Привет эпохе

У подъезда Владимир Натанович выждал минут десять, потом, сверившись с бумажкой, поднялся на нужный этаж и позвонил. Когда хозяйка с любезной улыбкой, полагая, что, наконец, явился долгожданный почетный гость, гостеприимно распахнула дверь, то увидела перед собой мерзкого горбатого карлика, замотанного в плащ с капюшоном.

– Хозяйка, дай водички пить, – прохрипел жутким голосом карлик.

– Нет у меня никакой водички, пошел прочь, прочь отсюда! – завизжала хозяйка, но карлик, не слушая ее, проскочил буквально мимо ее ног.

Он ворвался в комнату, посередине которой сверкал свечами обильно накрытый субботний стол. Ох, как он бесчинствовал! Шныряя по всей комнате с каким-то утробным рычанием, он опрокинул вазу с цветами, выпил из кувшина вино, схватил со стола куриную ножку и целиком запихал ее в рот. Немая сцена безмолвствия длилась недолго. Народ опомнился, все бросились ловить негодяя. Но не тут-то было. Карлик удивительно ловко и довольно долго уворачивался от цепких рук преследователей, а когда его все же прижали к двери, вдруг, ко всеобщему изумлению, выпрямился, стал вдвое выше, сбросил с себя плащ-хламиду и предстал перед всеми… Владимиром

Винокуром.

БАРАШКА ЖАЛКЛ

Позвонил по телефону Юрию Антонову, договорится об интервью в связи с юбилеем певца. Разговора, можно сказать, не получилось. Юра то и дело вскрикивал «брысь», отгоняя своих назойливых любимец. Кошек у него дома к тому времени уже четырнадцать было. И вообще о любви Антонова к животным ходят легенды.

Однажды он отдыхал в Турции. Встретил Сергея Михайлова. Сергей пригласил Юрия в ресторан, где прямо на глазах у гостей готовят на вертеле молодого барашка. Ресторан и сам по себе экзотический. Основная площадка, где установлен стол человек на десять, расположена на могучих ветвях высоченного дерева. Так что к столу приходится подниматься по крутой деревянной лестнице. В общем, обстановка весьма необычная. Подали барашка. Все ели с наслаждением, блюдо было приготовлено изумительно.

– На как тебе барашек? – поинтересовался Сергей у Антонова.

– Жалко, – довольно непонятно ответил Юра.

– Что – жалко? – переспросил Сергей.

– Барашка жалко, – печально произнес Антонов. – Он ведь еще такой молоденький был.

Х Х

Х

БЕЗЫМЯННЫЙ КОСМОНАВТ

Знаменитый ведущий телевизионной передачи «Клуб кинопутешественников» Юрий Сенкевич снимал передачу об Израиле. Мы с ним по всей стране проехали, мне было очень интересно слушать рассказы Юрия Александровича. Он не просто весь мир объездил, но умел увлекательно об этом рассказывать. Взгляд у него был острый, он подмечал такие детали, на которые никто, кроме него, и внимания-то не обратил.

Как-то сидели мы в открытом кафе и разговорились о полетах в космос. Сенкевич стоял, можно смело сказать, у истоков советской космонавтики, еще до старта Гагарина участвовал в подготовке собак к полету в космос.

Я легкомысленно назвал имя первой собаки, побывавшей в космосе – Лайка. Юрий Александрович меня тут же поправил:

– О Лайке, Белке и Стрелке узнал весь мир. А сколько питомцев нашей лаборатории погибло и от опытов на земле, да и в космосе тоже. Наука иногда бывает очень жестокой, ничего не поделаешь. Ну, а если говорить о первой собачке, полетевшей в космос, то она погибла и даже я сейчас ее настоящей клички не помню. Дело в том, что где-то в документах о ней, конечно, существуют все официальные данные. Но мы собаку дразнили кличкой неприличной, так что в печати, особенно в те годы, она просто появиться не могла.

– Так как же вы ее звали?

– У этой ласковой псины были какие-то характерные особенности желудка. И звали мы ее – Пердун. На космонавта номер один совсем такое имя не тянет.

Х Х

Х

ОПЕРА ЗВЕЗДИНСКОГО

Перед самым отлетом из Анталии встретили в аэропорту Михаила Звездинского. Уже в самолете Сергей Михайлов спрашивает Звездинского:

– Миша, у тебя билет в какой класс?

– Бизнес, – отвечает тот.

– Жалко, у нас в первый, а то бы сидели вместе. А знаешь, – радушно предложил Сергей. – Давай-ка попробуем, вдруг да свободные места найдутся.

Не обремененный ненужными комплексами, Звездинский тут же согласился. Зашли в самолет. В первом классе как раз оказалось одно свободное место и Звездинский расположился рядом с Михайловым.

Сразу после взлета грузная немолодая стюардесса, такие, наверное, только в «Аэрофлоте» и остались, посчитала пассажиров по полетной ведомости и обнаружила «зайца». Вернее сказать, она не поняла, кто именно проник в салон первого класса без соответствующего билета, но лишний пассажир был налицо. Стюардесса стала сверять посадочные талоны. Кто-то талон нашел, у кого-то он запропостился невесть куда. И все же седьмым каким-то чувством бдительная бортпроводница Михал Михалыча вычислила. Стала она на него бухтеть, Миша довольно вяло огрызался. Михайлов попытался урезонить проводницу:

– Послушайте, такой известный человек летит с вами, а вы сердитесь на него. Давайте сделаем ему исключение, пусть летит в нашем салоне.

– Какой еще известный? – опять возмутилась проводница. – Лицо, правда, знакомое, вроде летал уже с нами. А известный он, или неизвестный, откуда мне знать.

– Тут я решил шуткой разрядить обстановку.

– Послушайте, обратился к стюардессе. Вы же оперу «Лебединое озеро» по телевизору смотрели? Ну, припомните, кто там главную роль играет.

Стюардесса еще раз, уже пристальнее, вгляделась в Звездинского и пробурчала:

– Так бы сразу и говорили. Ладно, так уж и быть. Пусть летит, «Лебединое озеро».

Х Х

ГЛАВА 9

Зимнее солнце сумело пробиться сквозь тучи, ветер разогнал облака, и небо окрасилось в такой нежно голубой цвет, какой бывает только весной.

– Вы бы открыли окно, воздух сейчас – одно наслаждение, – буркнул электрик, который пришел в гостиничный номер заменить перегоревшую лампочку.

Я еще возился с оконными шпингалетами, когда где-то невдалеке раздался звук, напоминающий мощный взрыв. Задребезжали стекла, люстра под потолком ходуном заходила.

– Видно, газовый баллон у кого-то бабахнул, – предположил электрик.

Но в этото самый момент звук взрыва повторился, а спустя пару минут бабахнуло еще раз. Послышался вой сирены – должно быть, мчались пожарные машины или «скорая помощь». Мне невольно вспомнился Афганистан – уж слишком хорошо запомнил я эти страшные звуки. Но тут же отогнал от себя, как казалось, шальную мысль – какие могут быть взрывы в центре Ташкента. Я вышел из гостиницы. Куда-то бежали явно взволнованные или чем-то напуганные люди, одна за другой промчались не меньше десятка пожарных машин.

– Да я своими глазами видел, как машина выше трамвайных проводов подлетела и грохнулась, – горячо доказывал какой-то мужчина группе окруживших его людей.

Через несколько минут приехал на машине приятель, моя ташкентская командировка заканчивалась, ночью я собирался улетать, и нужно было заехать в аэропорт, забронировать место на московский рейс. Едва отъехали, дорогу нам перегородил милицейский сержант, нервозно указывая жезлом, что двигаться мы должны в обратном направлении. Пришлось подчиниться. Однако не проехали и пятисот метров, как еще один сотрудник ГАИ снова изменил направление нашего движения.

– Что у вас в городе происходит? – спросил я приятеля.

– Сам толком ничего не пойму. Вроде чего-то взорвали. Говорят, на площади какая-то перестрелка была.

– Да будет тебе. Какая перестрелка, что ты сплетни всякие слушаешь, – пристыдил я его.

Приятель ничего не возразил – мы снова вынуждены были подчиняться команде милиционера и в очередной раз изменить маршрут. Исколесив чуть не полгорода, мы, наконец, оказались на дороге, ведущей в аэропорт. Езды нам оставалось две-три минуты, когда опять, теперь совсем рядом, раздался взрыв. Наш старенький «форд» тряхнуло, как на крутом ухабе, и занесло на обочину дороги. Благо в непосредственной близости не было ни одной машины, иначе столкновения избежать не удалось бы. Приятель что-то говорил, но я ничего не слышал – у меня заложило уши. Прошло не меньше четверти часа, пока я наконец снова обрел способность полноценно воспринимать окружающий мир. Вокруг творилось что-то невообразимое – снова мчались пожарные машины, слышались крики, вооруженные милиционеры мгновенно перек5рыли дорогу. «Неужели взорвали аэропорт!» – мелькнула мысль и я схватился за мобильный телефон, еще толком не сообразив, кому звонить. Впрочем, и дозвониться было невозможно – телефон безмолвствовал. Было совершенно очевидно, что в аэропорт, во всяком случае, в ближайшее время, мы не попадем. Развернулись и поехали в центр, опять объездными путями, и дорога вместо привычных пятнадцати минут заняла почти час.