Страница 81 из 82
Алину сначала удивил тот факт, что Паша знает путь к квартире Вики. Спустя какие-то секунды она, конечно же, вспомнила, что сама просила его передать сестре фотографию. И тут, совсем потеряв бдительность, она стала наблюдать за тем, как Паша звонит в дверь.
Она наблюдала за тем, как Вика, выбравшись из квартиры на лестничную площадку, легким движением обнимает болтливого водителя и целует его.
- Привет, сестренка! - кивает Вика Алине. На лицах обеих возникают улыбки. Все так, как должно быть.
- Ну ладно, - вмешивается Паша. - Мне еще работать нужно. Вечером заеду.
Когда Паша ушел, а сестры вошли в квартиру, раздался добродушный смех. Смеялась Алина. Вика подхватила волну позитива. Они обнялись.
- Спасибо тебе, - сказала младшая сестра. - Он просто чудо.
- Если он будет много болтать, мне придется зашить ему рот!
- Нет, нет! Эта часть его тела вызывает во мне прилив эмоций, - двусмысленно улыбнулась Вика. - Так что не вздумай даже!
- Ну, хорошо! - Алина стянула с себя куртку и повесила на крючок. - Я так соскучилась по твоей стряпне. Живот аж сводит.
- Пойдем на кухню. У меня еще бутылочка красного сухого есть. Так, для начала.
Каждая новая строчка давалась Антону тяжелее предыдущей. Ему казалось, что пальцы его стали скрючиваться, рука непроизвольно сжималась в кулак. Он помнил слова врачей, которые говорили ему, что это связано с периферической нервной системой. Он помнил, как боялся подобных проявлений своего недуга, как тревожно билось в груди сердце. Он помнил то пылающее чувство, что поднималось из глубины его тела, подступало к горлу, а после охватывало его голову пламенем.
Ему вспомнился вид хищного растения - венерины мухоловки. Того самого, что показывают в передачах про природу. У него есть две лопасти, которые закрываются в момент, когда ничего не подозревающая муха, привлеченная ароматным нектаром, садится на одну из них. Буквально секунда - и насекомое оказывается в смертельном капкане. Оно подвергается разрушительному воздействию пищеварительного сока, так что от него в скором времени не остается ничего, кроме твердой хитиновой оболочки.
Он чувствовал себя мухой. Сжимающаяся в кулак рука была хорошей метафорой на другую метафору. Его творчество медленно переваривало его, оставляя лишь безвкусный скелет.
На протяжении длительного времени он не выбирался из дома, ничего не ел. Часто он забывал сходить в туалет, и только волна боли из-за накопившихся внутри тела выделений заставляла его покинуть кресло, в котором он сидел за ноутбуком и созерцал пустые страницы.
Слова и предложения приходили к нему с огромным трудом. Антон не мог просто оборвать повествование, не закончив мысль. И даже несмотря на то, что воспоминания о Алине, той самой Алине, которая еще пару месяцев назад была для него реальной, угнетали его, он продолжал бороться с собственными демонами. Он хотел пожелать ей счастья после всех тех испытаний, которые она прошла. После всего того, что он сам выдумал для нее.
Она улыбалась...
Она улыбалась...
Она улыбалась...
Что первостепенно: моральное истощение, или физическое? Что страшнее: душевные муки, или муки голода? Человек, лишенный пищи, ответит вам, что физическое истощение куда страшнее. Человек, замкнутый в четырех стенах, замкнутый в своих фобиях, разумеется, будет ставить на первое место душевное здоровье. Неудивительно, ведь, испытав на себе подобное, начинаешь верить, что не все, что творится в голове, может быть подконтрольно человеку. Начинаешь иначе смотреть на такие понятия, как «слабость» и «осмысление». Здоровый во всех планах человек(не имеющий каких-либо серьезных отклонений от норм душевного и физического характера, ибо абсолютно здоровых не бывает), разумеется, ответит, что физическое истощение опаснее для человеческой жизни, но и душевные муки доводили многих до черты жизни.
Наверное, на подобные вопросы не существует ответа.
Она любила...
Она любила...
Она любила...
Так кого же она любила? - задавался вопросом Антон. Почему же Алина так любила своего бывшего мужа, и отчего еще больше начала любить его после того, как он погиб? Почему так любила Евгения своего мужчину? Ведь она решилась на такой шаг. Она ведь все знала! Нет, она не могла причинить вред такому количеству людей! Тем не менее, она знала что-то, чего не знали другие.
Антон закричал. Был день, или ночь. Он и сам не понимал. В глазах рябило, и тусклые дни сентября сами по себе казались темными, бесцветными. Лицо Антона стало бесцветным, как и сам он. Но как же это стало возможным? Ведь цвета имеют разные степени преломляемости! О разложении на цвета - дисперсии - знают многие. Но что люди знают об обратном процессе?
Ни одной новой строки. Лишь повторения примитивных словечек, мерзких, бессмысленных! О, как бы он хотел вышвырнуть все это в окно! И себя следом!