Страница 64 из 217
Ночь сгустила краски. Пьяные фонари, засиженные мухами и ночными мотыльками, уныло качали хмельными головами поскрипывая в такт бесстыжему ночному дуновению. Желтые мутные пятна света на траве неторопливо и печально дарили парку какое-то неуловимое очарование.
Влюбленные прошли и парк, и фонтан и статую с изображением бронзового грузинского мужика, героя революции, оставшуюся с давних времен. Прошли мимо дворца культуры, взиравшего на парк и на бронзового грузина уже много лет, пошли по набережной великой реки, делившей огромный материк на Европу и Азию. Набережная, которая вместе с Отцом пила пиво с коньяком, сопереживая горестям странника, в эту минуту ликовала, любуясь торжеством любви и нежности. Она тихим шорохом травы отвечала на грузную поступь Отца и легкий шелест ножек любимой. Все здорово. Идите дальше, перед вами вся жизнь впереди, идите и не оглядывайтесь, идите и никого не слушайте, идите и будете счастливы. И они шли.
Ветерок, закованный в берега реки и направляемый длинными песчаными косами, усилился и забрался под легкую одежду. Рыжая, словно синяя птица, покрылась гусиной кожей, и подрагивала при каждом дуновении ночного бриза. Она поеживалась и крепче вдавливалась в Отца.
–Сашка, пошли домой что-ли. Замерзла я совсем, прохладно стало.
Отец пожал плечами:
–Пошли. Уже поздно. Сегодня устроим генеральную репетицию большого выстрела.– Улыбнулся он и Рыжая несмело кивнула.
Через пару тройку дней Отец вконец измотанный вернулся в общагу. Рыжая нехотя отпустила его проведать скотину да виртуального Басмача.
–О, какую собаку злую к нам занесло?– Участливо спросил Басмач.– Каким ветром?
–Басмач, железка бестолковая, ты как маман разговариваешь.
–В мозгах твоих порылся.
–Ты лучше бы в своих мозгах ковырялся. Мое мнение– там у тебя словно на свалке– куда не посмотришь, всюду печаль и серость. Как поживаешь, человече?– Отец пожал руку своему другу и они обнялись.
–Здорово, здорово. Рад тебя видеть. Ты надолго к нам али так, пошалить?
–Соскучился по вам, лоботрясам. Где Пиначет?
–Там вон, на берегу рыбу твою поедает.– Басмач кивком указал на рододендрон, или на то, что, по мнению Отца, могло бы им быть.
–Он пьяный?– Участливо осведомился Отец. Басмач покачал головой.
–Нет, как ты ушел от нас, так он, как общество трезвости, тут шатается. Места себе не находит.
–Ну так ты его напои.
–Незачем. Пусть посмотрит на мир, каков он есть. Смотри, хоть аппетит появился, вон поправился, шерстка залоснилась.
–А эвкалипт он ест?
–Ты же сам решил, что нечего ему как корове травой питаться. Вот он всю твою рыбу и поел.
Отец махнул рукой на коалу:
–Пусть ест, жалко что-ли.
Коала сидел на берегу заводи и своими маленькими неуклюжими лапами чистил шкуру щуки. Он иногда опасливо озирался вокруг и с недоверием кидал обиженные взгляды на Басмача.
–Как дела у тебя-то? А-то ни слуху, ни духу.
–А как сажа бела. Нормально все.
–Типа с маман живете? Ты ее мамой зовешь?– Хихикнул Басмач.
–А ты как думал? Ох и назойливая тетка, никуда от нее не деться. Нет-нет куда выйдет, а то все дома сидит на нас с Рыжей зыркает. И Рыжая с ней, как блоха с собакой.– Скривился Отец.
–Ну что, за возвращение?– Спросил Басмач.
Из бара устроенного в дупле старого дуба Басмач стал доставать бутыль с прозрачной жидкостью и закуску.
–Отметим возвращение блудного сына. Чего изволите, сударь?– Басмач небрежно кидал бутылку и стаканы прямо на траву.
–Отставить. Мне нельзя сегодня.
–Бог мой, в этом году лета не будет? Ты перестань погоду портить. Что еще за аскетизм нездоровый такой, батюшка? Тебе что, в глотку кляп забили?
–Басмач, ты же не умеешь хранить секреты, тебе скажи, только глухой не услышит. Не буду сегодня, сказал же.
–Отец, партизан, кому я чего рассказал недозволенное? Я– могила. На бабушку ставлю. Зуб на рельсы.– Басмач щелкнул ногтем по зубу.
–Знаю я тебя.– Отец недовольно скорчился.
–К тебе Суся идет. Примешь?– Спросил Басмач, застыв в немом вопросе с бутылкой в руках.
–А куда ее деть, давай.– Сказал Отец.
Меж деревьев появилась черная пасть выхода, из которого выскользнула довольная, словно амбарная мышь, Суся.
–О,– закричала она, потирая руки.– Как я во время. Отец, я знала, ты меня не подведешь. Клаксоны пищат, наливай.
–Настася, у меня сегодня сухой закон.– Кисло молвил Отец.
–Он у кузнеца закодировался.– Добавил Басмач, продолжая держать бутылку в руках.
–Я те дам кузнеца. Суся, не могу сегодня, слово дал.– Отец уселся на траву, жестом приглашая девушку присоединиться.
–Чего опять натворил, выкладывай.– Суся сложила подол белоснежной юбки и, кряхтя, уселась рядом.– Басмач семь капель под язык накапай. Текилы.
–Мы тут…– Отец покосился на Басмача.– Ну-ка не подслушивай, зверюга.
Басмач навострил уши, стараясь услышать все.
–Да ладно, все равно он узнает.– Махнула рукой Суся.
–Короче, мы тут это… с Рыжей, ну… это…– Замялся Отец.
–Что это?
–Короче мы с Рыжей надумали размножаться.
–Хорошие люди должны размножаться.– Кивнула Суся.– А ты-то здесь при чем?
–Как так причем? В одиночку-то не получится.– Удивился Отец.
–Так она еще не беременна?– Суся вскочила на ноги. Ее волосяной домик на голове чуть не развалился от резких скачков.
Отец твердо закачал головой. Суся быстро все понимала. Видимо девчонка на своем веку повидала много чего, о чем не рассказывала.
–Мы сегодня с ней должны… Словом мы ее просканировали дома. У нее сегодня овуляция. Сегодня будем делать наследника. Вот так.
–Ясно, ты решил, значит, вопреки русской традиции, сделать малька трезвым? Интересно девки пляшут. А Рыжая-то знает?
–А как же! Знает. А то как же?
–Слушай его больше. Посмотри, что за производитель. Тьфу! Куда ему.– Сказал Басмач.
Суся подобрала стакан с травы, протянула его Басмачу.
–Ты вон, бармен, водку наливай. Тебя подглядывать сюда поставили, а ты подслушиваешь. Ты то сам. Много ли чего сделал, аналитик. Все твои алгоритмы летят к чертям собачьим.– Недовольно сказал Отец, огорченный не признанием его производительской способности.
–А что мы?– Басмач налил Сусе полный стакан.– Мы– люди пьющие. Мне нечего стесняться. Мне детей не крестить.
–Вот и не болтай лишнего, пока тебя не спросили.– Рявкнул Отец.
Суся с разбегу выпила стакан. То что случилось с ее лицом, очевидно доказывало единство противоположностей. Глядя с одной стороны можно было подумать, что девчонка вот-вот умрет. Она сморщилась, как старая мошонка, по углам губ текли прозрачные капли текилы, из глаз выступили слезы и покатились по лицу, смешиваясь с алкоголем. Наступило апноэ. Тело задвигалось в агональных судорогах. Если на это посмотреть с другой стороны: человеку искушенному, могло увидеться бесконечное блаженство, от которого Суся закатила глаза, слезы немого блаженства выступили из глаз. От жгучего священного экстаза лицо обрело вид волнующей муки и счастливого томления. Капельки пота, словно искорки божественного света, сверкнули на ее лбу, а по щекам нежной струйкой лился Ханаанский бальза. Волна безумной неги прокатилась по ее телу и легкость обрели члены ее.
–А-а-а, хорошо-то как, черти меня побери,– взревела Суся.– Ух ты. Дай скорее лимон.
–Вот это да…– Удивился Отец.
–Ты точно не станешь?– Обратилась она к Отцу.– А то сейчас наберемся, чтобы родители не узнали.
Отец покачал головой. А от рефлексов никуда не уйдешь, подумал он. Его тоже передернуло, будто он сам выпил текилы. Слюнные железы плюнули в рот липкой, как пот, слюны. Отец сглотнул. Выражение глаз сменилось на вожделение, как у собачки Павлова, что алчет носом залезть в миску. Он жадно наблюдал, как алкоголь нежно тронул интиму сосудов и, растворяясь в Сусе, пробирался через гематоэнцефалический барьер к мозгу.
–Как знаешь, а мы с Басмой посидим тут, good?– Кивнула Суся Басмачу.– Андрюху позови.