Рыцарь и Буржуа

В соответствии с тем, что было сказано выше, конфликт интересов в одних случаях может пониматься как конфликт желаний, в других — как невозможность сосуществования двух явлений непсихологического порядка или же, наконец, как то и другое вместе[569]. Последний случай имеет место, например, когда турист, приехавший в горы на отдых, желает солнечной погоды, чтобы ходить на экскурсии, а местный крестьянин нетерпеливо ожидает дождя.

Конфликту объективных интересов X и Y не обязательно сопутствует конфликт их субъективных желаний. Даже если оба они сознают несовпадение своих объективных интересов, один из них, пожертвовав собственными интересами, может полностью устранить конфликт психологического порядка. Конфликты психологического порядка могут возникать как на фоне различных, так и на фоне сходных склонностей (например, когда речь идет о двух претендентах на руку одной невесты). В последнем случае причиной конфликта оказывается не характер желаний, а нераздельность блага, которое служит объектом совпадающих склонностей.

Совпадение интересов в свою очередь может пониматься по-разному. При психологическом понимании, как мы видели, интересы не всегда совпадают, когда желания конвергируют, то есть имеют один и тот же объект. Поэтому те, кто доказывает совпадение коренных интересов людей при помощи ссылок на единство человеческой природы, не достигают желаемой цели. Интересы Xи Y совпадают в «психологическом смысле», если стремления Xне заключают в себе желания, чтобы не осуществились стремления Y; и эти интересы совпадают в «объективном смысле», если получение известного блага Xне исключает получения известного блага У или даже способствует этому.

В возможность совпадения интересов как в том, так и в другом смысле верили классики либерализма. Иногда такое совпадение считалось даром благосклонной к человеку природы (А. Смит), а иногда — чем-то хотя и не заданным заранее, однако возможным благодаря мудрому законодательству (Бентам). Как нередко подчеркивалось, вера в совпадение интересов служила успокоению совести эгоиста, который рад был надеяться, что «хорошо будет на свете, если каждый подметет собственный дворик». Спенсер, ссылаясь на общность интересов, призывал действовать также и на благо других людей. Он доказывал, что в интересах каждого бороться с болезнями — ведь каждый может заразиться ими от других; развивать производство — ведь каждый выиграет от распределения большего количества благ; поднимать умственный и нравственный уровень общества — ведь сколько каждый из нас теряет из-за чужой глупости и недобросовестности!

Жизненные блага образуют определенную иерархию (средства подчиняются целям, менее важное — более важному); поэтому конфликты возможны на разных уровнях, причем несогласие на более низких уровнях может сочетаться с согласием по коренным вопросам, и наоборот. Борьба против эксплуатации в капиталистическом обществе объединяет рабочих и выступает в качестве их коренного интереса, что не исключает конфликтов по вопросам менее важным. Например, в интересах шахтера рост заработной платы на шахтах, хотя связанное с этим подорожание угля чувствительно скажется на остальной части рабочего класса. Эти конфликты, однако, не подрывают единства рабочего класса, основанного на общности интересов более высокого порядка. Интересы, которые называют классовыми, относятся, как правило, именно к этой последней категории.

Иногда менее важные, текущие интересы вступают в противоречие с коренными интересами. Примером может служить «опиум для народа». Можно утверждать, конечно, что обещания справедливого загробного воздаяния смягчают страдания масс, а значит, соответствуют их интересам — постольку, поскольку любой человек заинтересован в смягчении своих страданий. Но это временное одурманивание мешает борьбе с эксплуатацией, следовательно, вступает в конфликт с коренными интересами масс.

Как уже говорилось в главе I, ту или иную идеологию называют буржуазной, если она возникла или получила распространение в буржуазной среде, или служит интересам буржуазии или, наконец, выражает ее настроения. Ниже мы рассмотрим два последних случая.

С давних времен содержание того или иного учения объясняли, ссылаясь на личный интерес его автора или интерес какой-либо группы (не обязательно класса в марксистском его понимании). Вспомним Калликла, который в «Горгии» Платона утверждал, что законы составили в собственных интересах люди слабые. Страшась возвышения более сильных, они утверждают, что быть выше остальных постыдно и несправедливо и что лучше терпеть обиды, чем причинять их (438b). Теми же соображениями руководствуется Фрасимах в «Государстве», когда утверждает, что «устанавливает законы всякая власть в свою пользу... Установив законы, объявляют их справедливыми для подвластных — это и есть как раз то, что полезно властям, а преступающего их карают как нарушителя законов и справедливости»[570].

Мнение Фрасимаха широко развил Мандевиль в «Басне о пчелах». Нормы морали, говорит Мандевиль, навязывают обществу те, кто им управляет, чтобы тем легче водить управляемых за нос. Ловко играя на людском тщеславии, они побуждают граждан оказывать государству всевозможные услуги и даже жертвовать ради него жизнью. Заметим без конкретных ссылок на авторов и даты, что в научной литературе имеют широкое хождение наблюдения наподобие следующих: личностные образцы женщин (восхваляющие целомудрие, супружескую верность, смирение, трудолюбие) в самых различных культурах служили интересам мужчин, которые проповедовали эти образцы; нормы, регулирующие отношение младших к старшим, создавались старшими и служили их жизненным интересам и т.д.

Интересы, которым служили те или иные учения, отнюдь не все мыслители считали экономическими интересами. Гоббс, считая первичной в человеке жажду власти, писал: «Я не сомневаюсь, что если истина, что три угла треугольника равны двум углам квадрата , противоречила бы чьему-либо праву на власть или интересам тех, кто уже обладает властью, то, поскольку это было бы во власти тех, чьи интересы задеты этой истиной, учение геометрии было бы если и не оспариваемо, то путем сожжения всех книг по геометрии вытеснено»[571].

Обращение к понятию «интерес» для объяснения содержания какой-либо доктрины и отыскания ее социальных корней стало особенно актуальным в связи с пониманием идеологии как надстройки над скрытым под нею классовым экономическим интересом. Ленин писал: «Люди всегда были и всегда будут глупенькими жертвами обмана и самообмана в политике, пока не научатся за любыми нравственными, религиозными, политическими, социальными фразами, заявлениями, обещаниями разыскивать интересы тех или иных господствующих классов»[572]. Эта позиция позволяла широко применять принцип is fecit, cui prodest[573].

Напоминая нам, что в конечном счете речь идет об экономических интересах, марксистская литература не всегда указывает на них прямо, выясняя социальные корни той или иной доктрины. Ее социальная функция характеризуется нередко указанием на ее полезность для завоевания власти тем или иным классом, для духовного порабощения угнетаемых или для успокоения собственной совести.

Одной из излюбленных доктрин тех, кто оказался у власти и хочет ее удержать, считается, как известно, доктрина порядка. Те, кто стоит у руля, отождествляют порядок с существующим положением вещей и объявляют подстрекателем любого, кто выступает против их власти. В государстве должен царить порядок, и они считают себя его защитниками. Правда, понятие порядка требует конкретизации, ведь любой порядок является таковым лишь по отношению к какому-то принципу, положенному в основу данной системы общественных отношений. В случаях, о которых идет речь, понятие порядка абсолютизируется; данный принцип рассматривается как единственно возможный.

569

См.: Ibid., s. 152. 466.

570

Платон. Соч., М., 1971, т. 3, ч. 1, с. 106-107.

571

Гоббс Т. Левиафан. М., 1936, с. 101.

572

Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 23, с. 47.

573

[Сделал тот, кому это выгодно (лат.)]