Страница 62 из 217
Пельмени проваливались в желудок нехотя. Даже сдобренные майонезом они, казалось, царапали пищевод. Отец ощущал каждым проглоченным пельменем все анатомические сужения глотательной трубки. А может, в самом деле дернуть сотку, подумал Отец. На самом деле он понимал всю трагикомичность ситуации, задумай он такое проделать. Рыжая бы это не поняла, зато было бы приятно посмотреть на маску Гиппократа милой маман. Он только ухмыльнулся этой своей затее. Ухмылка не осталась незамеченной старой ведьмой с очаровательной улыбкой. Она строго повела бровью. Отец еще раз хмыкнул и отвернулся в сторону. Очередной пельмень продрал себе дорогу по израненному пищеводу. Рядом со столом лежал Роня, жалобно смотря на поминки. Его не смущало долгое и липкое молчание, ему хотелось есть. Кошки тоже собрались на подоконнике, печально посматривая на едоков. Только ни Роне, ни кошкам поживы не светило.
–Какой мальчик, смотри, красивый,– указала маман на певца.– Какой он хороший. Он так мне нравится. Таких сейчас мало.
Старуха покосилась на Отца, тот сделал вид, что не заметил реплики. Маман продолжала:
–Я смотрела интервью с ним, он не пьющий, такой хороший, что я бы его… Вот такого бы жениха…– Она закатила мечтательно глаза.
–Вам?– Оторвался от тарелки Отец.
–Зачем мне?– Вопросом на вопрос ответила маман.– Тебе!
Она ткнула своим корявым пальцем в дочь. Отец кивнул.
–Ну, такого жениха всем надо. Только где их взять таких, сейчас все бездельники да маниаки. А нормальных мужиков и нет. Поди, поищи.– Согласился Отец.
–Да уж не чета тебе.– Сверкнула гневно очами маман.
–Да уж куда нам с грыжей до тётки рыжей.– Согласился Отец и погрузился в пельменно– майонезный бульон.– С нашим рылом только щи лаптем хлебать.
Тут настал черед маман молча кивать головой. Рыжая ерзала на своем стуле, однако миротворцем выступить не решалась. Она хмурила брови и кивала головой Отцу, мол, что ты к матери прицепился, как недоумок к мясорубке. Молчи да ешь, мама хорошая, ты ее полюбишь, ее просто нужно понять.
Отец вскинул ладони, словно сдавался. Незаметно под столом Отец ногой нащупал кончик хвоста рыжего спаниеля и слегка наступил. Пес визгнул, вскочил на ноги и осмотрелся.
–Роня, мальчик, что с тобой?– Участливо спросила кобеля Рыжая. На что она надеялась Отец не понял.
–Твой милый шалит.– Сказала маман, не отрываясь от своей тарелки.
–Сашка, ты его что ли?– Рыжая строго посмотрела на Отца. Отец замотал головой.
–Что ты? Я, да никогда, я не такой…– Замотал головой Отец.
А потом была ночь. Эта была такая бешеная ночь. Они так любили друг друга, что перья летели в разные стороны, пружины выли от натуги, играла музыка. Рыжая у компьютера заказала сборник блюзов, чтобы маман за стеной не подавилась слюной. Дабы не омрачить слух милой старушки со злым лицом любовными игрищами, Отец сделал музыку громко. Никто не предполагал, что маман не спала. Никто бы не спал. Музыка тонула в какофонии скрипа вздохов и стонов.
Самое лучшее в расставании, это, безусловно, примирение. Все отступает на задний план. Все обиды, все подозрения и иже с ними. Они любили так, словно это было в их жизни первый раз, и завтра им предстоит умереть. Они тонули в объятиях, они кисли в поцелуях, они нежились от прикосновений, млели от ласки, они стеснялись во взглядах, прятались друг в друге. Это было здорово. Старая маман ворочалась на своей узкой кровати, слушая все это безобразие под нежные звуки блюзов. Заснула она под утро разбитая, словно швед под Полтавой.
А потом было утро. Оно встретило молодых узкими щелками глаз с синими мешками, с распухшими от поцелуев губами, с красными натертыми щеками от трехдневной щетины, с мурашками на коже, с растрепанными в клочья волосами.
–Целый вечер до утра целовались у метра.– Пожелал доброго утра своей любимой Отец.
–В смысле?– Спросонья не поняла Рыжая, когда компьютер включил утром для побудки какой-то дикий марш.
–Целовались бы ещё, да болит влагалищо.– Добавил Отец, потягиваясь в кровати.
–Дурак,– сказала Рыжая и поцеловала заспанного Отца.
Они еще с вечера определились так, что спать уже будут у Рыжей в комнате, коль скоро для маман постельные сцены ее дочери уже не откровение. Старой и доброй маман Рыжая обрисовала эту картину в общих чертах, на вдаваясь в детали. Старуха была настолько шокирована, что и воспротивиться не успела. Самая упрямая вещь на свете– факт. И даже искреннее упрямство не сможет его побороть.
Рыжая расстелила кровать и закрыла за собой дверь в комнату. А потом была ночь, а еще потом было утро. Рыжая убежала в душевую кабинку приводить себя в порядок. Холодная вода, что покрыла лицо любимой, заставила сузиться капилляры. Отек с лица постепенно ушел, глаза открылись. Гребень помог каждой прядке ее чудесных волос лечь на место. Времени на боевую раскраску уже не было. Рыжая любила вручную малевать себя. Отец никак не мог взять в толк, как так получается, что Рыжая, убив на это бессмысленное занятие часа три, выглядела также как и до раскраски. Макияжа не было видно вообще. Чем можно было заниматься все это время, и что это были за краски. За три часа можно выкрасить зубной щеткой забор длиною в тридцать метров.
Рыжая посмотрела на голографические часы, пискнула и сказала Отцу, который не стал себя утомлять подъемом:
–Милый, все, пока, я побежала, времени нет.
Рыжая была одета в легкий халат на голое тело. Отец подскочил, как подстреленный:
–Я с тобой пойду. Кстати, не забудь настроить выход на гардероб, а то покажешь все свои прелести вашим охламонам.
Рыжая осмотрела Отца с головы до ног:
–Ну и ты тоже не забудь.
Отец вспомнил вдруг, что и он в костюме Адама.
–Слушай, а ты чего подорвался, лежи себе, спи. Проснешься, с Роней погуляешь.
–В другой раз, у меня там Пиначет не кормленный. Я к себе слетаю и назад.
–Брось, он– виртуальный, ничего с ним не стрясется. А маме будет приятно. Все, пока,– махнула рукой Рыжая.– Компьютер, выход.
Отец следом шагнул в проем черной арки, успев подумать: домой.
А потом были жаркие встречи возле оперативной группы, теплые руки, нежные поцелуи, объятия. Затем долгие пешие прогулки по ночному городу, после радостные встречи с маман дома, ужин, вечерние прогулки пса. Отец не отпускал кобеля с поводка, боясь побегов.
Над парком лениво висел огромный ковш, инкрустированный в небе огромными звездами. Большая Медведица. Она очень большая. Отец знал, что шесть расстояний от кончика ручки до носика ковша укажут путь к Малой Медведице. Малой не по значению, но по размеру. Малая Медведица редко гуляла с Отцом и с Роней, зато Большая ежечасно и ежеминутно наблюдала за противоборством хулиганствующего ортодокса и рыжего кобеля марки «Английский спаниель». Большая Медведица даже стала иногда им подмигивать мерцающими глазами проплывающих в космическом пространстве спутников и пролетающих мимо кораблей. Большая Медведица даже шептала ласковые слова, она твердила, что все будет О’к, она иногда дула на лохматого пса нежным ветром, иногда посмеивалась над обоими. Она днем спала, поэтому сопровождала Отца и собаку исключительно вечером. Она их ждала на небесном своде в одном и том же месте, весело помахивая своим куцым хвостом, и бежала над крышами домов рядом с Отцом и его рыжим спутником.
Так они и гуляли втроем по вечернему городу Отец, Роня, да Большая Медведица. И им не было скучно. Отец любовался красотой звездного медведя, Медведица тоже смотрела на Отца с восхищением. Только Рональдино был скуп на сантименты огромной Большой Медведице. И ему было все равно, что она его ждала над парком каждый вечер. Ему было безразлично, что она каждый раз прогуливается в небе рядом с ним, и ему тем более было наплевать, что на его отправления смотрит вечный сверкающий вселенский и непостижимый в своем великолепии медведь.
–Привет, любимый. Проходи.– Сказала Рыжая, впуская в квартиру Отца с кобелем на привязи.
–Пойдем, погуляем лучше, погода стоит просто великолепная.– Сказал Отец протиснувшись сквозь вязкую черную пелену выхода. Очень было неприятно такой чудный вечер испортить вездесущей, а, вернее сказать, вездесующейся маман.