Хрупкий лед

— А, давай, — улыбнулась она, вновь прикрыв веки из-за накатывающей новой волной усталости.

Захотелось и Валере дать эту поддержку. Часть тревоги и волнения любимого взять на себя. Подарить ему то, о чем Валера столько мечтал. Мало ли, когда и как оно все сложится с ЗАГСом? Когда ее отпустят — не представляла, как и то, успеют ли до назначенной даты? Вдруг, придется переносить…

А Настя в этот момент поняла, что очень хочет быть его женой — и перед людьми, и перед Богом. Морочила голову и себе, и любимому человеку столько лет. Боялась непонятно чего, стеснялась… А оно все настолько ненадежно вдруг оказалось! Настолько мимолетно. И гарантии нет. Никто не дает. Ни в чем, а она все искала каких-то подтверждений. И для чего еще и своими руками, своими глупыми страхами и решениями усложнять все настолько? В этот момент ей настолько глупым все показалось… Все страхи и опасения такими мелкими вдруг привиделись от понимания, как много имела, а не до конца ценила. Даже принижала их отношения своими сомнениям и комплексами, по сути.

— Егоза? — впервые в его голосе такую растерянность слышала. — Ты уверена?

Вновь открыла глаза. Теперь Валера смотрел на нее с оторопью.

— Да, любимый. Да, — могла бы, рассмеялась бы.

А так — только слабо улыбнулась, поняв, что все силы закончились.

Совсем-совсем.

— Давай, я сейчас посплю немного, — устало опустив веки, тем не менее, уверенно заявила она. — А ты со священником решишь. А как только выпишут — и в ЗАГСе распишемся. Прости, что столько лет глупостями тебя мучила… — с трудом приоткрыла один глаз.

Два уже не осилила.

Валера наклонился и тесно, плотно прижался к ее щеке лицом. Опустил голову на подушку рядом с Настей. И даже не сказал ничего — осторожно и нежно поцеловал пальцы на ее руке. Прижался губами к щеке, уголку рта… И это было настолько выразительно, так многогранно! Его чувства и эмоции просто-таки висели в воздухе, окутали ее. Слова — лишние. И так — все ясно.

О том, что все эти дни в палате находился еще и Сашка, Настя узнала, проснувшись в следующий раз. Валеры рядом не было, когда она открыла глаза. Это заставило ее беспокойно закрутить головой и попытаться приподняться.

— Подожди, там кровать поднимается, — голос Сашки прозвучал совершенно неожиданно для нее, заставив замереть и скосить глаза.

Тут в поле зрения появился и сам Верещагин. Подошел, нажал что-то на боковой панели кровати. Изголовье действительно приподнялось, открыв ей больший обзор на палату.

— Вот, — Саша передернул плечами и немного отошел.

Он тоже выглядел уставшим и, как и Валера, казалось, не брился все эти дни.

— Спасибо… — неуверенно прошептала Настя.

Верещагин коротко и криво усмехнулся.

— За что? За то, что довел тебя до такого? — саркастично хмыкнул он, как-то опустошенно растерев затылок.

Настя не поняла. И что ответить — не знала. Смотрела на него, не в состоянии сейчас подобрать слова. Честно сказать, она не представляла, что он здесь делает. И ощущала себя как-то странно, неуютно в его присутствии. Вдруг остро почувствовала всю неловкость ситуации и неуместность его нахождения здесь. Стало некомфортно, чего и близко не ощущала в прошлый раз, когда рядом находился Валера. А Верещагин… В общем, странно Насте как-то было, что он около нее, и даже повыше укрыться хотелось. Как-то неловко и неприятно.

Не было того безоговорочного принятия и доверия, спокойствия, как рядом с любимым человеком, на которого в любой ситуации рассчитывать можешь. Себя в любом виде показать, раз уж так жизнь сложилась.

Саша заметил этот ее порыв, кажется. Попытку Насти глубже вдавиться в матрас кровати. Помрачнел лицом и снова растер шею, затылок рукой.

— А где… Валера? — все еще с некоторым трудом, уточнила Настя, когда он так ничего и не сказал.

— Вернется сейчас. Пошел узнавать, что тебе есть можно. Решает этот вопрос с врачами, чтобы обед обеспечить. Он и сам не ел с ночи, по-моему, но вряд ли вспомнит об этом, судя по тому, как было в последние дни, — хмыкнул Верещагин.

И вдруг резко выдохнул:

— Слушай, Настя, прости. Наворотил я дел. Попортил тебе жизнь. Не хотел, правда, — неловко засунув руки в карманы джинсов, неожиданно признался он.

Настя растерялась. Она еще обеспокоена обдумывала, как бы Валеру уговорить поесть? И как отчитать за то, что себя до изнеможения доводит. А тут Саша с каким-то непонятными извинениями. И что он тут делает вообще?

— В смысле? — искренне не поняла Настя, растерянно посмотрев на него.

— Это же из-за меня все так вышло. Вероника эта… — Верещагин передернул плечами. — Она бы тебя не дергала, если бы я не полез. Ты бы под машину не попала… Прости. Искренне не хотел, — Саша посмотрел на нее исподлобья. — Я тебя когда увидел в том Дворце Спорта… Не знаю, даже. Как мозги вырубило, — вдруг начал торопливо и немного путано говорить он. — Показалось, что снова, как тогда, давно — есть что-то между нами. И ты — так открыто меня встретила, казалось, искренне рада… Что моя Стася…

Настя нахмурилась, потеряв нить в его рассуждениях.

— Я была очень рада тебя видеть, Саша. Ты мой друг… Всегда им был. Я гордилась тем, что мы знакомы были.

Он криво улыбнулся. Совсем невесело.

— Да, я теперь понял, что сам запутался, и тебя подставил еще. Знаешь, — Саша отвернулся к окну. — Мама приезжала, пока ты в коме была. Рассказала мне о том, что произошло в прошлом. Про ваш разговор. Да и этот твой тренер… поделился воспоминаниями и мыслями, — Верещагин скосил глаза в ее сторону. — Почему ты мне тогда не сказала про все?

Настя вздохнула. По правде сказать, у нее все еще болела голова. И нога начала ныть. Возможно, прекратило действовать обезболивающее, которое ей вводили? Да и все тело словно бы «ныло». И ей было не совсем понятно, почему Саша именно сейчас решил это все выяснить и узнать.

— Не знаю, Саш. Тогда мне ее слова показались очень убедительными, — Настя облизнула губы, чувствуя усталость, накатывающую на нее. — Да и жизнь все расставила по местам. Ведь ты стал великолепным хоккеистом, как всегда и мечтал, ведь так?

Могла бы, пожала бы плечами. Но тело еще плохо слушалось.

— А ты? — уже вновь в упор глядя на нее, спросил Верещагин.

— А что я? — улыбнулась Настя. — И я счастлива. Жизнь… она идет, Саша. Вперед. Прошлое, оно там, сзади. В него не стоит возвращаться. Мы уже совсем другие. Не только я — ты сам.

— Ты с ним счастлива? С Валерием? — как-то странно глянув на нее, спросил он.

— Очень, — Настя вновь улыбнулась. — Очень счастлива. Я люблю его. И он меня. Правда, помучила его своими комплексами ужасно, — Настя вздохнула, опять поразившись тому, каким несущественным сейчас, на больничной койке, показалось все, что раньше не позволяло любить спокойно.

— А меня… любила тогда? — как-то осторожно и неуверенно спросил Верещагин, заставив Настю еще с большим удивлением посмотреть на него.

— Саша… — Она даже вздохнула. — Любила, конечно. Просто… Это разное совсем, Саш. Не знаю, как сложилось бы все, не будь того разговора с твоей матерью, если бы ты не уехал… Правда, не знаю. Но это… — Она помолчала, пытаясь слова подобрать. Да и дыхание перевести заодно. — Вот ты играл в детстве в секции, много тренировался. Тебе говорили, что играешь хорошо. И ты же играл так… но для того возраста и периода, понимаешь. Это можно сравнить с тем, как ты в НХЛ играл? — спросила Настя, стараясь объяснить то, что чувствовала.

Верещагин растерялся. Но задумался, это было видно.

— Я тогда не умела так любить еще, возможно. Хоть и любила тебя всем сердцем, как мне казалось. И готова была на все… — Настя прикрыла глаза, улыбнувшись тем воспоминаниям. — Не знаю, правда, не знаю, Саш, как бы оно сложилось, будь все иначе. Но оно не сложилось. Жизнь распределила по-своему. Я очень Валеру люблю. Совсем иначе. Глубже, больше… Может, потому, что взрослее стала, понимаю и ценю больше. Да и у нас с ним столько всего за спиной… Простого и сложного, веселого и грустного… День за днем. Это как тебя спросить — любишь ли ты хоккей? Разве ты хоть на секунду усомнишься в ответе? Хоть и всякое бывало на льду. И сейчас ты из игры выпал…