Хрупкий лед

Нет, Настя должна была все обдумать.

— Спасибо, что поговорили со мной, Валерий Федорович. Что просидели тут столько, — она даже не заметила, что ссутулилась и втянула голову в плечи, вновь ощущая себя позабытой всеми девочкой из интерната. — Я понимаю, что тут нельзя. До свиданья.

Не глядя на тренера и не дожидаясь, пока он начнет опять ее убеждать идти домой, она повернулась и пошла по проходу между скамьями к выходу из зала.

— Настя! Стой! — Валерий Федорович резко окликнул ее, заставив Настю вздрогнуть. А потом, не ожидая, пока она обернется или остановится, а может, понимая, что она не сделает этого, в несколько шагов нагнал ее. — Ты ведь не пойдешь домой, да, егоза?

Он остановился так, что Настя никак не могла проскользнуть мимо. И, видя, что она уставилась себе на ноги, к тому же протянул руку и несильно сжал ее плечо, вынудив посмотреть на него. Тренер не выглядел довольным тем, что угадал ее решение. И он точно не одобрял намерение Насти брести «куда глаза глядят». Об этом явно свидетельствовали нахмуренные брови и неодобрительно сжатые губы Валерия Федоровича.

Она не испугалась. Хоть Насте и стало немного стыдно перед тренером. В конце концов, Валерий Федорович был очень хорошим и всегда старался помочь всем своим воспитанникам, в том числе и самой Насте. Но она все равно не могла прислушаться к его словам.

И он будто бы прочитал это все по лицу Насти. Тяжело вздохнув, Валерий Федорович опустошенно взъерошил ладонью свои волосы. И что-то беззвучно пробормотал сквозь сжатые зубы.

— Пошли, — отпустив ее плечо, он вместо этого крепко ухватил ладонь Насти. И сам пошел к выходу, потянув ее за собой.

Но Настя заупрямилась, стараясь освободиться:

— Нет, Валерий Федорович! Нет, не могу я домой, ну поймите!

— Да понял я, что ты готова скорее ночью по улицу шляться, чем домой пойти! — неожиданно сердито огрызнулся тренер. Замолчал, видя ее отчаяние. И еще раз тяжело вздохнул. — Успокойся, егоза. Не буду я тебя силой тащить домой. Но и бродить никуда не пущу. У меня переночуешь, — уже спокойней объяснил он. — И я сам поговорю с твоей бабушкой по телефону, чтобы она не волновалась.

От этого решения Настя растерялась. И смутилась. Но одновременно с этим испытала некоторое облегчение. Она очень нуждалась в передышке, в какой-то паузе. И в поддержке. Блуждание по ночным улицам тут слабо бы помогло, только добавило бы ей усталости и ощущения одиночества. А Валерий Федорович чуть ли не силой дал ей возможность все это получить.

Наверное, стоило бы отказаться, не отягощать тренера своими проблемами еще больше. Но у Насти не хватило для этого душевных сил. И тихо пробормотав «спасибо» она уже без принуждения пошла за ним.

Валерий Федорович жил в двухкомнатной квартире в старом, еще «сталинской постройки» доме, расположенном в двух остановках от дворца спорта. Обстановка там была куда лучше, чем у бабушки Ани, и Настя решила, что это следствие его недавно оборвавшейся спортивной карьеры.

— Проходи, — тренер подтолкнул ее, видя, что Настя замерла на пороге. — Сейчас посмотрим, что у меня на ужин сообразить есть. А ты пока звони бабушке, — распорядился он.

Прошел сам в коридор следом за Настей, быстро переобулся и пошел на кухню.

А Настя так и застыла у вешалки, испытывая какую-то тягучую и тяжелую, смущенную неловкость. Ей вдруг стало так стыдно, что она навязалась Валерию Федоровичу: у человека могли быть планы на вечер, или просто желание отдохнуть, расслабиться. А тут она со своими проблемами, нервами, причудами.

— Настя? — Тренер вновь появился в коридоре и внимательно посмотрел на нее, приподняв брови. — Ты звонишь? — он выразительно глянул на телефон, стоящий на полке в коридоре.

— Да, звоню, — опасаясь еще больше навязываться и мешать Валерию Федоровичу, Настя подошла к телефону и набрала домашний номер.

Как ни странно, но бабушка Аня нормально восприняла известие о том, что Настя сегодня не вернется домой. Конечно, было слышно, что она волнуется и переживает о воспитаннице. Но убедившись, что та у Валерия Федоровича, почувствовала себя спокойней за судьбу приемной внучки. Бабушка Аня была лично знакома с тренером, поскольку несколько раз приходила в секцию с Настей. Да и неплохо знала Эдуарда Альфредовича, поддерживая с ним связь и сейчас, пусть больше по телефону, так как обоим было уже тяжеловато ходить по гостям. А тот всегда хорошо отзывался о своем приемнике и считал его хорошим и честным человеком.

К тому же, как поняла Настя из оговорок, бабушка Аня сделала свои выводы о причинах такого поведения внучки. Очень схожие с выводами Валерия Федоровича вначале сегодняшнего вечера. Она решила, что они с Сашей поссорились и теперь Настя пытается подумать. Второй вывод был не так и далек от истины. А о первом Настя уже не могла спорить. Тем более после того, как бабушка рассказала, что Саша уже раз пять приходил, волнуясь и переживая, куда она подевалась? Уже обошел все обычные места, где можно было бы ее обнаружить. А сейчас — сидит на лавочке перед подъездом, чтобы не пропустить возвращения Насти.

— Ты бы хоть позвонила, поговорила и с ним. Чтобы парень не торчал всю ночь на улице. Чтобы там у вас не стряслось, — со вздохом заметила бабушка. — Хочешь, я его позову?

— Не надо! — Охваченная жгучим чувством стыда и боли из-за того, что доставила столько проблем любимому, она все же не ощущала себя в силах разговаривать с ним. — Я позвоню. Поговорю. Только чуть позже. Пожалуйста, — чуть ли не умоляя, прошептала она в трубку.

Бабушка вздохнула:

— Хорошо, Настасья. Ты уже не маленькая, и надеюсь, знаешь, что делаешь, — заметила она.

Настя не была в этом уверена. Но…

— Не говори ему, где я. Пожалуйста. Это… Это важно, — попросила Настя.

Та пообещала.

Попрощавшись с бабушкой, она зашла на кухню и предложила свою помощь Валерию Федоровичу в приготовлении ужина, чтобы хоть как-то компенсировать все причиненные неудобства. Трапеза вышла нехитрой: вареная гречка, которую тренер решил «обогатить» добавкой жареных яиц, да овощами. А Настя, хоть и еще очень стесняясь, вдруг поняла, что очень, очень проголодалась, ведь с самого утра ничего не ела.

Они поужинали в неловкой и тягучей тишине. Настя первая подхватилась мыть посуду, чтобы занять руки и оправдать свое пребывание здесь. Валерий Федорович попытался ее успокоить, кажется, поняв причины, по которым Настя все время дергалась. Но и сам, наверное, чувствуя себя не очень удобно, с очередным вздохом сдался и, сказав, что найдет ей подушку и одеяло, пошел в комнату.

С парой тарелок оказалось не так и сложно справиться. Быстро покончив с этим, Настя села на табурет, поглощенная все теми же непростыми мыслями, которые владели ею весь этот день. Подперла ладонями подбородок, перевела глаза на окно. И тут подскочила, будто ужаленная. Саша же там, на улице, где-то у них под домом, сидит и ждет ее. Нервничает.

Господи, сколько же она проблем и волнений ему причинила сегодня! А сможет ли объяснить, в чем дело?

Настя не знала. У нее не было секретов от Саши, ни раньше, н теперь. До этого момента.

Стоило ли рассказывать любимому о визите его матери? Имела ли она право войти его жизнь со всеми теми последствиями, о которых говорила тетя Наташа?

Терзаемая этими мыслями, но и не в состоянии дальше мучить любимого, она вновь пошла в коридор и робко взялась за телефон.

Пока бабушка Аня звала Сашу, Насте казалось, что она умрет от страха, волнения и сомнений, таких непривычных и несвойственных их отношениям. У нее ослабели ноги и начало подводить живот. И Настя села на пол, не сумев поднять глаза на Валерия Федоровича, который выглянул в коридор, проверяя, все ли у нее в порядке.

— Стася! — Голос Саши, такой родной и любимый, был полон неподдельной тревоги и волнения. А еще усталости. — Стасечка, солнышко мое, ты где? Куда подевалась? Что случилось? Я тебя целый день ищу. Что с тобой?