Страница 47 из 66
Как давно она этого не ощущала.
Как часто она думала о том, кто был в её сердце до Алексея. Не потому ли она, закрывая глаза, представляла его образ – некрасивый и непривлекательный для неё – но так незабвенно преданный ей.
Тот мужчина из её сна был на него похож.
Он любил её такой, какая она есть, и не старался сделать её лучше. Он ценил и уважал её при малейших попытках с её стороны доказать обратное. Ох, если бы любящих беззаветно людей можно было канонизировать в святые, она бы первой подняла правую руку ЗА.
Но того человека рядом с ней больше нет.
Сейчас она с Алексеем.
При этом Лена понимала, к счастью ли, к сожалению, что уже не сможет увидеть в Алексее того, кого она видела при первых их встречах – романтичного, многогранного, захватывающего. Она признавалась себе, что остыла к этому человеку, как если бы он никогда не был в её вкусе.
Сейчас в её голове прокрутился общеизвестный статус из социальной сети:
«Те люди, которые чаще всего прощали и дольше всего терпели, обычно уходят неожиданно и навсегда.»
Истина в этом была и будет.
Она больше не любила Алексея.
Да.
Пустота.
Пустота в сердце.
Она должна от него уйти.
Она потянулась и, почёсывая голову, пошла наливать себе кофе.
Зевота одолевала сонный организм частыми хриплыми тональностями.
На холодильнике висела записка с неаккуратным разбросанным почерком:
«С днем рождения».
«Не очень-то романтично…» – подумала она, – « как-то кратенько…»
Лена с испугом заглянула через щёлку в спальню свекрови, обвела взглядом захламлённые сувенирами и косметикой полки и с облегчением вздохнула. Штирлица дома не было. Это было уже настоящим подарком.
В свой день рождения она всегда брала выходной. Не потому, что хотела праздновать его целый день кряду – просто хотелось в этот день размышлять, а не захламлять свой разум невидимыми рабочими нейронами, как шторки открывающимися и закрывающимися в зависимости от принятого производственного решения. В день своего рождения Лена хотела именно размышлять, а не отвлекаться на рабочую суету. И пускай каждое 29 мая проходило у неё без воздушных шариков, коробки киндеров и ромашек с розочками – а это было неоспоримым идеальным подарком для молодой девушки любого возраста – она любила проснуться в этот день, когда того желает она, а не будильник; выпить вкусного чёрного кофе и почитать газету «Московский комсомолец» – бумажную, печатную, цветную с 2009. Было в этом что-то западное. Как если бы мальчишка проехал пару часов назад на велосипеде и кинул бы, не замедляя ход, свежий рулончик отпечатанной давеча информационной досуговой газеты прямо к порогу аккуратно стоящего двухэтажного домика с собственным гаражом и салатовым канадским газоном подле него.
Ярис как-то шла по набережной и наткнулась на бабушку, сидящую на табуреточке. Та продавала свежий выпуск «Московского комсомольца». Вот это было по-русски. Вот это было по-нашему.
Она и сама не знала, с какой целью она купила эту газету, когда все новости можно посмотреть по интернету, или же вспомнив, как оно – читать газету – получить бесплатный выпуск «Metro».
Она помнит, что её привлек слоган газеты и всего концерна: «Актуальность и достоверность – не лозунг, а принцип существования».
«Интересно…»
Она покупала эту газету из принципа. Отучиться в современном мире от пагубного влечения к социальным сетям было практически невозможным, поэтому Лена заставляла себя по утрам читать печатную газету. Так на пятнадцать минут в день она забывала о том, что существует компьютер. Потом, правда, выходила в интернет и, теряя драгоценные минуты, а подчас и большее время, она жадно впивалась в попсовые лозунги, которые кричали о морали, о сексе; давали советы, как нужно любить, добиваться любви и растаптывать её. Все эти лозунги добавлялись друг дружкой на страницы социальных сетей, дабы показать мнимым друзьям – коих было в предостаточном количестве – своё теперешнее переживание, душевный настрой или злость. Те, кто жаждал показать свое отношение к политике и как должно строиться государство, использовали лозунги Конфуция с его идеалогической любовью к справедливому и честному строю в стране. Те, кто являлись борцами за мир во всем мире, перетаскивали на свои странички картинки и подписи к ним от Лао-цзы – покровителя покоя и любви к любому животному и растению. Те, кто предавался мечтаниям о любви, цитировали Ницше.
Так, листая растворяющие сознание лозунги и периодически останавливаясь на интересной новости, Лена вышла на статью о Жеребцове – предпринимателе, чьи средства не помогли избежать тюрьмы, и которого «обжёвывали» местные журналисты, раскапывая прошлое богатого человека.
Она вспомнила, что Алексей упоминал о некоем Жеребцове, его любовнице и тюрьме.
«Каково было сидеть в тюрьме имеющим ещё недавно все дары жизни? А ещё и семью, которая и так страдает, что отец в тюрьме – так нужно подсыпать пуд соли – заговорить о его любовнице, история которой датируется многолетней давностью».
Открылась дверь, и в проёме возникли белые ромашки, сотня белых ромашек – любимых Лениных цветов. За ромашками появился Алексей. Со смущённой улыбкой он вошёл в прихожую, держа в руке квадратную жёлтую коробочку с коричневым игривым бантом.
А внутри лежала золотая подвеска с камнями, похожими на рубины.
35.
– Я знаю, какое наказание положено за дезертирство, милорд.
Я не боюсь умереть.
– Не побоишься и жить, я надеюсь.
Джордж Мартин «Игра престолов»
Было страшно.
Казалось, из под кровати сейчас появится чья-то рука и схватит своей костлявой кистью.
Где-то там внизу развернулся целый мир: пыльный, серый и наполненный печалью. Туда попадают те, кто не справляется с подкроватным монстром, кто слаб духом и смиряется с горем.
«Но даже если я преодолею кровать, то остается ещё шкаф».
Дверцы шкафа могут открыться в любой момент и летающие дементоры (8) схватят, высосут храбрость и силу… и тоже заберут с собой. Потом будет дверь. С ней надо возиться. Её просто так не открыть. Какой смысл с ней связываться?
Даже если удастся её открыть, лестничные ступеньки выдадут своим потрескиванием.
А картины?
Те, кто в них живут, наверняка заодно с хозяином. Они загорлапанят так громко, что тот проснётся. А ведь надо ещё ввести код, чтобы выйти наружу…
Нет. Надо было бежать через окно.
Пока тот спит…
***
Окна были деревянные. Никитка видел, как такие открываются снизу вверх. Нужно было только поднатужиться. Защёлку нужно было приподнять, и тянуть стеклопакет вверх.
С ней он провозился минут пять. Та никак не выходила из отверстия, да и страх, что в комнату сейчас войдут, был настолько силён, что голова то и дело поворачивалась в сторону двери.
Но помимо скрипучей задвижки, нехотя выскальзывающей из детских ручек, никакого постороннего шума не было. В доме все спали. На улице стояла кромешная тьма.
При мысли о ней юного беглеца кидало в дрожь. Но куда страшнее было не видеть маму и папу и не знать, что его похитителю придёт в голову в следующий раз.
Когда задвижка поддалась и стремительно скользнула вверх, Никитка прижался к холодному стеклу всем телом и потащил его также вверх. На его удивление стекло не заскрипело.
Неловкими движениями мальчик открыл было окно до конца, когда вдруг услышал шаги на лестнице.
Инстинкт закричал:
ЛЕЗЬ!
ПРОТИСКИВАЙСЯ!
И он поддался. Через ту щель, через которую не пробрался бы ни один взрослый, ребёнок пролез.
Дальше было ещё страшнее. Всё время казалось, что спотыкаешься, чтобы упасть. Что вот-вот разобьешься насмерть. На самом же деле черепица, служившая крышей, останавливала неуклюжие перелазы маленького мальчика и тот, наоборот, удерживал равновесие.