Страница 47 из 102
Такого же мнения придерживался и первый заместитель народного комиссара внутренних дел комиссар государственной безопасности первого ранга Лаврентий Павлович Берия. Два дня назад он с большим удовольствием узнал от Ежова об исчезновении Успенского в Киеве, и только что получил указание Сталина возглавить поиски "лжесамоубийцы". Дело находилось под личным контролем Хозяина, и Берия, как всегда в подобных случаях, проявлял необычное рвение и исполнительность. Он тут же приказал усилить режим охраны государственных границ, в первую очередь с Польшей и Румынией (уж очень хотелось, чтобы фаворита Ежова схватили при попытке бежать за рубеж, тут шпионаж уже налицо, а получить признание Успенского, как вербовал его бывший нарком, это уже дело техники), во всех местных управлениях спешно создали специальные розыскные группы. Фотографией Успенского и описанием его примет снабдили все органы милиции, а также службу наружного наблюдения.
В Подмосковье нашли родственников Успенского. Он вполне мог попытаться связаться с ними и искать пристанища. Всех их по указанию Берия взяли под усиленное наблюдение. День и ночь наружники не спускали с них глаз и, видимо, перестарались. Один из двоюродных братьев Успенского, железнодорожник из Ногинска, убедившись, что за ним постоянно следят, опасаясь ареста, повесился. На языке оперативников получился "прокол". Теперь остальные родственники насторожились, и работа по наблюдению за ними была затруднена.
Берия злился. Прошло больше месяца, но Успенского так и не обнаружили. Его жену арестовали и доставили в Москву, на Лубянку. Она призналась, что муж инсценировал самоубийство и решил скрыться. Утром 15 ноября она взяла ему билет до Воронежа и посадила на поезд. Другой информации по делу Успенского не поступало. Сталин уже успел выразить недовольство по этому поводу. И вдруг в кабинете теперь уже наркома внутренних дел Л.П. Берия раздался звонок. Начальник Московского управления НКВД радостным голосом доложил, что в Москве, на Каланчевской площади, несколько минут назад задержан Успенский.
Жена Успенского не обманула следователей. Она действительно взяла мужу билет до Воронежа и посадила на поезд. Он, безусловно, доверял жене, но знал, что на допросах она может не выдержать и расскажет все. Поэтому, оставив Воронеж для отвода глаз своим бывшим коллегам, он поехал в Курск, где недалеко от станции снимал комнату у одного железнодорожника.
Сразу же после встречи на даче у Ежова он понял, что дни наркома сочтены и его, Успенского, ждет жестокая расправа. То, что предлагал Литвин, для него было неприемлемо. Он хотел жить. Единственный шанс спастись - это затеряться где-нибудь в глубинке под чужим именем. Не будут же его искать вечно. В распоряжении НКВД Украины имелись бланки советских документов, которые использовались для зашифровки сотрудников под гражданских лиц и проведения различных оперативных мероприятий. Он сам изготовил себе документы на фамилию Шмаковский Иван Лаврентьевич, наклеил свои фотографии и поставил печати.
Теперь надо было устроиться на работу в глуши. Где мало шансов встретить знакомых. НКВД не проявляет большого интереса к населению, состоящему в основном из рабочих. Он знает такие места, вернее, слышал о них. Это недалеко от Архангельска, леспромхозы Северолеса. Отсидевшись четыре дня в Курске, Успенский едет в Архангельск. Но там ни в одном из трех леспромхозов его не взяли на работу. Возможно, кадровиков, проявлявших в то время большую бдительность, насторожило, что для рабочего, как значилось по документам, у того слишком уж респектабельная внешность. Более испытывать судьбу он не стал и покинул Архангельск.
Берия не выбирал выражений в адрес своих работников, поспешивших отрапортовать о поимке Успенского. Вышел курьез: сотрудники наружного наблюдения задержали руководителя одной из опергрупп НКВД, также занимавшегося поиском беглого наркома. Он действительно был внешне похож на Успенского, и все его попытки оправдаться с предъявлением служебных документов не увенчались успехом: в ориентировке было указано, что преступник может иметь при себе различные документы, в том числе и удостоверяющие личность сотрудника НКВД. Задержанного доставили для опознания на Лубянку и только там разобрались, в чем дело.
А Успенский после недельного пребывания в Калуге, где снимал комнату у ночного сторожа, представившись командиром запаса, все же решил ехать в Москву. Ему надоело бесцельно скитаться, видеть в каждом прохожем чекиста и ждать, заявит ли в милицию о странном постояльце очередной хозяин квартиры. По натуре Успенский был оптимистом, и ему хотелось надеяться, что Ежов все же сумел "списать его на тот свет" и не допустил всесоюзного розыска. Ежова вполне должна была устраивать версия самоубийства Успенского. Это лучше, чем арестованный сообщник. Успенский читал газеты нерегулярно и не знал, что 25 ноября 1938 года Ежов Н.И. был освобожден от обязанностей наркома внутренних дел СССР. А фактически с середины ноября не принимал участия в работе НКВД и поэтому уже ничего не мог сделать для его спасения.
В Москве у Успенского были друзья, которым он помогал делать карьеру. Теперь он надеялся на их помощь, может, спрячут где-нибудь на время. Там жила его бывшая любовница - врач Мариса Матсон, жена арестованного в 1937 году высокопоставленного чекиста с Урала. Она, опасаясь ареста, самовольно оставила работу в Кировской области и переехала в Москву. Успенскому удалось быстро найти ее. Матсон, будучи женой репрессированного, с пониманием отнеслась к рассказу Успенского о том, что он оставил постылую семью и опасную работу и решил скрыться, используя фальшивые документы. Он клянется ей в любви и верности, просит оставить его у себя. Но все же она не рекомендует ему оставаться в Москве, советует снова вернуться в Калугу и пробыть там некоторое время. За нее сейчас хлопочут в Наркомздраве, скоро она должна получить назначение на работу. Наверное, во Владимирскую область, и тогда она сразу же возьмет Успенского к себе.
Матсон сдержала обещание. Вскоре Успенский переехал из Калуги в Муром, где Матсон стала работать заведующей родильным отделением городской больницы. Успенского она выдала за своего мужа - литератора, работающего на дому.