня; будто кровь из смертельной раны... Вот этих людей я хотел поразить?.. Я представил себе их презрительный смех - и закусил губу, до крови.
Оглянулся... Журавли тоже поняли. Они ждали, как уставший раб ждет вечернего отбоя, - ждали, что я признаю наше поражение. "Они правы, думаю, - мы обречены умереть, так хоть умрем достойно..." Да, так я подумал. Но потом пришла другая мысль. Вот мы уже на Крите - и у нас есть лишь один шанс попытаться спастись, иначе конец. А я взял на себя ответственность за этих людей - так пусть же хоть весь мир потешается надо мной, я это вынесу, но отступать нельзя, это предательство!..
Я хлопнул в ладоши и крикнул: "Запевай!"
Ребята начали собираться в круг. И по тому, кто из них поднялся первым, я узнал в тот миг лучших из них, самых стойких, самых надежных: Аминтор, Хриза, Меланто, Ирий, Иппий, Менестий, добрая дурнушка Феба... А Гелика уже была на месте - она одна из всех нас не дрогнула. Она стояла прямо. Гордо и независимо - не хуже тех критян, - и всё ее стройное тело дышало пренебрежением к чужеземцам. Она словно говорила им: "Вас ли мне стыдиться?! Мне аплодировали цари!.."
Это она нас спасла. До сих пор она только баловалась, лучшие свои номера берегла до представления, а тут выдала всё что умела. Мы шли мимо мола, но критяне, что были вокруг, нас уже не интересовали: все смотрели только на нее. Я подбросил ее вверх, как она меня учила, почувствовал ее сильные умные руки на своих плечах, когда она вышла в стойку...
Вокруг послышались возбужденные голоса, люди окликали друг друга... Я не мог оглянуться и посмотреть, но представил себе все эти презрительные взгляды... "Мы все в руке судьбы, - думал я, - вчера я царь, сегодня акробат... Но провалиться бы, уйти б на дно морское!.. Хоть бы отец никогда не узнал об этом..."
Гелика дала мне знак, что сейчас прыгнет; и когда я ловил ее - лицо ее оказалось против моего, и она мне подмигнула; весело так, задорно... Танец кончился.
Я оглянулся. Лукий на своем мостике весело махал рукой своим. Уж так он был собой доволен, что мне захотелось его пнуть, хоть я и понял, в чем дело: он гордился нами, он хвастался нами... Мы - выиграли!
Швартовались мы у высокого каменного причала. А за ним были дома, дома... Словно выстроились рядами башни - по четыре-пять этажей. На причале кишела толпа; все смуглые, быстроглазые... Среди них были и жрецы, я думал они пришли за нами, но они стояли и болтали друг с другом - просто пришли поглазеть, как и все. Они были в юбочках, в знак того что служат Богине и посвятили ей свое мужество: безбородые пухлые лица, тонкие голоса...
Нас вывели на пирс, и мы долго стояли там под жарким критским солнцем. Солдаты расположились вокруг, капитан небрежно облокотился на копье... Но никто не ограждал нас от толпы, и зеваки окружили нас роем. Женщины шушукались и хихикали, мужчины спорили... Впереди всех стояла кучка дешевых гнусных типов в фальшивых драгоценностях, вроде того с кем я схлестнулся в Трезене, но на этот раз я не мог погнать их с глаз долой. Это были игроки. Пришли заключать пари, ставить ставки на нашу жизнь.
Они расхаживали вокруг нас, торгуясь на смеси критского с изуродованным греческим, - так говорит в Кноссе подобная шантрапа, - потом подошли, стали ощупывать наши мускулы, подталкивали друг друга локтем, щипали девушкам бедра и грудь... Аминтор уже замахнулся на одного, но я схватил его за руку: это было ниже нашего достоинства вообще замечать их. Но они обращались с нами!.. У нас быка или коня, предназначенного богу, окружали почестями, лелеяли; а они здесь крутились вокруг нас, будто барышники на скотном дворе. К смерти я был готов, но неужто - думаю - придется уйти к богу с таким позором?! Уж лучше было бы прыгнуть в море, чем стать паяцем для этих подонков.
Вдруг за спиной взревел рог; я резко, прыжком, обернулся на звук... Каждый, кто был воином, сделал бы то же. Но там были все те же игроки: тыкали пальцами, выкрикивали ставки... Этот фокус они проделывали со всеми новыми плясунами: кто быстрей отреагирует, кто испугается... Хриза не плакала, но глаза были полны слез: она, наверно, в жизни не слыхала грубого слова до сих пор... Я взял ее за руку, но тут же про нас понесли какую-то похабщину - отпустил.
Какой-то вонючий тип ткнул меня в бок - он на самом деле был вонючий, гнусно от него пахло, - спросил как меня зовут. Я ему не ответил - он стал кричать, будто глухому идиоту: "Сколько тебе лет? Когда ты последний раз болел? Откуда у тебя эти шрамы?.." Я отвернулся от его зловонного дыхания и встретил взгляд Лукия. Тот пожал плечами, словно говорил: "Я не в ответе за этих мужланов. Но когда с тобой обращались учтиво - ты этого не ценил".
Но вот все головы в толпе повернулись. Я посмотрел, куда глядели все, вверх по крутой улице, - оттуда спускалось несколько носилок. Потом появились еще и еще, заполнили всю дорогу меж мусорных куч... Было видно, что Лукий очень доволен, и я понял - он нас держал здесь не для потехи этой черни.