Страница 131 из 217
Потом Лелик. Вот зараза, так зараза. Меня не дождался. Как же так. Нужно будет ему все сказать, что я о нем думаю. Если бы не он, мне не пришлось бы шастать по всему городу и в его окрестностях почти голым. Ну, подождал бы еще совсем несколько минут, и все было бы по-другому.
Блаженно тепло обволакивало Отца. Мысли начали путаться. Отец прикрыл глаза и предался созерцанию тепла и журчащей в кране воды. Тут дверь резко распахнулась, и в дверях показался Брусов с огромной рюмкой.
–Отец, на, вот, выпей, чтобы не простудиться, заначку достал.– Сказал богатырь и протянул большую, как ендова, рюмку.
–Ой, спасибо, Мангуст, уважил. Дай закусить, что ли.
–Вот, запьешь,– указал он на другую руку, в которой держал стакан с пивом,– а то и так уже почти все съел. Облезешь. Выйдешь, тебе Лева там лапшу жарит.
А, затем, наклонившись к самому уху, добавил:
–Ты вот ей сегодня и займешься, а то она от Куличины ни на шаг не отстает. Она во! Девка, что надо.
–Видно будет. Давай, пока занимайся девчонками, я тут погреюсь. Замерз, как лошадь бельгийская.– Сказал Отец и выпил водки.
Мягкое тепло разлилось по душе, и теплая пелена, словно бархатное покрывало, опустилась на глаза. В дверях ванной комнаты показалась Куличина, с восторгом наблюдавшая за Отцом из-за широкой спины Брусова.
–Отец, ну-ка, встань во весь рост.– Захихикала она..
–Я вот тебе сейчас встану!!!– Зарычал на нее Отец.– Так встану, возьму дрын, да вдоль хвоста тебя перехвачу. Запляшешь у меня.
–Ой, как охота,– похотливо сложила бантиком губки Куличина.
–Мангуст, тресни ее, откуда ноги растут, у тебя удар слабее будет.– Сказал Отец, и, набрав воды в ладошку, окатил наглую девицу.
Куличина с визгом исчезла. Раздался тихий и короткий, словно девичья память, смешок Левы.
–Макс, сгони их в кучу, я сейчас, помоюсь и выйду.– Попросил друга Отец.
–Да ладно, мойся, только смотри, мы сейчас все пиво выпьем, не успеешь.– Сказал Мангуст и поставил стакан с пивом на рукомойник.
–Там у вас целое ведро, не сможете. Да, в общем, мне не сильно то и охота.– Сказал Отец и погрузился в теплую воду.
–Не скажи, у девчонок аппетиты будьте здрасьте. Куличина уже литра два приговорила. Лева, ну может, чуточку меньше. Так что давай скорее.– Сказал Мангуст и скрылся за дверью.
Хорошо, думал Отец. Водка мягко надавила на серое вещество, и усталость стала осязаемая, словно ее стало можно резать ножом. Руки и усталые ноги налились свинцом. Вслед за конечностями свинцовой тяжестью налились и веки. Отец устало закрыл глаза и полностью предался умиротворению и неге. На кухне раздавался хохот трех глоток. Отцу было наплевать на происходящее. Слишком много выпало на него сегодня переживаний, чтобы заботиться о том, что происходит на кухне Брусова. Перед глазами снова всплыли картины прошедшего дня. Он вспомнил, как на лесной опушке разглядывал себя самого, того самого, что сейчас в космическом корабле бороздить просторы вселенной в будущем. Странное чувство, его не сравнить с тем, когда разглядываешь себя в зеркале. Отец смотрел на самого себя и ощущение, будто он смотрит в самую душу, в самые сокровенные мысли, не покидало его. Никому еще доселе на Земле не выпадало такого удивительного приключения, какое пришлось пережить ему, пареньку из тихого двадцать первого века. Расскажи сейчас Брусову или девчонкам, они сочтут его умалишенным. Конечно, он никому не расскажет об этом удивительном путешествии.
Вопрос в другом. Что делать сейчас, когда за ним устроена слежка федералом из будущего? В общежитие, где все его сбережения и вещи, сейчас ни ногой. Там его быстро определят. Здесь оставаться, тоже, резона нет. В доброе время Отец не остался бы и здесь, но холод, голод и усталость сыграли решающую роль в выборе пристанища. Сегодня он отсидится, а что делать потом? Как на счет института? Нужно продолжать обучение. Не зря же он отучился уже несколько лет в нем. Нужно устраивать свое будущее. Только как это реализовать? Если за ним будет постоянная слежка, он не сможет нормально постигать науки. Нужно что-то предпринять. До общаги не добраться, там все его вещи. Денег хватит прожить день-другой, а что дальше? Слишком много вопросов, подумал Отец. Утро вечера мудренее. Завтра все решу.
Отец вытерся колючим огромным, как степь, полотенцем, завернулся в теплый халат хозяина дома, надел мягкие тапочки и вышел на кухню. Там его ждала целая гора лапши, заботливо запаренной Левой, а затем поджаренной на сливочном масле. Лева стыдливо подняла глаза на Отца и тут же опустила их, залившись краской. Девушка тихо произнесла:
–Отец, садись, лапшичка готова.
–Молодчина,– громко сказал Отец,– давай зачетку.
Лева коротко хохотнула.
–Отец, распахнись, жарко тебе же.– Заботливо заговорила Куличина.
–Отстань, все равно сегодня в койку сыграешь,– сказал Отец, в ответ на эту реплику Брусов стал лягать его под столом.– Я тебе обещаю!
–Ох, ты какой шустрый,– Закривлялась Куличина.
–Мангуст, слушай, мясца бы мне в лапшу.– Сказал Отец и потянулся ложкой в сковородку с мясом, которого осталось очень мало.
–Ты откуда такой голодный? В общаге не кормят?– Спросил он.
–Долго рассказывать…– Отмахнулся Отец и погрузился в свою чашку с лапшой и мясом.– Сюда бы органический синтезатор…
–Чего тебе надо?– Не понял Брусов.
–Пельменей.– Пробулькал Отец.
–Эка тебя… Пельмени без водки только собаки едят. Пельменей только нет, а вот водочки накапаю. Хочешь?– Брусов уже наливал водку в рюмку.– Ты Гонзику оставь немного лапши. Я его уже день не кормил.
–Кто такой Гонзик?– Спросил Отец, отрываясь от чашки.
–Ты не видел его?– Спросил Брусов.
Отец отрицательно покачал головой.
–Ольга,– Брусов обратился к Куличине.– Сбегай за Гонзиком, Отец его не видел.
Куличина убежала в другую комнату и вскоре вернулась с трехлитровой банкой из-под маринованных огурцов. В банке, свернувшись калачиком и нервно озираясь, лежала белая лабораторная крыса альбинос. Красные ее глазки опасливо бегали из стороны в сторону, изучая опасность, мохнатые и тугие, словно рыболовная леска, усы щетинились, будто стараясь напугать все живое вокруг.
–Это Гонзик.– Сказал Брусов, беря в руки протянутую ему банку.
–Где ты его взял?– Поинтересовался Отец.
–В лаборатории, известно где. Его все равно до смерти бы запытали. Так что он– мой должник. Я ему жизнь спас.– Гордо произнес Большой Синяк и потряс банку. Несчастная крыса оживилась и заметалась по своему скромному жилищу. В банке, вместе с крысой, пришло в движение и все ее содержимое. Кроме крысы там находилось несколько черствых, словно камень, кусков хлеба, обгрызенная мелкими зубами морковь, горсть риса и куски желтой газеты, в которую крыса справляла свою нужду. Запах, исходящий от банки, был способен сбить аппетит даже у слесаря, однако Отец только поморщился и принялся далее за еду.
–На кой она тебе сдалась?– Поинтересовался Отец.
–Как так, на кой? Он– мой друг. Я ему пива нет-нет даю, чтобы совсем не зачах. Пьет.– Довольно кивнул Мангуст.
–Правда что ли?– Чуть не подавился от смеха Отец.
–Я тебе говорю. Пьет. Водку не любит, а пиво пьет. Только газы отпустишь с пива, тогда пьет. Правда, газеты нужно чаще менять.
Мангуст поведал Отцу занимательную историю, как он пробрался в лабораторию и унес в кармане пиджака крысу, которую затем аккуратно завернул в носовой платок, чтобы не испортила одежду. Принеся крысу домой, Мангуст детально осмотрел животное и вычислил, что крыса– самец. Маленький альбинос стал Гонзиком, поскольку, по глубочайшему убеждению Мангуста, Гонзик– самое подходящее для крысы имя.
–Он знаешь, какой понятливый? У-у! Что ты! Я его отпустил погулять дома, так он, сволота такая, сразу под шкаф спрятался. Я его неделю оттуда выковыривал. Я с этого бока к нему подойду– он в тот конец бежит. Я сюда– он туда. Я даже разок из пистолета в него пальнул. Он ничего. Зарылся там где-то и ни ногой.