Страница 11 из 217
–А Аленки, подружки его, не было? Может, ты просто не заметил?
–Да никого там не было, я же говорю: ни крови, ни тел, вообще там нет ничего, кроме тачки и стекол.
–Лелик, слушай, ты на колесах?– Вскочил Отец.
–Отец, я знаю, о чем ты подумал, только, послушай, сейчас уже темно, дорога скользкая, отсюда двести верст, мы сами разбиться можем. Я, если честно, уже устал, за рулем заснуть могу, погублю я тебя.
–Лелик, кормилец, выручай, я сейчас помру, давай съездим, я тебя заправлю, будь другом. Лелик…
–Отец, слушай, сейчас один черт ты ничего не увидишь, а завтра на рассвете поедем. Обещаю. А то и сами богу души отдадим.
–Говори про себя, Лелик,– сказал Отец,– я собираюсь жить вечно.
–Значит договорились?– Спросил земляк.
–Только не подкачай, во сколько приедешь, ждать тебя?
–Часов в восемь утра, я за тобой зайду…
–Давай пять, Лелик, ты точно приедешь?
–Мужик не баба, мужик сказал– мужик сделал!– Хлопнул себя в грудь Лелик.
Скрипнула дверь, провожая Лелика. Дверной замок всем сообщил, что никого не пустит. Говорить не хотелось, молча соседи разбрелись по койкам, одежда заняла свои позиции на стульях. Все знали, в такой момент хороших слов не найти, молчание будет лучшей поддержкой, тем более Отец знал, что его соседи переживают смерть брата, только по-своему. Кто-то сказал, что смерть-это не самое худшее в жизни, хуже может быть только разочарование. Когда теряешь веру– теряешь самого себя, весь мир, всю вселенную. Но брат… В чем его вина? Говорят, что самые лучшие люди уходят от нас в молодости. Может быть это так, но это– плохое утешение.
Отец лежал в темноте. Слезы катились из глаз, а он лежал и думал, что не гоже мужчине реветь, как корове. А предательская вода катилась ручьями по щеке.
Брат. Димка. Дэн. Сколько себя помнил Отец, его брат Дэн всегда был рядом. Они вместе дрались за пригорком в овраге с мальчишками из других дворов. Они вместе с братом резали из кустов сирени рогатки и вечером, когда стемнеет, приходили к школе навестить директорский кабинет с огромными черными блестящими стеклами. Они вместе катались на санках с горки, что была насыпана во дворе, играли в «Царя Горы», сбрасывая своих друзей с заснеженной вершины насыпи. Они вместе, взявшись за руки, ходили в школу, даже синяки, что не сходили с них годами, имели определенную симметрию.
Перед глазами промелькнула вся жизнь. Отцу вспомнилось, как он с Дэном ходил под окна к девочке, в которую с братом были влюблены. У них никогда не было ревности или соперничества. Он вспомнил пионерские лагеря, в которые они ездили с братом каждое лето. Как-то раз они встретили в лесу медвежонка, и, испугавшись, бросились от него наутек. Им было неведомо, что испуганный молодой мишка тоже пустился назад в лес от прямоходящих обезьян. Отцу вспомнилась та самая вишня, от которой до сих пор, по прошествии больше пятнадцати лет, нет-нет на погоду болят седалища. Еще маленьким мальчиком он с братом пробрался в дедов сад, чтобы наесться неспелой ягоды. Была ночь. Дед, не признав в похитителях своих внуков, вышел в огород с топором. На резкие окрики и угрозы дед не получил никакого ответа, не найдя более убедительного аргумента, он метнул топор в кусты, дрожащие от страха. Когда же он понял, что грозные похитители вишни– всего-навсего его маленькие внуки, он нарвал свежих хворостин и отходил сорванцов вдоль рубца. Бил больше от ужаса, представив, что было бы, если бы он не промахнулся.
Отец вспомнил и зуб, который ему выбил Дэн. Сейчас он был согласен расстаться со всеми своими зубами, да еще отдал бы в придачу зубы Мойши, Гурика и Басмача, только бы вернуть к жизни брата. Странно. Два неугомонных парня в доме, думал Отец, и никогда не дрались. Даже тогда, когда Дэн выбил ему зуб, они не стали выяснять отношения. Отец уже и не помнил, за что брат его ударил, это было не важно, но он помнил тот единственный раз, когда брат на него поднял руку. Дэн, позже, очень сожалел об этой своей слабости.
Как не хочется верить, что брата больше нет в живых. Может, он успел выпрыгнуть из машины, думалось ему, ведь тела в машине не было. Так не хочется верить в смерть брата. Может его машину угнали, значит логично предположить, что в машине брата не было. Тогда почему тела вообще отсутствовали? Может, брат вышел на обочину, а машина скатилась без него вниз? Тогда машина не была бы сильно помята, думал Отец. Черт его знает, может, может, это бесконечное «может» кружило голову до одурения.
Отец заснул. Он видел себя, как он кормит немецких собак тестом. Огромные псы опасливо скалились на него. Затем приснилась искореженная машина. Отец присмотрелся– не такая уж она помятая: загнуто крыло, и сломан аварийный треугольник.
Отцу снилось, как по стене побежали зайцы. Они были разные: глиняные, рисованные, серые, пушистые. Видел и их рычащие морды. Они клацали зубами, пытаясь кого-нибудь съесть. Появлялись они тоже отовсюду: из телевизора, что стоял напротив, из печки (в основном это были глиняные зайцы, но были и такие у которых прятались крылья под хитиновым панцирем). Они падали со стен и все равно забирались на них, продолжая свой вечный моцион к смерти. Они даже брали с собой детей, суля им сладости, заводили в подвалы, пугая пауками, оставляли их там одних. Некоторые зайцы, вернувшись из морского путешествия, теряя голову от одного запаха какао, присоединялись к своим собратьям в их вечном движении. Они пожирали цветы, которые росли тут же на стене, и всюду раздавался хруст, стоны и скрежет ломающихся кариозных зубов о пластиковые листья только что распустившихся фиалок. Некоторые зайцы были на электрическом приводе. Хлопая палкой по барабану, они обгоняли обессилевших, нагло смеясь, некоторых из них они били плетью и были довольны, что первыми дойдут до долгожданного финиша, успев умереть раньше остальных. Зайцев было очень много и Отец неожиданно для себя вдруг понял, что зайцы захватили нашу планету, они были всюду, на руководящих местах, притворяясь людьми, другие бегали в лесах, видимо не найдя для себя нужного пристанища. Ему стало ясно– зайцев нужно остановить!!!
Отец обернулся, посмотрел назад и понял, что он в Интернете. Глобальная паутина схватила его, унося в глубины электронного мира. Она, видимо, была ставленником зайцев. Было обидно, что его, Отца, так просто захватить. На лице вдруг появились отеки, стало труднее моргать. Веки не давали смотреть на проносящиеся мимо сайты. Отец понял, что выбраться из Интернета будет нелегко. В голове стоял шум. Мало понимая, о чем его спрашивали сайты, он отвечал односложно, надеясь, что такие умные ответы удовлетворят говорливые ячейки. Их злобный ропот заставлял быть в напряжении, однако почки, которые его подвели, отдав его уремии, мешали думать. Стало ясно, что машины не могут разбиваться, они же не из Интернета. Машина– всего лишь фикция, способная порадовать человека всего несколько минут. Отца возмущало, почему люди до сих пор не поняли этого, почему они живут в каких-то нелепых мечтах. Их нужно было остановить.
Где-то в вышине пролетела птица, обливаясь потом. Она столкнулась с каким-то маленьким сайтом и, негромко побранясь, улетела прочь. Отец подумал, что у нее там гнездо, оставалась невыясненным, как птица проникла сюда. Быть может, помогли родственники, а может просто она очень хорошо летает, и даже Днепр для нее не проблема.
Откуда-то взялся выхухоль. Отец точно помнил, что его здесь не было. Тот осторожным шепотом доложил, как несправедливо его оболгал заяц, прикрываясь своим нетрезвым состояниям, каким обидам натерпелся это маленький зверек, какими словами называл его пьяный заяц. Отца поражало, с каким хладнокровием унижали этого назойливого зверька. Отец указал на проползавшую мимо норку и выхухоль скрылся. Он будет мстить, думал Отец. Почему нет Басмача? Куда подевался этот одиозный тип?
Отец приподнял голову. Туманный сон растекся по комнате. Басмач спал невдалеке. Тут же рядом посапывал Гурик. Зайцы куда-то исчезли. Спал, подумал Отец. Он вдруг снова вспомнил брата. Не верилось, что его нет на свете, казалось это очень плохой анекдот, только не понятно, почему он так хорошо запомнился. Это очень плохой и грустный анекдот, а кто его рассказал? попытался вспомнить Отец. Уж не Мойша ли? Гад, а я его яйцом кормил. Отца злило, почему мир такой несправедливый, ведь он кормил Мойшу яйцом, а он, облезлый кот, рассказал такой грустный анекдот. Ему вспомнилось, что Мойша ухмылялся, когда рассказывал. Его усища в такт движениям челюсти издевались над Отцом. Он уже не помнил про что анекдот, ему не нравилось, что кот рассказывает всякие пошлости про Отца и ухмыляется. Накажу, подумал Отец. Кот, шаркая ногами, ушел в осеннюю дымку берез. Листья под его ногами хрустели. И пес с тобой, подумал Отец, кушать захочешь, вернешься.