Страница 35 из 102
Поэтому, побывав пару раз на сходках у Хозяина, Москвин стал постоянно отказываться от приглашений. И это не нравилось Сталину.
В начале тридцатых Ежов иногда несколько раз в день связывался с Москвиным, который фактически находился в его подчинении. Но, зная, что тот в опале, старался дистанцироваться от него, дабы не навлечь на себя подозрения Сталина. Общались они только по работе, и даже в кулуарах различных партийных мероприятий Ежов старался избегать прилюдных разговоров с ним. А когда Москвина убрали из Наркомтяжпрома, Ежов как-то потерял из виду своего "крестного отца" и за делами стал уже понемногу забывать о нем. И тут...
Это немного беспокоило Ежова. Ведь как-никак он был выдвиженцем Москвина. Но кто может об этом точно знать? Кирова нет в живых, Товстухи38 тоже. Каганович тогда был на Украине. Молотов и Андреев, конечно, знают, но им сейчас не до воспоминаний, как в двадцать седьмом Москвин чуть ли не за полгода "протащил" Ежова от инструкторов до замзавотделом ЦК. Первый, кажется, уже в опале у Хозяина, второй дрожит из-за своего троцкистского прошлого. Да, еще об этом хорошо знает Георгий. Но сейчас он, Ежов, в большом фаворе и Маленков вряд ли осмелится "шептать" на него Сталину. Сам Москвин конечно же не будет давать на него показания, а выбивать их никто не посмеет.
Настроение у Ежова все равно немного испортилось. Очень не хотелось, чтобы кто-нибудь напомнил Сталину о том, что враг народа Москвин по какой-то причине перетащил в столицу самого заурядного партийного руководителя местного значения Ежова и быстро продвинул его на один из самых важных участков работы ЦК ВКП(б) - руководство расстановкой кадров. Не исключено, конечно, что Сталин сам помнит об этом. У него великолепная память, особенно на то, кто за кем когда стоял, кто кого поддерживал. Но Москвин не пройдет ни по какому процессу и вряд ли Сталин обратит внимание на его дело. Лишь бы не напомнили.
Ежов уже достаточно хорошо изучил этого человека. Сталин будет всегда помнить и никому не простит нелояльности по отношению к нему и личную связь с Троцким. Все остальное не так страшно. Но вот в последние два года, и это связано с убийством Кирова, он стал еще более подозрительным и реагирует на то, что раньше оставлял без внимания. Вот недавно кто-то сказал Сталину, что Ягода якобы способствовал в 1931 году назначению Ежова начальником штаба РККА. Ежов такого раньше никогда не слышал, хотя документы по этому назначению проходили через него. Но Сталина это так заинтересовало, что он просил Ежова выяснить, не встречался ли маршал с Ягодой в начале этого года перед арестом последнего. Таких сведений у Ежова не было, хотя Ягода и находился в последнее время под постоянным наблюдением. Так Ежов и сказал Сталину. Но ему показалось, что такой ответ Хозяину не понравился.
Николай Иванович закурил, на минуту закрыл глаза. Ему сразу же вспомнилась просторная гостиная квартиры Москвина на Спиридоновке, веселый Иван Михайлович в белой отглаженной косоворотке, ставящий на патефон пластинку с русскими народными песнями, так любимыми Ежовым, и разливающая чай любезная Софья Александровна...
Раздался телефонный звонок, на прием просился начальник 5-го (особого) отдела НКВД Николай Галактионович Николаев-Журид. Ежов взял карандаш, быстро подписал оставшиеся ордера и захлопнул папку.
9 ноября 1937 года
Все шло по намеченному Ежовым плану. Без какой-либо критики в адрес Агранова он в апреле предложил ему возглавить 4-й (секретно-политический) отдел ГУГБ и "сконцентрировать свои силы на важнейшем участке чекистской работы текущего момента, не отвлекаясь на другие дела". Таким образом, сразу же ослабли все рычаги влияния Агранова на НКВД, которыми он пользовался многие годы.
А через месяц он вызвал к себе Агранова и сказал ему, что в Саратовской области НКВД работает из рук вон плохо и только опытный чекистский руководитель может исправить положение. Выбор Секретариата ЦК и руководства НКВД пал на него, Агранова, у которого уже есть опыт исправления подобных ошибок, когда он временно возглавил Ленинградский НКВД после злодейского убийства товарища Кирова.
- Долго вы там не задержитесь, разберетесь с кадрами, наладите работу по выкорчевыванию троцкистских двурушников из государственных учреждений и снова вернетесь в Москву, займете высокую должность, соответствующую вашим знаниям и опыту. У вас все получится, Яков Саулович.
Агранов возражать не стал, видимо, понимал, что это бессмысленно, и от судьбы никуда не уйти. Только в его взгляде вместо привычного подобострастия Ежов уловил злость и ненависть.
Ежов не обманул Агранова, в Саратове тот действительно долго не задержался. В августе его арестовали и доставили в Москву. Сломался Яня быстро и уже через месяц стал давать нужные показания. И это не удивительно. Им занимался такой мастер своего дела, как сотрудник секретно-политического отдела старший лейтенант госбезопасности Лазарь Коган, которого раньше Агранов не успевал хвалить и часто называл своим учеником. Ежов не случайно назначил Когана следователем Агранова. Коган уже несколько месяцев вел дело Ягоды. Естественно, они будут давать показания друг на друга и одному человеку легче их получать. Но Ежова мало интересовало, что скажет Ягода про Агранова. Сейчас задача состояла в том, чтобы выколотить из подследственных, и в первую очередь из Агранова, как можно больше показаний на Ягоду. Бывшего наркомвнудела было решено в ближайшее время судить вместе с "правыми" и сценарий предстоящего процесса сейчас вовсю разрабатывается. Поэтому Ежов докладывал Сталину каждый протокол допроса, где упоминалось имя Ягоды.
Контроль над следствием по делу Агранова осуществлял комиссар государственной безопасности 3-го ранга Николай Галактионович Николаев-Журид.
Этот высокий сорокалетний представительный мужчина выделялся из числа многих руководителей НКВД своей образованностью и хорошими манерами. Он родился в Конотопе в семье мещанина, закончил гимназию и два курса юридического факультета Киевского университета. Потом его призвали в царскую армию и направили в школу прапорщиков. Но повоевать ему не удалось, с июля семнадцатого он служил в Москве в 251-м запасном полку, а в марте 1918 года вступил в Красную Армию, был принят в партию и направлен на Украину. Там он служил в армейской разведке. Дворянская внешность, изысканные манеры, знание офицерского быта позволили использовать Николаева-Журида на нелегальной работе. Его несколько раз забрасывали под видом офицера в тыл белых, где он провел ряд успешных разведывательных и диверсионных операций, за что был награжден в конце Гражданской войны орденом Красного Знамени. Потом оперативная работа в чекистских органах Украины. Но в двадцать первом году с ним приключился казус. Николаева-Журида исключили из рядов РКП(б) как "социально чуждого элемента", мотивировав это тем, что его отец до революции имел ремонтную мастерскую и использовал наемный труд. От чекистских обязанностей он также был временно освобожден. Трудно сказать, как бы сложилась его дальнейшая судьба, не вмешайся в это дело полномочный представитель ГПУ на Правобережной Украине Ефим Георгиевич Евдокимов, который хорошо знал Николаева-Журида по Гражданской войне, лично направлял его в тыл противника, ценил его деловые качества. Заступничество Евдокимова помогло Николаеву-Журиду восстановиться на работе, а потом и в партии. К тому же наступал нэп и мелкособственническое прошлое родителей уже не являлось для детей криминальным. А когда Евдокимова назначили в 1923 году полномочным представителем ОГПУ по Северо-Кавказскому краю, он увез с собой в Ростов и Николаева-Журида, который там с его помощью быстро выдвинулся. С переходом Евдокимова на партийную работу карьера его ставленника резко пошла в гору. В 1934 году Евдокимов становится секретарем Северо-Кавказского крайкома ВКП(б), а Николаев-Журид - первым заместителем полпреда ОГПУ по этому краю. Меньше чем через год, когда после убийства Кирова началась чистка руководителей ленинградских чекистов, Николаев-Журид, как весьма перспективный работник, был назначен заместителем начальника управления НКВД по Ленинградской области.