Страница 16 из 16
Удивительная закономерность: в России чем страшнее жизнь, тем чудесней песни. Кажется, со времен Иоанна Грозного страна не знала такого бешеного террора, который ей устроил хитрый осетин Сталин, и что же - никогда, ни прежде, ни после - у нас не сочиняли столько песен изумительной силы и красоты...
Мнится, в этой несообразности кроется какое-то обещание, залог, то есть тем больше у нас оснований поверить, что наша Россия со временем превратится в процветающую страну. Если, конечно, до той поры не сопьемся, не выродимся, не покоримся азиатам, не распадемся на удельные города. Но ведь одолели же мы Гитлера, которого, по логике вещей, никак не должны были одолеть, и построили среди болот Четвертый, краснознаменный Рим со всем, что к нему прилагается, - рабами, вселенской идеей, самой мощной в мире военной машиной, своими гаруспиками, жертвоприношениями и отцами нации, ведущими происхождение от богов.
Отсюда такое предположительное заключение: мы - народ сверхъестественной живучести и настолько причудливо талантливый, что умеем выводить пользу даже из общественно-хозяйственных катастроф. Ну кого еще можно довести до такого градуса изобретательности, чтобы он построил вертолет из бензопилы "Дружба" и улетел...
Всякая здоровая государственность ориентирована таким образом, чтобы человеку было хорошо. Русские марксисты в семнадцатом году вроде бы именно так и ставили вопрос, разве что они вывели за рамки понятия "человек" так называемого классового врага. Однако на поверку вышло, что благополучие труженка - дело десятое, что при нашей невзыскательности его с лихвой обеспечивают прочная пайка и поголовная занятость, и в действительности наша парасоциалистическая государственность все семьдесят четыре года своего существования работала на войну. Вернее сказать, на то, чтобы содержать в неприкосновенности безграничную власть десятка-другого стариков, которые волею судеб засели по адресу: Москва, Красная площадь, Кремль.
Особенно обидно, что на самом деле никто на их власть и не покушался, если не считать сумасшедшего Гитлера, - наверное, Запад как-то укрепился в мысли, что русского мужика лучше не сердить, поскольку он тогда себя не помнит и, если нужно двенадцать раз погибнуть за город Ржев, он двенадцать раз погибнет и не сморгнет.*
* По соображениям генерала Вальтера Моделя, командовавшего германскими войсками на Ржевском направлении, на одного его убитого солдата приходилось до дюжины русаков.
Философ и президент довоенной Чехословацкой республики Томаш Масарик утверждал, что "в конце концов побеждают идеалисты"; у них, может быть, так оно и есть, а у нас сначала побеждают идеалисты, потом материалисты, потом опять идеалисты - так история и течет. Только в продолжение одного века материалиста Столыпина сменил идеалист Ленин, того - материалист Сталин, того - идеалист Хрущев, того - материалист Брежнев и так вплоть до наших гнетущих дней. Впрочем, на характере русской государственности эти пертурбации почти не сказываются, и она может позволить себе любые шатания, поскольку хозяйство нашей страны издревле держится на том, что работнику почти ничего не платят или не платят решительно ничего.
Но если бы наши владыки читали книги, то идеализм у нас не перетекал бы с такой легкостью в материализм и власть была бы последовательнее и стройней. Работнику от этого будет не легче, но все же, положим, откроет владыка книгу, положим, Василия Александровича Слепцова, а там написано: "Прежде чем строить храм, позаботься о том, чтобы противник не сделал из него конюшни". И, может быть, тот храм абсолютной социальной справедливости, который взялись строить большевики, равно как и храм демократических свобод, который возвели наши либералы, вышли бы не так подозрительно похожи на лагерь общего режима: наверху паханы, с ними дружатся контролеры, а по периферии ни за что утруждаются мужики.
Судя по тому, что матерная брань вдруг стала в России лексической нормой, будущее нашей страны затруднительно предсказать. Но почему-то кажется, что Россия еще не выпила свою чашу, что еще многое впереди.
А мы всё приходим невесть откуда и всё уходим невесть куда.