Привет эпохе

Так в недоумении и покинул Янковский тот завтрак. Позже мы еще несколько раз встречались, но о шашлыке речи не было. Может и забыл бы я о той совей невинной шутке, если бы, много лет спустя, не случился еще один эпизод.

Я уже жил в Израиле, работал в газете, когда к нам приехали участники кинофестиваля «Кинотавр». Олег Иванович Янковский в ту пору возглавляя гильдию российских киноактеров. Чрезвычайным и полномочным послом России в Израиле был в те годы чудесный человек – Александр Евгеньевич Бовин. Посол устроил для знаменитых гостей прием на своей вилле. Задержавшись в редакции, я на прием немного опоздал, а когда приехал, первым делом подошел к столу посла, чтобы поздороваться с Александром Евгеньевичем, с которым имел счастье дружить. За столом Александра Ивановича, среди нескольких других гостей, находился и Олег Иванович. Поздоровались, подняли бокалы за встречу. В это время подошел официант с подносом фуа-гра, стал раскладывать по тарелкам изысканное блюдо. Дошла очередь до Янковского, он сделал отрицательный жест и официант в замешательстве возле него остановился.

– Олег Иванович, вы зря отказываетесь, – посетовал Бовин. – Ни в одной стране не готовят так вкусно гусиную печень, как в Израиле. Очень вам рекомендую.

– Да я бы и сам не прочь отведать фуа-гра в израильском исполнении, – несколько церемонно ответил Янковский. – Но, – и он кивнул в мою сторону, – с некоторых пор в присутствии этого господина я шашлык не ем.

ПАРАД ЖВАНЕЦКОГО

Где-то в середине семидесятых командировали от «Правды Востока» меня в Севастополь для освещения военно-морского парада в честь Дня Победы. Командировка считалась очень престижной, но оказалась весьма однообразной. Конечно, сам парад моряков был зрелищем захватывающим, но длился он всего несколько часов, Остальные три дня валялся я на не горячем еще по весеннему времени морском песочке, так в незнакомом городе и пойти-то было некуда. Чтобы хоть как-то скоротать время стал по вечерам ходить в кино при доме офицеров морского флота. Однажды подхожу к кассе, а рядом с окошком висит обычный тетрадный листочек в клеточку и на нем написано: «Вечер писателя-сатирика М.Жванецкого. Цена 30 коп.» И хотя в те годы мне это имя ничего не говорило, решил пойти – все лучше, чем какую-нибудь индийскую муру смотреть и зевать в ожидании, когда нищая красавица наконец выйдет замуж за сказочно богатого принца.

Выступление сатирика состоялось на летней эстраде. Такие тогда были в любом парке: раковина-сцена и длинные ряды деревянных скамеек. Был будний вечер и народу собралось оскорбительно мало, я даже боялся, что концерт не состоится. Но в назначенное время на эстраду вышел плотный человек и уже через несколько минут покорил меня своим искрометным юмором полностью. Места на билетах не нумеровались, и я занял первый ряд, где сидел один-одинешенек. Поэтому никто не мешал проявлять эмоции, не сдерживая их. Сознаюсь, вел я себя довольно непристойно: валялся, корчась и держась за живот от смеха, по скамье, визжал в голос и вообще проявлял эмоции самым бурным образом. Что там, военно-морской парад? Вот это был парад юмора, парад Жванецкого!

Закончив выступление, Михаил Михайлович вышел на авансцену и сказал:

– Конечно, любому человеку, выступающему на эстраде, хочется видеть переполненные залы. Но я очень благодарен тем немногочисленным сегодняшним зрителям, которые сюда пришли. Вы смеялись и ваш смех – высшая для меня награда. Особенно я благодарен зрителю из первого ряда, который… – Жванецкий сделал небольшую паузу, видно, подбирая нужные слова, – который так эмоционально реагировал на мое выступление.

Полагая, что этих слов достаточно для знакомства, отправился за кулисы. Представился и мы договорились поужинать вместе в небольшом кафе Дома офицеров флота. То, что рассказал мне о себе Михаил Жванецкий, сегодня известно всей стране. Но тогда я, что называется, открыв рот, слушал его рассказ о работе в коллективе Аркадия Райкина, о той жесткой системе, которая заставляет сатирика слушать свои произведения в исполнении других людей и запрещает ему самостоятельные выступления.

В конце вечера я предложил Жванецкому подготовить добротное интервью и отправить его в «Литературную газету».

– Не опубликуют, – коротко возразил Михаил Михайлович.

– Почему это не опубликуют? – запальчиво стал я ему возражать. – Я в «литературке» печатаюсь уже несколько лет, меня там знают, еще как опубликуют.

Это была полуправда. В «Литературной газете» у меня действительно к тому времени было несколько публикаций, но вряд ли мое имя в этой авторитетной газете было хорошо известно. Впрочем, преувеличение, как известно, это ложь честного человека, а формально я говорил правду.

– Ну что ж, попробуй, – без всякого энтузиазма согласился сатирик.

Покорпев несколько дней над текстом, я отправил интервью со Жванецким в «Литературную газету». Оттуда – ни слуху, ни духу. Пытался выяснить, что происходит – никакого толку. И вдруг через полгода кто-то из приятелей звонит мне в редакцию и с восторгом рассказывает, что сегодня утром прочитал интервью со Жванецким в «литературке». Уж не знаю, что там произошло, может просто к тому времени со Жванецкого табу сняли, но только я был чрезвычайно горд, что сдержал слово и не опозорился перед этим выдающимся человеком.

МАГОМАЕВ БЕЗ ПРОПУСКА

В Ташкент на гастроли приехал Муслим Магомаев. Весь город был заклеен его афишами. Очереди у билетных касс концертного зала стояли, в полном смысле слова, круглосуточно. Поклонники толпами атаковали проходную зала, желая проникнуть за кулису и получить автограф любимого певца, а если повезет, то и на концерт остаться. Предвидя такое поломничество, директор Узбекской госфилармонии Амо Рубенович Назаров издал строжайший приказ никого без пропуска не пускать. Он вызвал всех вахтеров к себе в кабинет и, постукивая ладонью по столу, грозно предупреждал: «Ни один человек без пропуска чтоб не прошел. Исключения ни для кого быть не должно. И артисты, и осветители, и весь наш технический персонал могут пройти через проходную только при предъявлении пропуска. Вся ответственность лежит на вас»,

Осознав всю важность возложенной на них миссии, вахтеры торжественно пообещали, что не только человек, но и муха в концертный зал без пропуска не залетит.

У меня, немногого из счастливчиков, пропуск в концертный зал был, но у моих друзей это вызвало не зависть даже, а раздражение. Они упрекали меня в эгоизме, в том, что не хочу способствовать в их приобщении к великому эстрадному искусству. Ну, и так далее. Упреки достигли апогея, когда один из приятелей, стажер узбекской оперы Рахим Шакиров умерил разгоравшиеся страсти:

– Друзья, я хорошо знаком с Назаровым, сегодня же вечером пойдем к нему, возьму для вас пропусков столько, сколько понадобится.

– Пойдем сейчас, – подзадорил один из нас Рахима. – Чего до вечера тянуть?

– Э нет! – живо возразил Рахим, наполняя очередной стакан пивом. – Сегодня у меня особый день. – Он поднялся и торжественно произнес. – Предлагаю всем поднять эти стаканы и выпить за смерть стажера Рахима Шакирова и рождение новой оперной звезды Рахима Шакирова.

Все враз загалдели (сначала, правда, выпили), стали наперебой спрашивать, что такого сегодня произойдет. С той же торжественной напыщенностью Рахим поведал, что сегодня дебютирует на сцене Большого театра оперы и балета имени Алишера Навои в крупной самостоятельной роли. Рахим ни на грамм не сомневался, что уже завтра утром он получит должность солиста, максимум через полгода станет заслуженным артистом республики, потом лауреатом, ну и так далее. С каждой вновь открытой бутылкой пива творческая звезда Рахима разгоралась все ярче и ярче, взлетала все выше и выше. Собравшееся общество дружно порешило, что негоже в такой день не разделить с другом его бурный успех и мы всей веселой компанией отправились в театр, благо что до начала спектакля времени оставалось совсем немного. Все6 же по дороге мы, уступив настояниям Рахима, заглянули в театральный служебный буфет, где выпили за его несомненный успех по бокалу холодного шампанского.