Страница 75 из 100
Не придумав ничего лучше, она назвала единственный известный ей признак адресата, впопыхах Тати забыла даже сказать ей имя…
– Есть такой у нас, – ответил старик, повернув к Рите ласково и хитро улыбающееся лицо, – а что у вас за дело, красавица?
– Посылка ему пришла… – ответила она и густо покраснела.
Перед тем как войти во двор, Рита снова накрыла девочку крышкой. На всякий случай.
– Он в доме, – сказал старик, – стряпает, наверное, пойди постучи, не стесняйся.
Она послушно поднялась на крыльцо и несколько раз ударила костяшками пальцев по сухому растрескавшемуся дереву в остатках краски.
Через несколько мгновений бедную дощатую дверь открыли изнутри.
Рита застыла, крепко прижав к себе коробку…
На пороге стоял Алан в ситцевом кухонном переднике…
Трудно передать словами то, что происходило между двумя стоящими на крыльце людьми в течении следующей минуты. Ни одной фразы не было произнесено – это был диалог лиц, что меняли краски подобно извлеченным из горна кускам остывающего металла, скоро, неуловимо; это была напряженная дуэль взглядов, устремленных навстречу, в глубине их рождались и гасли вспышки эмоций, словно огни фейерверка.
Рита протянула Алану коробку с девочкой. Когда он принимал её, пальцы их случайно соприкоснулись, и Рита вздрогнула, будто от отвращения, губы её болезненно дернулись и плотно сжались.
Алан опустил свои роскошные ресницы. Она отвернулась и, больше не взглянув на него, быстро спустилась с крыльца.
Закат бил Рите в глаза, швырял снопы расплавленного золота ей под ноги. Всё неожиданно предстало перед нею в новом, жестоком и страшном свете. И этот ребенок в коробке, потрясающий в воздухе крохотными розовыми кулачонками, и та далекая жаркая ночь, вся сотканная и криков цикад и тонкого кружева скользящих теней, и приоткрытая дверь в соседнюю комнату, и жалобно-сладкий стон Тати в тишине…
Оставшись наедине с коробкой, Алан долго ещё не мог прийти в себя. Он стоял, не двигаясь с места, и тупо смотрел в пространство. Неизвестно, как долго продолжалось бы его оцепенение – он думал о Рите и о той боли, которую, очевидно, причинил ей – но девочка проснулась и, беспокойно завертев головой, выронила соску, захныкала… Опомнившись, юный отец машинально вернул соску в крошечный ротик. Но ребенок снова вытолкнул её и принялся тоскливо, по-чаячьи покрикивать.
– Он проголодался, – заключил возникший за спиной Алана старик, – сходи к фельдшеру, попроси у него немного высокопитательной смеси для младенцев.
Алан покорно поставил коробку на стол и направился к двери, избегая смотреть на старика.
– Это ведь белокурая из усадьбы у озера тебя наградила, верно? – спросил он.
Алан не видел лица своего приемного отца, но уловив в его голосе улыбку, испытал облегчение. Он не сердится, значит, всё будет хорошо.
– А она красивая, – старик подошёл сзади и ласково положил руку на плечо юноши, – я бы и сам, наверное, перед нею не устоял.
Алан взглянул на него со смущенно-благодарной улыбкой.
– Иди-иди, давай, с младенцем теперь мух не половишь, – пристрожил его старик, – торопись, он совсем голодный.
–
Произведя на свет дочь, уже на следующий день капитан Казарова значительно окрепла и приободрилась; она с удвоенным рвением приступила к исполнению своих ежедневных обязанностей, впервые за долгое время появилась после обеда в офицерской, как и в прежние времена безупречная, подтянутая, в своём собственном кителе и брюках, ловко прихваченных ремешком на завидно стройной талии. Кое-кто, вероятно, смекнул, в чём было дело, но не отважился высказать свои предположения. Девочки по большей части просто радовались возвращению прежней Тати, горячо любимого ими командира.
Во всем расположении лишь один единственный человек доподлинно знал всю правду, но именно он ни за что на свете не стал бы кивать на какие бы то ни было догадки, не только из благородства, конечно, скорее даже потому, что всякое обсуждение данной темы причиняло этому человеку невыносимые страдания, и, если в казарме начинали хихикать или сплетничать по этому поводу, Рита всякий раз нервно поджимала губы, будто её ударили по щеке, и спешила куда-нибудь уйти.
Произошедшие в ней перемены не укрылись от глаз девочек, с которыми сержант Шустова общалась достаточно близко, но они, как ни старались, не могли найти этим переменам разумного объяснения, поскольку за Ритой не водилось привычки держать сослуживиц в курсе своей личной жизни. О многом могла бы догадаться старший сержант Кребс, что некогда подарила ей несчастливую булавку для помолвки, но у неё как раз в это время на другом фронте погибла сестра, с которой она переписывалась, и ей было не до сплетен.
Поскольку пища для раздумий над Ритиной жизнью оказалась не слишком густа, разговоры о ней среди подруг очень скоро стихли, и новую Риту с её упрямой молчаливостью, мрачной сосредоточенностью и нервической твердостью просто приняли как данность. Главную перемену, однако, отметил даже офицерский состав.
Сержант Шустова и прежде проявляла отвагу и решительность в боях, но в последнее время она стала показывать просто чудеса героизма. Ей удавалось вытащить из-под неприятельского огня боевые машины даже тогда, когда это казалось невозможным. Рита делала безумно рискованные перебежки между залпами орудий неприятельских роботов, чтобы подобраться как можно ближе к ним, без страховки взбиралась на невысокие скалы с хорошим обзором, чтобы из снайперской винтовки выбивать камеры и микросхемы, стреляла с вертолёта, повиснув над бездной на тонком тросе – словом вела себя как каскадеры на съемках кассовых боевиков, с той только разницей, что всё это было по-настоящему и нигде никто не подстилал ей матов для мягкого приземления.
– Я диву на тебя даюсь, – сказала ей как-то соседка по койке, Марья, – ты такая смелая стала, пусть зуб у меня выпадет, если тебя в этом сезоне не представят к награде…
– Да? – спросила Рита мрачно, со своей теперь вошедшей в обыкновение небрежной хрипотцой в голосе, – пусть представляют, мне-то что…
– Как что?! – изумленно взвилась Марья, – ты разве не хочешь? Это же классно, красивая церемония, всё такое, полковник Мак-Лун лично приедет, чтобы приколоть к твоей гимнастерке Крест, а может, даже и леди Маршал…
Рита пожала плечами; она с размаху легла на застеленную койку, утонув в подушке, лежащей поверх клетчатого покрывала, и взяла в руки книгу.
– Пусть хоть сама Президент. Мне всё равно. – Отозвалась она, не отрывая взгляда от страницы.
– Странная ты какая… – обиделась Марья, – зачем же ты тогда так безрассудно рискуешь? Ради чего? Откуда-то ведь берётся в тебе эта смелость?
Рита перевела прозвучавшие вопросы в статус риторических, не удостоив их ответом.
–
Капитан Казарова всё-таки позвонила полковнику Мак-Лун с просьбой прислать ей обещанный ящик молочной смеси. Доставить же его по адресу, несмотря на обилие срочных дел, она решила лично. Тати понимала, что этим поощряет свою зарождающуюся привязанность к Алану, которой она не хотела, по-прежнему надеясь после войны сделать более выгодную партию; но отказать себе она не могла – велела снарядить вертолёт и полетела в горы.