Страница 51 из 62
Передатчик был таким большим, что мог работать на любой частоте, начиная с самых длинных волн и кончая самыми короткими. Мне понадобилось всего две минуты, чтобы связаться с СРФХ. Станция была круглый год занята днем и ночью. Действительно удачно, что преступники дали мне в руки такой прекрасный прибор.
Сью Кирксайд вернулась до того, как я начал говорить. В общей сложности я провел за микрофоном десять минут. За исключением кодовых имен и координат, я все время говорил открытым текстом. Я вынужден был пойти на это, поскольку под рукой не было шифровальной книги, да и время поджимало. Говорил я медленно и отчетливо. Дал точные указания относительно позиции использованной радиочастоты и детально описал расположение замка Дюб-Скейр. Напоследок поинтересовался, не случилось ли чего-нибудь в этом районе за последние часы. Я не повторился ни разу, так как мой разговор все равно записывался на пленку, и не добрался и до середины, когда глаза Сьюзен исчезли за светлыми прядями волос. И у Гарри был такой вид, словно он был не в себе.
Наконец я закончил передачу, поставил передатчик на старую волну и поднялся.
— Ну вот, кажется, и все, — сказал я. — Теперь я исчезаю.
— Что? Что вы сделаете теперь? — Она посмотрела на меня серо-голубыми глазами, в которых удивление сменилось ужасом. — Вы уходите и оставляете меня одну?
— Да, ухожу. Или вы думаете, что я останусь в этом проклятом замке хоть на минуту больше, чем нужно? Если так, то вы действительно сошли с ума. Я и так пробыл здесь достаточно, и мне вовсе не хочется ошиваться здесь во время смены часовых или когда рабочие вернутся с морского дна.
— Рабочие вернутся с морского дна? Что вы имеете в виду?
— Не будем об этом. — Я совершенно забыл, что она не подозревала, чем занимались наши друзья в действительности. — Калверт едет домой.
— У вас же есть пистолет! — вскричала она в бешенстве. — Вы могли бы… могли бы взять их в плен…
— Кого? — поинтересовался я.
— Часовых. Они на втором этаже. Спят.
— Сколько их?
— Восемь или девять. Точно не знаю.
— Восемь или девять, но точно не знаете. Вы думаете, что я супермен? Посторонитесь. Или вы хотите, чтобы меня убили. И прошу вас, Сьюзен, никому ничего не рассказывайте. Даже отцу. Конечно, если еще собираетесь предстать с Джонни перед алтарем. Поняли меня?
Она положила руку на мое плечо и сказала спокойно, но со скрытым страхом:
— Но вы ведь можете взять меня с собой?
— Мог бы… Да, мог бы, но тогда все нарушится. Если я хоть раз выстрелю в тех, спящих наверху, я все испорчу. Успеха можно достичь только в том случае, если люди не узнают, что здесь сегодня ночью кто-то побывал. Если у них возникнет хоть малейшее подозрение, то они сразу, как говорится, упакуют чемоданы и испарятся. Прямо этой ночью. А я ничего не могу предпринять до завтрашнего вечера. Надеюсь, вы хорошо понимаете, что они не уйдут отсюда, не убив предварительно людей в подвале? В том числе, разумеется, и вашего отца. А потом сделают остановку в Торбее и удостоверятся в том, что вахмистр Макдональд никогда не сможет против них выступить. Хотите, чтобы все это случилось, Сьюзен? Да будет Господь Бог свидетелем, что мне очень хотелось бы вызволить вас отсюда. В конце концов, я ведь не из цемента, но если я уведу вас отсюда, то это станет для них чем-то вроде сигнала тревоги и нарушит мои планы. Понимаете? Ведь когда эти люди вернутся и увидят, что вас нет, то у них в голове будет одна мысль: наша маленькая Сью покинула остров. Ну, надеюсь, поняли, почему вам нельзя исчезнуть?
— Хорошо. — Она сказала это совершенно спокойно. — Но вы кое-чего не учли.
— Я ведь старый склеротик. Что же это я забыл?
— Гарри! Его все равно хватятся. Как пить дать. А вы не сможете его оставить, иначе он все расскажет.
— Да, хватятся. Так же, как и часового у ворот, с которым я тоже расправился. — Сьюзен широко раскрыла глаза, но я засучил рукав и, взяв принесенную бритву, сделал на верхней части руки неглубокий порез. Я не собирался проливать много крови, так как был убежден, что она мне еще понадобится. Я выпустил ее ровно столько, чтобы испачкать с обеих сторон штык на пару дюймов. Потом я указал на лейкопластырь, и она покорно заклеила порез. Я опустил рукав, и мы отправились. Впереди — с бутылкой виски и фонарем Сьюзен, затем Гарри, которого я подталкивал сзади ружьем. Когда мы добрались до холла, я вернулся и закрыл дверь своей отмычкой.
Дождь перестал, и ветер поутих. Зато туман стал гуще, к тому же похолодало. Бабье лето на плоскогорье во всей красе!
Мы прошли по двору до того места, где я оставил штык. Теперь я не боялся пользоваться фонариком. Но говорили мы тихо. Я осторожно отклеил лейкопластырь. Все равно часовой, обозревающий окрестности в ночной бинокль, в такой туман не смог бы различить ничего в пяти ярдах от себя. Зато звуки в тумане разносятся довольно своеобразно. Они могут звучать приглушенно, искаженно, а иногда с непостижимой четкостью слышны на больших расстояниях. Кроме того, я посчитал, что рисковать теперь нельзя.
Я нашел штык и приказал Гарри лечь на землю лицом вниз. Если бы я оставил парня стоять, у него, чего доброго, могло возникнуть искушение столкнуть меня с утеса. Потом я примял в нескольких местах траву, истыкал ее штыком и так вонзил его в землю, что ружье часового встало дулом вниз. Ружье Гарри я положил, чтобы испачканный кровью штык не касался земли и чтобы кровь с него не смогла стечь в сырую траву. Расплескав виски, я поставил бутылку, в которой еще оставалось немного спиртного, неподалеку от штыка. После чего повернулся к Сьюзен и спросил:
— Как вы думаете, что здесь произошло?
— Картина довольно ясная. Оба были пьяны, о чем-то поспорили, схватились друг с другом и свалились с утеса, примяв траву.
— А вы что-нибудь слышали?
— О да! Два человека о чем-то спорили в холле; я вышла на лестницу, когда они буквально рычали друг на друга. Один приказывал Гарри вернуться на пост, а Гарри отвечал, что и не подумает и что он решит сейчас этот вопрос по-своему. Потом я скажу, что оба были невменяемы и что я не в состоянии передать выражения, которыми они изъяснялись. Позднее я слышала, как они пошли через двор, продолжая спорить.
— Вот и хорошо, девочка. Именно так все и было.
Сьюзен проводила нас до того места, где лежал связанный часовой. Он еще дышал. Оставшейся веревкой я связал их с Гарри таким образом, чтобы они могли двигаться. Другой конец ее я держал сам. Руки у них были за спиной, и на крутых уступах они могли балансировать с огромным трудом. Но я надеялся, что смогу их удержать, если один из них поскользнется или потеряет равновесие. И не стал обвязываться веревкой, как альпинисты, на случай, если они захотят бежать. Я повернулся к Сьюзен.
— Благодарю вас, Сью, за помощь. И не принимайте сегодня снотворного. Покажется странным, если вы проспите до полудня.
— Я вообще хотела бы проснуться только послезавтра утром. Но вы можете положиться на меня, мистер Калверт. Думаю, что теперь все будет в порядке. — И добавила после паузы: — Если бы вы захотели, то могли бы просто столкнуть с утеса этих двух мерзавцев, не правда ли? Но вы ведь этого не сделаете. Вы могли бы поранить руку Гарри, а не свою… Я прошу вас простить меня за все то, что я вам наговорила, мистер Калверт… Я имею в виду то, что вы ужасный человек. Вы делаете только то, что должны. — И опять после небольшой паузы: — Мне кажется, вы великолепный человек.
— На прощание все так говорят, — ответил я, обращаясь к самому себе, ибо она уже исчезла в тумане. И мне хотелось думать о себе так, как думают обо мне другие. Сам-то я отнюдь не чувствовал себя великолепным: я устал как собака и к тому же был чрезвычайно озабочен, зная, что даже при наилучшем планировании всегда найдутся детали, которые нельзя предусмотреть. А если учесть, как развивались события последних суток, то я не дал бы и пенни за весь мой продуманный план… Пока он не претворится в жизнь. Мои заботы и волнения немного отошли на задний план, когда я дал своим пленникам хорошего пинка и поднял их на ноги.