Страница 84 из 100
– Ты стоишь таких бешеных денег, – отвечала она с ироничной улыбкой; лаская, она слегка касалась его щеки изнанкой ладони, – и поцеловать тебя, право, всё равно что украсть у кого-то миллион. Прямо из кармана.
– Я расточителен! Я бессовестно расточителен… – шептал он со смехом, притягивая ее к себе, околдовывая близким тёплым ароматом кожи.
И был поцелуй. Да такой, что тайные счета всех присутствующих миллионеров опустели бы в одночасье, так и не собрав необходимой суммы… Все богатства мира потерпели бы фиаско, вздумай они тягаться с этим торопливо-жадным поцелуем за шкафом, ведь всякое сколачивание состояния – есть лишь погоня за неуловимым мигом личного триумфа, осознания своей самости, цельности, власти и свободы – а сложившаяся любовь способна дать человеку всё это сразу, да еще и более ярком, красочном воплощении – так решено природой – любовь абсолютно самодостаточна – и потому подростки, самозабвенно целующиеся на пляже, на самом деле гораздо счастливее многих капиталистов.
Рация Эдит сердито зашипела, встревоженный голос коллеги сообщил, что скорая приехала, а пациентки нет…
– О, чёрт, – сказала Эдит.
И оба рассмеялись. Им было нисколько не жалко для бессовестной мошенницы Аллис Руэл обретенной ею свободы; даже если бы она сейчас пришла к ним и попросила бы их помочь ей сбежать, они бы, верно, помогли – так немыслимо щедры были в эту секунду их души, озаренные счастьем…
Ещё несколько мгновений они стояли за шкафом, повернув друг к другу лица, ясные, как солнечные зайчики, как распустившиеся соцветья, и улыбались.
В дальнем конце коридора послышался стук быстрых шагов.
– Ну вот и все, – вздохнула Эдит, – надо работать.
Она отстранилась решительно, плавным, но не допускающим возражений движением. Оправила пиджак, блузку; лицо ее снова стало непроницаемым, строгим – прекрасный цветок закрылся, снова превратившись в тугой неприглядный бутон.
Она вышла из закутка и энергичными шагами направилась навстречу коллегам. Малколм ждал, что Эдит хотя бы оглянется в последний раз, но этого не произошло.
ГЛАВА 16
Саймон Сайгон был мудр от природы, с раннего детства в нём обнаруживалось поразительное житейское чутье; он проникал в суть событий почти не задумываясь, интуитивно, легко разбирался в людях и в отношениях: во многом он оказался гораздо дальновиднее Онки, он понял сразу, что между ними ещё давно, возможно, в детстве, или чуть позже, возникла какая-то связь, гораздо более глубокая и древняя, чем они сами, и она, эта связь, уже ничем не может быть расторгнута, и способна стать для них как самой большой радостью, так и самым большим несчастьем.
Отчего же эта таинственная связь избрала именно их двоих, предназначив друг другу, таких непримиримо разных, несопоставимых настолько, что почти при каждом разговоре, они бесполезно и намертво задевали друг друга зубцами слов, идеалов, принципов, точно неподходящие резьбой шестерни?..
Тщета их ссор и расставаний воспринималась Саймоном вполне естественно, он только вздыхал и прикидывал, спустя какое время она снова приедет, в отличие от Онки, которая после каждой размолвки горячо клялась самой себе никогда больше не возвращаться.
Она имела возможность приезжать в Норд и уезжать, когда ей вздумается – в качестве благодарности за самоотверженное служение общему делу организация подарила ей автомобиль, старенький, правда, но ещё на ходу.
Что касается заработков, то денег при Онки почти никогда не бывало; она едва наскребала мелочи, чтобы оплатить счет в мороженице, куда приглашала Саймона.
– Думай о будущем, – укорил он её в неведомо какой уже раз, – тебе нужно найти хорошую работу.
– У меня есть работа, – ответила Онки, недовольно хмурясь. Больше всего она не любила говорить с Саймоном о будущем – на эту тему они ссорились размашистее и злее обыкновенного, – я общественно-политическая активистка. Очень важная и нужная деятельность, к твоему сведению. Мы помогаем реальным людям решать реальные проблемы. В ближайшее время планируется открыть антикоррупционное направление в нашей организации, я его возглавлю, это уже решено, потом мы создадим свою партию, я уже придумала как она будет называться – «Правда народа»…
– Но ведь официально ты безработная, – прозаично оборвал Саймон высокий полёт мысли.
Диплом Онки защитила досрочно и теперь занималась практически только делами «ЦветкаДружбы», изредка подхалтуривая на складе или на стройке.
– Не тебя меня укорять, – отозвалась она запальчиво, – мужчины вообще могут не думать о труде, если нашёл умную денежную бабу, желательно с недвижимостью – всё, считай, устроен.
– Вот именно, – заметил Саймон с грустной иронией, – недвижимости у тебя как раз нет.
– А на кой она? – по-детски просияв лицом, удивилась Онки, – я пока не вижу прямой необходимости ее приобретать, у меня всегда была какая-никакая крыша над головой, сначала я жила здесь, потом в общаге, а теперь я сплю на раскладушке в офисе нашей организации. Это очень даже удобно: когда слишком много работы, жалко времени на всё, и на сон, и на перекусы, а уж тем более на дорогу туда-сюда в набитом метро, и будь у меня квартира, я бы, скорей, даже страдала, чем радовалась этому…
– Но не может же так продолжаться до бесконечности? Ведь однажды ты захочешь завести семью…
– Я пока не думала об этом.
Саймон прикусил губку.
– Мне казалось вполне естественным, что наши отношения со временем как-нибудь определятся…
Онки оборвала его:
– Куда им определяться? Ты даже поцеловать себя как следует не разрешаешь…
– Вот именно поэтому и не разрешаю. Я не уверен в наших отношениях, я даже не знаю, как их назвать. Дружеские? Приятельские? Какие?
Онки устало махнула рукой, она почувствовала уже, что это один из тех разговоров, которые обычно приводят к ссоре. Ей хотелось сейчас уйти, нужно было завершить кое-какие дела, разослать письма, проглядеть несколько документов. Объяснения с Саймоном всегда очень сильно выматывали её, выбивали из рабочей колеи.
– Я не буду больше с тобой встречаться. Не приезжай. – Выпалил он, отвернувшись.
Она видела его в профиль – плавно выпуклую длинную линию лба, немного крупнее обычного нос с точеным кончиком, ниточку поджатых губ. И в груди у неё кольнуло испуганно, сиротливо. Именно в этот момент Онки почувствовала, что происходящее между нею и Саймоном не затянувшаяся игра, не сон, но жизнь, и она требует настоящего деятельного участия, такого же, как и работа, а не небрежных мазков, касаний мимоходом, какие ей до сих пор доставались.
– Саймон, – она шагнула вперёд, развернула юношу к себе, трепетно заключила между ладонями его прохладные, сервизно изящные пальчики, – я люблю тебя.
Он едва ощутимо вздрогнул, попытался высвободить руку, но нерешительно, слабо. Справившись с собой, поднял на неё глаза. Взглянул строго.