Страница 5 из 9
А нас, слонов, более всего тошнит от аргументов, которыми жонглируют самые упорные противники симбиоза. Дескать, никто не пытается пока переделать человеческий глаз, чтобы он работал в диапазоне от микроскопа до телескопа и в любой частотной полосе… Никто не пытается вооружить человека рукой, которая способна выполнять операции с отдельными молекулами и сравниваться по мощности с экскаваторным ковшом… Хватает и искусственных насадок. Так зачем же трогать мозг? Разве мало внешних информационных систем, разве их недостаточно для процветания человека таким, каков он есть по своей биологической конституции? И прочая чушь…
Иногда создается впечатление, что это чисто человеческий удел постоянно смешивать причины и следствия. Разумеется, наращивание сенсомоторных и энергетических систем бессмысленно и даже опасно, пока за ними не начинает следить соответственно реконструированный мозг, способный воспринимать и перерабатывать значительно большие массивы информации, чем сейчас.
Человечество не раз захлебывалось опережающим развитием транспортно-энергетических комплексов. В прошлом веке дело чуть не дошло до глобального самоубийства, даже до ликвидации биосферы. Ничего не поделаешь — слишком мощные мышцы при слабеньком мозге чреваты самыми крупными неприятностями. Люди дорогой ценой заплатили за идею сверхускоренного развития информационных координаторов, но, к счастью, вовремя до нее дошли. Они создали крайне эффективные интеллектронные центры, своеобразные коллективные мозги, позволяющие оперативно справляться с социальными перенапряжениями, но теперь пришло время позаботиться о мозге индивидуальном, вывести его к иным горизонтам, соразмерить его со стремительно нарастающим объемом культуры, с ее реальной сложностью.
Тем более странно, когда слышишь вопли о грядущем подавлении творческой агрессивности, о превращении человека в бесплотного ангела. Клянусь Игроком-Творцом — это смешно. У кого-то еще чешутся руки при воспоминании о дубине… Говорят, сейчас непослушных детишек пугают этой творческой агрессивностью эпохи первых водородных бомб и межконтинентальных ракет…
В этом смысле кони, пожалуй, правы. Агрессивность все еще не загнана на достаточную глубину, все еще вспыхивают оглушительные сигналы палеокортекса, и, я думаю, только интеллектронная надкорка способна трансформировать эти сигналы должным образом, превратить их в мощные созидательные импульсы.
Бедняга Глеб, он наверняка сильно переживает последствия своего авантюрного решения. Нам с королевским слоном достанется на орехи в близящемся безнадежном эндшпиле, где мы будем бессильны в борьбе с великолепной коневой парой черных — слишком много пешек, слишком велико преимущество Анта…
…ругается со своими фигурами… Ругается насмерть. Он не может смириться с моей нелогичностью. Он, король гипершахматной логики, воспринимает мою комбинацию как настоящую ересь, как богохульство и бунт. Он просто поверить в нее не может — подобно средневековому монаху, не способному поверить в публичный плевок на икону. Даже созерцая стекающую слюну, монах считает ее лишь дьявольским наваждением. И несчастный Ант точно так же в лихорадке оскорбленной веры пытается сообразить, а не виден ли здесь какой-то сговор с нечистой силой, скажем, не изобрел ли я сверхмощный суггестивный генератор, запросто пробивающий защиту его капсулы…
Н-да, прямое внушение — забавная штука. Но капсула на то и существует, чтобы экранировать действие любых внешних полей. И, конечно, для соблюдения секретности при консультациях со своим комплектом… И я понимаю, почему Ант так любит свою надежную капсулу, почему он буквально сросся с ней — это единственное место, где он чувствует себя защищенным от возможных внушений, где мерцающие переменные позиции доставляют ему единственное настоящее наслаждение. Право же, он больше всех ныне живущих заслуживает чемпионского титула, и дело тут не в уровне игры, а в уровне любви к игре. Он может ошибиться в выборе хода, но безошибочен в своей любви, и это обеспечивает ему взаимность. Не сомневаюсь, что он стал бы бороться за первенство и с помощью шестнадцатого поколения фигур, потому что для него нет жизни вне гипершахматной капсулы, и никакое усложнение его не остановит. Фанатики обречены на взаимность — будь то ненависть или любовь.
Похоже, Ант вступил в подлинный симбиоз с собственной капсулой. И это вовсе не беда гипершахматистов, вернее, не только их беда. Слишком многие срастаются со своими рабочими интеллектронными микрокабинетами, и мир вне этих нескольких перенасыщенных чудесами кубометров кажется им не слишком уютным. Кто-то, не помню уже кто, пошутил: наконец-то мы изобрели скафандр для жизни на собственной планете… Разумеется, мрачноватая шутка, но ничего не поделаешь — за порогом капсулы мы становимся совсем другими, оставляя внутри ее сильнейшую часть своей памяти и логики.
Вот почему слоновая идеология имеет определенные шансы на успех разве не следует предпочесть ежедневному заточению простое наращивание мозга интеллектронными пленками? И тем самым смириться с необходимостью собственного принципиального усовершенствования…
Да я и сам больше не выношу этих эллипсоидальных вместилищ со всем внутренним сверхкомфортом. Развивается не только обычная клаустрофобия, но и ощущение какой-то инопланетности, оторванности от реальных событий. По-моему, мы все заметно повеселеем, имплантировав в свою черепную коробку несколько граммов пленки и по необходимости свободно связываясь с крупными интеллектронными центрами с помощью тех же суггестивных генераторов…
Но ведь они-то и есть главный камень преткновения! Их-то и боятся наиболее серьезные критики программы киберсимбиоза. Действительно, если примемся улучшать мозг, то что стоит врастать в надкорку суггестивный микрогенератор — это ведь превосходнейшая третья сигнальная система, трансляция мысли, не раздробленной на словесные атомы. Но кто поручится, кричат серьезные критики, кто поручится, что генераторы завтрашнего дня не создадут почву для страшнейших социальных экспериментов?
И это вполне реальная опасность, потому что не столь уж далеки иные времена, где внушенные символы величия пахли морями крови — не каплями, но именно морями, где тщательно внушаемые символы величия взрывались термоядерными фонтанами и ударными волнами проносящихся ракетоносцев, текли ядовитыми струями шовинистических доктрин и имперских амбиций…
И я понимаю Анта, который скрывается в своей сверхзащищенной скорлупе, в сверхконцентрированном образце сегодняшнего прогресса от возможных гримас прогресса завтрашнего.
Сейчас он более всего боится, что его фигурам каким-то хитрым способом внушен ошибочный счет, и они, даже сами того не сознавая, ведут партию к поражению. Возможно, в эту минуту у него даже возник порыв выбраться из скорлупы и собственноручно устроить на доске танцы коневой пары, смертельные для меня танцы и в то же время — верх эндшпильного мастерства. Но на сей подвиг Анта не хватит — от капсулофилии единым порывом не излечишься.
А теперь пришло время сотворить еще одну дерзость — не ждать этих удушающих танцев, которые позволят мне продержаться еще десять-двенадцать ходов, а сорвать ему нервы по-настоящему. Сейчас я пожертвую своего последнего коня, а на пятом, уже на пятом ходу Ант сможет добиться победы даже мне это видно. Но, по-моему, он должен окончательно пойти в разнос он ни за что не поверит в столь грандиозный уровень моей наглости, он будет убежден, что фигуры в каком-то непостижимом заговоре умело водят его за нос. Пусть вечный враг цейтнот хоть раз сослужит мне службу, ведь у Анта осталось почти столько же времени, сколько и у меня, пусть прочувствует, чего стоит логика, расплющенная прессом цейтнота…
Я так и знал, точнее, предчувствовал, а еще точнее, мне мерещилось, что Глеб пойдет на этот нелепый трюк, трюк, который выпадает за любые логические рамки. Однако идея не лишена изящества — удар по координации Анта и его фигур. Насколько я понимаю, Глеб рассчитывает на характерный для людей сугубо цейтнотный взрыв страстей…