В Каталонию

Последний суховато улыбнулся, и Анна немного опешила, пытаясь разгадать его реакцию.

То ли он всегда так сухо растягивал губные мышцы, то ли разочаровался в первом свидании и признал её опоздание неприличным. Хотя Анна опоздала совершенно ненамеренно, и предшествующие этому моменту двадцать минут она с чрезвычайно не свойственной ей скоростью изучала кафельные стены туалета местной клиники.

Аня там разыгрывала чокнутую любительницу кошек и разводила в неположенные стороны свои голубые зеркала души, намереваясь казаться неадекватной.

– Жалобы есть? – произнес врач сухо и тихо, оторвавшись от мнимого косоглазия юной пациентки в длинном до пола сером платье, подъеденном молью.

– Руки болят, – прошепелявила девушка.

Ногти она неаккуратно подстригла и для пущего эффекта покусала кутикулу, так как при онихофагии так сбрасывают напряжение. На свидание с таким юродивым нюансом она появиться не могла, поэтому позже надела ажурные перчатки, под стать модному блейзеру с тонкими лацканами.

– Так не грызите их, дорогая, – всё с тем же спокойствием произнес врач. В вашем возрасте суставы у вас болеть не должны, да и работайте больше руками.

Займитесь рукоделием, постругайте капусту…

От последнего совета Анна съежилась, представив себя в переднике и набросив портретно несколько жировых складок для придания образа домохозяйки.

«Жировые складки» и сейчас были на ней. Она приобрела их в магазинчике с незамысловатым названием «Fancy shop» близ МКАДа. Неудивительно, что доктор советовал ей такие занятия, потому что, судя по её внешнему виду, ей больше ничего не полагалось, кроме как строгания капусты. А как ещё она должна была выглядеть, чтобы придать своей роли задрипанности и не веселости?

Притвориться психически неадекватной было просто необходимо для выписки психотропного препарата.

Знакомый профессор вряд ли доверился бы ей и в этот раз. Повторное обращение за октаболлином может вызвать подозрения, которые ей были ни к чему. Конечно, врач мог бы прописать и что-нибудь другое, но по всей теории вероятности это было бы аналогичного спектра лекарство.

Подсыпать его, предварительно раздавив обычной столовой ложкой, Анна намеревалась вначале дома у Лукенко. Вероятность того, что он пригласит её к себе домой, была невелика, но Аня постаралась на славу, потратив ещё десять минут на преображение в больничном туалете. Парик с проседью и отвратным прямым пробором она выбросила, вспомнив, правда, о нём уже на пороге кафе. Благо, в засоренной мусорке ещё было достаточно места.

– Я дико извиняюсь, – прощебетала она, ещё не до конца отдышавшись – но такси задержалось из-за пробок.

Анну охватил тот самый сладковато-свежий букет мастера-химика, сочинившего столь возбуждающий оттеночный аромат знакомого, но неизведанного ею мужчины. К набежавшему от быстрой ходьбы жару прибавился другой – щемящий и приятный, сравнимый лишь только с желанием прикоснуться к красивому телу. Именно об этом Анна сейчас подумала, вообразив себе Андрея без рубашки. Она даже готова была подсыпать ему галлюциноген только после того, как посмотрит на него… Конечно, он мог бы и не пригласить к себе на огонёк, но если он взбрыкнёт, на этот случай Анна включит свое фирменное обаяние и даст почувствовать афродизиак в области шеи, приблизившись поближе. И тогда он не сможет отказаться.

«Пригласил же он её в это кафе! С явным намеком с её стороны, конечно, но пригласил же! А раз так, то дело остается за малым.

Презентация начнется завтра в десять. Это случится через 17 часов.

Неприлично много времени, чтобы поиграть…»

9.

Кто заражён страхом болезни, тот уже заражён болезнью страха.

Мишель Монтень

Катя Шемякина вышла во двор и уныло огляделась по сторонам. Машины заполонили все тротуары и парковочные места, давя на российские узкие дворики, близлежащие школы и детские сады. Она прошлась от одной линейки автомобилей к другой, щурясь от утреннего солнца нового дня.

Она искала глазами черный «Pejout» соседа, замеченный ею накануне похода в клинику. Мест для стоянки в конце рабочего дня не наблюдалось, и, видимо, поэтому он поставил своего «французского пони», как называла его Катя, на небольшой кусок газона со стремящейся за весной и солнцем зелёной травой. Но обойдя на всякий случай сначала законные парковочные разметки и вернувшись к тому самому кусочку жизни, она заметила лишь примятый прямоугольник жухлой растительности с пробивающимся к солнцу клевером. Видимо, Георгий (так звали соседа) уехал на работу раньше, чем обычно и поэтому ей придётся ехать на автобусе в такую аномальную для мая жару.

Георгий никогда не отказывал Катерине подвезти её по дороге до метро.

Да и муж не ревновал, предполагая отсутствие основания для этого.

А именно – Жорин возраст, который, как ему казалось, никогда бы не привлёк его жену. Георгию было 55. Пять лет – и заслуженная пенсия лежала бы в его кармане.

Да и нарушать непопранное правило верного мужа Георгию не хотелось, так как он сам был женат. Просто он всегда отвозил Катю до метро. Так сложилось. А она, в свою очередь, никогда не опаздывала к отправлению «французского пони».

Но сегодня она пойдёт пешком…

***

Вдоль длинного больничного коридора тянулись пупырчатые от шпатлевки стены бледно-розового цвета, который, на самом деле, при первичной покраске оказался сиреневым и ввиду непритязательного вкуса районной управы был «очищен» колорантом.

Вдоль стен крепились сваренные друг с другом черные стулья – по шесть с каждого ряда со стоящими возле каждого шестого маленьким стеклянным журнальным столиком, на котором валялась разного вида реклама, в основном связанная с гинекологией и перемешивающаяся с лифлетами, кричащими названием «Ваша печень в наших руках», несмотря на то что отделение было пульмонологическое, а не терапевтическое.

Да и запах стоял традиционный для стоматологии и хирургии – карболка, хлорка и что-то ещё. Это «что-то ещё» не нравилось Кате больше всего. Было в этом запахе что-то отталкивающее, наводящее на ощущение брезгливости при посещении больниц. Так пахло и в зубном кабинете её детских воспоминаний, и в оздоровительном лагере в момент подгорания картофеля в столовой.

Странно, что она припомнила сейчас именно тот запах. Странным было и то, что здесь вообще чем-то пахло. Операционные находились не здесь, да и столовой здесь не должно было быть. Она находилась в стационаре, в другом корпусе.

Катя уныло листала «Робинзона Крузо», которого она взяла с собой, дабы убить время в больничном коридоре. Она обещала дочитать его в отпуске.

Специально купила Д. Дефо как автора классического представления необитаемого острова, с которым она сравнивала набитый бухточками греческий Крит. Она не дочитала сто страниц. Именно столько ей не хватило для того, чтобы выяснить, что станет с Пятницей и вернётся ли Робинзон в далёкий Йорк.

Но сейчас читать оказалось сложным. Так как сосредоточенность мыслей была довольно-таки рассеянной. Когда у тебя приём зубного врача, ты боишься боли, но знаешь, что чёртов зуб залечат или вырвут, и боль пройдет. Такая же ситуация со сломанной конечностью. Болит, зараза, но пройдёт время, и косточки соединятся друг с другом. Иная ситуация, когда у тебя сводит дыхание в общественном транспорте, и ухватиться даже не за кого. Стесняешься этого и маниакально проглатываешь воздух, надеясь, что вот-вот станет легче дышать. Спасает сальбутамол, но действие его заканчивается, и ты снова активно рыщешь в своей сумочке, пугая расширенными глазами и хриплым дыханием окружающих.

Катя не рассказывала о приступах Виктору. Не хотела его пугать прежде, чем поставят диагноз. Начиталась в интернете, что прерывистое дыхание может быть связано с нервным возбуждением и скоро само собой восстановится.