Страница 6 из 32
Вскоре на огромном столе нам был подан обед, сервированный с утонченностью. свойственной выходцу из Соединенного королевства. Мы рассаживаемся с нетерпением проголодавшихся путешественников. Нас обслуживают четыре здоровенных молодца атлетического сложения. Скорее всего это поселенцы или скваттеры, которые дважды в год ценой бесчисленных трудностей гонят на рынки Аделаиды огромные стада быков и овец.
Сэр Форстер, владелец этих пастбищ, посадив справа от себя мисс Мэри, а слева майора, выполняет свои обязанности хозяина дома как истый джентльмен. Лейтенант МакКроули, сидящий напротив него, известный гурман, наслаждается запахами туземных кушаний, которые подаются вперемежку с умело приготовленными блюдами англо-французской кухни.
– За здоровье сэра Форстера! – провозглашаю я тост, поднимая бокал.
– Вы правы, мой дорогой француз. За здоровье сэра Форстера и за успех нашего предприятия! – подхватывает майор.
Несмотря на все уговоры, мы не можем провести здесь больше одной ночи. И, желая пробыть с нами подольше. Форстер провожает нас верхом до северной оконечности своих владений, составляющих не менее четырехсот квадратных километров, где пасутся пять тысяч быков, более сорока тысяч овец и бог знает сколько лошадей.
– До свидания, желаю удачи, – говорит он на прощание, пожимая нам руки. Не забудьте завернуть ко мне на обратном пути.
– До свидания, до скорой встречи!
День проходит за днем безо всяких происшествий, мы почти не устаем. Только жара допекает все больше. Это единственная неприятность, которую мы испытываем среди местной флоры. А она с каждым шагом становится все более причудливой. Все яснее мы осознаем, что находимся в стране парадоксов, стране невероятного.
Наш караван пересек реки Сиккус и Пастмур и теперь следует вдоль восточных склонов горного хребта Флиндерс. Сорок километров отделяют нас от телеграфного кабеля на овечьем пастбище Белтона.
Но куда подевался Шэффер, этот скромный и услужливый помощник сэра Рида? Его нет на обычном месте..
– Он догонит нас, – говорит сэр Рид.
Не знаю почему, но я обеспокоен, и меня вновь одолевают сомнения.
Старый скваттер не ошибся: вечером немец присоединяется к каравану, расположившемуся на отдых. Шэффер, оказывается, гнался за стаей казуаров, этих нелетающих птиц. Удачливый охотник, он демонстрирует огромную птицу, привязанную к седлу.
Я смотрю немцу прямо в лицо, и мне кажется, что он слегка покраснел и опустил глаза. Его лошадь покрыта пеной, бока в кровавых царапинах, ноги разбиты. Какой же немыслимо трудный переход привел в такое бедственное состояние эту чистокровку! И тревожное подозрение пронзает мое сердце. Похоже, что история об охоте – только уловка, чтобы обмануть нас, а на самом деле он ездил куда-то совсем по другим делам. Ради дичи не загоняют лошадей! У сэра Рида их три тысячи, но это не может служить оправданием. У меня появляется безумное желание размозжить немцу голову выстрелом из револьвера… Нет! Я сошел с ума. Как бы ни был антипатичен мне этот тип, до сих пор его поведение было безупречным, и я не имею права чинить над ним расправу.
И почему только я не поддался тогда этому порыву души, как бы нелепо это ни выглядело? Каких бы несчастий мы избежали!
Мы проследовали без остановки до недавно выросшего в этих местах поселка Уэлком-Майн, где всего несколько домов возвышаются среди беспорядочного нагромождения деревянных бараков и палаток. Улицы поселка были в ямах, полных воды, в которые повозки погружаются до осей, а лошади по грудь. Паровые машины свистят, фырчат и выпускают клубы густого дыма, от которого деревья покрываются черной копотью; везде царит оглушающий шум.
Здешними приисками, расположенными неподалеку от города, владеют почти исключительно крупные компании, обладающие неисчерпаемыми ресурсами. Золотоискателей-одиночек – единицы. Они промывают золотоносный песок в ручьях, вьющихся вокруг поселка. Мы встречаем толпы китайцев, которых можно увидеть повсюду в золотоносных районах. Они шумно перекликаются и без конца перемывают песок, уже отработанный компаниями.
Наконец мы пересекли 30-ю параллель и реку Тейлор, объезжаем озеро Грегори по естественной наезженной дороге, которая пролегает с юга на север. Когда мы проедем еще 110 километров до Купер-Крик, будет закончена половина маршрута, правда, более легкая.
Однажды утром мы шли пешком в нескольких сотнях метров впереди каравана. Я взял на привязь своих собак после того, как накануне они разбежались и нам три часа пришлось их отлавливать. Мои дорогие вандейцы почему-то злятся. Из их глоток вырывается глухое ворчание. Одна из них вдруг сорвалась с привязи и поспешила к густым кустам, перед которыми останавливалась, подняв отчаянный лай.
Благоразумно избегая густых зарослей, я направился к собаке, и вообразите мое удивление, когда вдруг передо мной возник высокий мужчина, голый, черный. Увидев меня, он испугался и побежал, издавая непонятные звуки. Это был абориген. И могло оказаться, что этот представитель сильного пола своей расы не одинок, а я как-то не жаждал встретиться с его соплеменниками.
Я достал револьвер и сделал шесть выстрелов по макушкам камедных деревьев. Заслышав стрельбу, абориген повернулся, подпрыгнул и упал на траву, словно получил заряд дроби в мягкое место. Он лежал на траве с таким комичным видом, что я не мог удержаться от смеха.
Тут подбежал Том и сказал этому типу несколько слов на гортанном туземском наречии, одновременно пиная его ногой в бок.
Знакомство состоялось. Абориген поднялся и вытянулся передо мной с таким забавным выражением лица, что я едва сохранил серьезность, подобающую моей неожиданной роли божества.
У бедняги был весьма плачевный вид: худой, истощенный, он, казалось, умирал от голода. Ему дали кусок хлеба весом не менее двух килограммов, и он с дикой жадностью съел его, двигая сильными челюстями, словно голодный крокодил. Размеры его желудка были подобны бездонной пропасти. С пугающей быстротой он уничтожил также закуску и кусок мяса такой величины, что им можно было бы накормить целое отделение английских военных моряков, а вам наверняка известен их мясной рацион. Большой глоток рома окончательно привел аборигена в прекрасное расположение духа. Он выражал свою признательность невероятными телодвижениями, гримасами, делавшими его похожим на макаку, и оглушительными возгласами. Наконец, повернувшись к лесу, он приставил ладони ко рту и закричал во всю силу своих легких: кооо-мооо-хооо-эээ, повторяя этот призыв бесчисленное число раз.
Его голосовые связки, наверное, прочны, как сталь, если он мог так орать. Какая какофония, друзья мои, но и какая удивительная мощь!
Кооо-мооо-хооо-эээ – это клич, сзывающий аборигенов во всей Австралии от Сиднея до Перта, от оконечности материка у мыса Йорк до Мельбурна. Мы уже неоднократно его слышали и не сомневались, что наш знакомец, восхищенный приемом, что оказали ему белые, звал своих соплеменников на пир, который, по его мнению, им должны устроить, раз уж начался такой кутеж.
Предположение это вскоре подтвердилось, ибо нашим взорам предстала плотная толпа аборигенов, черных, как сажа, прикрытых, как мужчины, так и женщины, лишь солнечными лучами. Они приближались к нам с бесконечными знаками уважения.
Было их около сотни, не считая плодов Гименея, увы, весьма многочисленных, привязанных к спинам матерей волокнами какого-то растения, иногда даже по двое и по трое, Несомненно, аборигены – самые некрасивые существа, виденные нами до сих пор. Их отталкивающее уродство составляет резкий контраст с восхитительной растительностью, которая нас окружала. Эти человеческие существа, что так глупо смеялись, разевая рот до ушей, как мандрилы, не могут быть венцом творения.
Ободренные нашим приветливым видом, они подошли к нам вплотную. По всему видать, бедняги испытывали мучительный голод: они выразительно хлопали себя по животам, жалобно прося пищи, которую не смогли себе обеспечить, и набросились на нее с жадностью. Ободренные и осчастливленные неожиданной удачей, наши гости проявляли безумную радость. А несколько стаканов рома и коньяка окончательно ублажили их. Они благодарили нас всевозможными жестами и гримасами.