Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 17 из 137



Вот каким порядкам противопоставлял афинские порядки Перикл в знаменитой речи, приводимой у Фукидида. «Каждый из нас, — говорил он, — сам по себе может с легкостью и изяществом проявлять свою личность в самых различных жизненных условиях» (II, 41, 1) [Фукидид цит. по: Фукидид. История. Л., 1981]. «Мы не думаем, что открытое обсуждение может повредить ходу государственных дел. Напротив, мы считаем неправильным принимать нужное решение без предварительной подготовки при помощи выступлений с речами за и против» (II, 40, 2).

После такой дрессировки послушание у спартиатов должно было не только быть беспрекословным, но и служить предметом гордости. «В других городах, — писал Ксенофонт, — могущественные люди не желают даже, чтобы думали о них, что они боятся своих начальников и считают это неблагородным признаком. В Спарте лучшие и высшие люди особенно покоряются начальникам и гордятся своей покорностью, и, когда их зовут, они не идут медленно, а бегут...» (VIII, 2). «Ведь у вас — хотя вообще-то ваши законы составлены надлежащим образом, — говорит Платон[70], обращаясь к представителям Крита и Спарты, — в особенности превосходен один закон, запрещающий молодым людям исследовать, что в законах хорошо и что нет, и повелевающий всем единогласно и вполне единодушно соглашаться с тем, что в законах все хорошо...» (634 d — e). Мнение, поистине любопытное в устах человека, который хотел бразды правления вверить философам как мудрейшим из людей и который первейшим и главным даром богов признавал дар разума.

Если о красоте спартанец не заботился, то забота о физической силе и ловкости стояла у него на первом месте. Этому должны были способствовать брачные и внебрачные союзы, в которых оба партнера хорошо подходили бы друг другу по своим физическим качествам, союзы, подчиняющиеся соображениям евгеники. Силу и ловкость развивали физические упражнения. Военной закалке служила охота на диких животных, а также на заподозренных в мятежных настроениях илотов. Допускалось тренировать хитрость ловкими кражами, хотя за неудачную кражу наказывали. Физическая культура, как известно, была обязательна и для женщин, которые принимали участие в состязаниях наполовину обнаженными. Чрезмерная свобода женщин осуждалась Аристотелем. «Законодатель, желая, чтобы все государство в его Целом стало закаленным, вполне достиг своей цели по отношению к мужскому населению, — писал он в «Политике», — но пренебрег сделать это по отношению к женскому населению: женщины в Лакедемоне в полном смысле слова ведут своевольный образ жизни и предаются роскоши» (1269 b). «Когда же Ликург, по преданию, попробовал распространить свои законы и на женщин, они стали сопротивляться, так что ему пришлось отступить» (1270 а).

Нагота спартанок, которую пытался оправдать почитатель Спарты Руссо, как известно, не шокировала греков. Наложение табу на наготу приписывается обычно культурам Востока. Стоит, однако, напомнить, что Одиссей, проснувшись в стране феакийцев и увидев Навсикаю со служанками, тут же «покрытых листами // Свежих ветвей наломал, чтоб одеть обнаженное тело» (Од., VI, 128-129); когда же служанки предложили смыть с него тину и грязь, он отказался от их услуг: «Перед вами купаться не стану я в светлом потоке; // Стыдно себя обнажить мне при вас, густовласые девы» (VI, 221-222).

Суровость спартанского воспитания не исключала развлечений в перерывах между военными походами. Устраивались празднества по случаю жертвоприношений, состязания в беге. Издалека приезжали музыканты, показывали свое искусство скоморохи[71]. Но если речь идет о собственном художественном творчестве, музы не были благосклонны к государству с такими порядками. Тиртей, который прославлял боевые подвиги лакедемонян и воодушевлял их на битву, был родом не из Спарты. В искусстве Спарта поощряла прежде всего хоровые песни. Платон, одобряя их как орудие воспитания, оговаривался, однако (в соответствии со своими представлениями о Спарте, как я полагаю), что в его идеальном государстве «никто не осмелится воспевать презренную музу, не получившую одобрения стражей законов... Допускаются лишь сочинения в честь богов, признанные священными, и хвалы либо порицания, составленные добродетельными людьми, поскольку будет признана их сообразность» (829 d — e). На похвалах и порицаниях строилось все воспитание; с ранних лет на граждан воздействовали системой наказаний и поощрений. Согласно Плутарху, наказывающий подвергался наказанию сам, если переусердствовал или был недостаточно строг.

Дисциплинированность, умение переносить боль, пренебрежение к смерти (умершего родственника разрешалось оплакивать только 11 дней), необходимая на войне способность быстро принимать решения, скромность, некорыстолюбие, а прежде всего мужество — вот чего требовали от спартанца. «В Лакедемоне, — писал Ксенофонт, — всякому гражданину стыдно сидеть за обедом рядом с трусом или бороться с трусом в палестре» (IX, 4). На праздничных хорах трусу отводится самое непочетное место; он должен вставать даже перед младшими; «он не может... подражать хорошим гражданам, в противном случае подвергается ударам от лучших граждан» (IX, 5). Стремление к совершенству под надзором государства, считал Ксенофонт, дает превосходные результаты: ведь в Спарте наказывают уже и за то, что кто-то не старается быть лучшим (X, 5).

Воспитанию граждан служили и общие трапезы — обычай, который способствовал упрочению стиля военно-лагерной жизни. Были они довольно скромными: обязательная мясная похлебка и кое-какие съестные припасы, принесенные некоторыми сотрапезниками. Укрепляя сплоченность спартиатов, эти трапезы, однако, ослабляли семейные узы наряду с воспитанием детей вне дома и супружеской неверностью, совершенно легальной при условии, что она послужит умножению числа крепких телом граждан — не для себя, но для всех спартиатов, коль скоро каждый из них, согласно Ксенофонту, «одинаково распоряжался и своими детьми, и чужими» (VI, 1). Мужья в возрасте могли препоручать свои супружеские обязанности выбранным ими мужчинам помоложе. Будущую мать не разрешалось держать взаперти. Однако замужество разрешалось ей лишь в том возрасте, когда она могла произвести на свет наилучшее потомство. Обычай одевать возлюбленную в мужское платье и проникать к жене лишь под покровом ночи иногда объясняют желанием обмануть завистливое божество[72]. Однако, согласно мнению, которое Плутарх приписывает Ликургу, смысл этого обычая состоял в том, чтобы заставить мужчину стыдиться, если его увидели идущим к женщине или возвращающимся от нее, и тем самым помешать гражданам чрезмерно предаваться наслаждениям. В то же время эти препятствия должны были еще сильнее разжечь любовное влечение, что будто бы способствовало появлению на свет здорового потомства.

Финансовая политика Спарты служила ее изоляции от остального мира и созданию таких условий, при которых граждане не могли бы разбогатеть. Как уже говорилось, спартиатам запрещалось иметь золото и серебро. Эти запреты соблюдались с помощью доносов и обысков. Железные монеты, имевшие хождение внутри государства, были бесполезны за его пределами, что делало путешествия невозможными. К тому же, замечает Ксенофонт, пронести монеты в дом нельзя было втайне от домочадцев: весили они столько, что потребовалась бы целая повозка (VII, 5).



Платон не хотел до такой уж степени закрывать двери перед чужеземцами, но, по образцу Спарты, в его идеальном государстве, «кто не достиг сорока лет, тому вовсе не разрешается путешествовать куда бы то ни было. Затем вообще не разрешается никому путешествовать по частным надобностям, а только по общегосударственным» (950 d), причем посылать за границу можно лишь таких граждан, которые по возвращении на родину «укажут молодым, что законы, определяющие государственный строй иных государств, уступают нашим» (951 а). Привезенные из путешествия чужеземные деньги должны быть сданы государству в обмен на местные (742 b).

70

[Точнее, Афинянин, излагающий в «Законах» взгляды автора]

71

Подробнее пишет об этом У. Виламовиц-Меллендорф: Wilamowitz-Moellendorf U. Staant und Gesellschaft der Griechen und Römer. Berlin, Leipzig, 1923, S. 85.

72

См.: Mireaux E. Op. cit., Rozdz. 9.